Инопланетянка (или: No Fate) (СИ)

– А он вместо этого покажет. И вы сами увидите и поймёте. И – всего лишь за одну ночь…- Снова улыбнулся А Ха.

– Ты представляешь, как это тяжело – всю жизнь маяться, зная, что у тебя здесь непочатый край работы?- С тоской в голосе сказала Ка.

– Ты не будешь об этом знать.- Улыбнулся А Ха.- А завтра займёшься своей работой. Пойдём…

– Ты хочешь сказать…

– Конечно. Я отключу вашу память перед воплощением.

– То есть – мы будем воплощены, как обычные разумы нижних уровней?- В один голос с изумлением воскликнули Ка и Гай. 'Мда… А старик видит уж куда дальше меня… Я только сейчас понял, почему этих двоих он отправил сразу в мир Зе…'- C сожалением подумал А Ха. Вслух же он сухо сказал:

– С полной памятью могут воплощаться только разумы, особо сильные духом, для выполнения строго отведённой им роли и добровольно решившиеся на это.

– Мы добровольно…- Начал было Гай, но А Ха перебил его:

– Вы просто не представляете себе трудностей такого воплощения…- уже почти официально сказал он.- Обычно так воплощается только Ум Саах, да и то – в виде копии, а не основы… А потом осторожно вбирает в себя то, что сумеет постичь копия… Ну, да ладно… Мы уже пришли. Ложитесь, дети мои…- Улыбнулся А Ха,- и да будет приятен ваш сон…

…Ан поискал глазами И – её нигде не было. Сердце заныло…

– Она будет воплощена тоже в мире Зе, только позже… На один год виртуального времени… Ваши судьбы очень близко пересекутся – остальное зависит от вас. От обоих…- По-отечески улыбнувшись, шепнул ему А Ха. Ан поблагодарил его взглядом.

…Гай хотел сказать 'не хочу!', но… чей-то спокойный и, в то же время, не допускающий возражений голос откуда-то со стороны напомнил:

– Разум твоего уровня не в силах и не вправе противиться воплощению…- Это было последнее, что он услышал перед тем, как провалиться в небытие… Потом – темнота, боль, свет… где-то далеко… И – боль, досада, обида и горечь, переполнившие его…

Only for you, Nathalie…

'Пролог' или просто… буквально несколько слов о том, как я узнал об этой истории.

…Было прекрасное субботнее утро. Я собирался с девочками на пляж, причём – как минимум – на целый день, а если повезёт – то и на два… У нас это неплохо получалось в последнее время – собираемся где-то этак в 5-10 пар, находим уединённое местечко и – культурно отдыхаем. Честно говоря, когда проводишь целый день в компании 'прекрасных дам' – начинаешь чувствовать себя 'почти падишахом' (а я бы не сказал, что это так уж неприятно…). Ну, а наши 'девочки', находясь целый день в обществе десятка не обделяющих их вниманием 'мальчиков', тоже, видимо, немало тешат своё женское самолюбие… Может, я и не прав в трактовке этих событий, но отличное настроение и прекрасные отношения во всех парах, установившиеся с начала этого лета, заставляют нас в конце каждой трудовой недели собираться той же компанией, чтобы получить 'запас эмоций' на следующую… Понятно, что мысли мои были заняты только предстоящим днём; 'подруга дней моих' уже упорхнула, чтобы не опоздать 'к началу' и улечься загорать до прихода первого мужчины; мне же предстояло разместить в рюкзаке разумную часть огромной горы в большинстве своём совершенно ненужных вещей, любовно отобранных Nathalie для нашего 'романтического путешествия'…

Если бы кто-то сказал мне сейчас, что на пляж я не пойду – причём, в общем-то, по своей воле, и – ни сегодня, ни завтра; что девочки на меня серьёзно обидятся, а моя милая Nathalie 'вообще перестанет со мной разговаривать' и продержится целых два дня – но всё это не будет меня сколько-нибудь серьёзно занимать – я бы посмотрел на этого 'прорицателя', как на умалишённого, а через минуту уже забыл бы о его существовании… Но – судьбе было угодно распорядиться именно так…

Когда рюкзак был примерно наполовину заполнен, а остальные вещи были заботливо водворены мной, как мне казалось, на места, обычно ими в квартире занимаемые, раздался звонок в дверь. Нельзя сказать, чтобы я придал этому какое-либо серьёзное значение – может, 'подруга дней моих' почему-то вернулась; а может – соседка снова решила оставить у нас ключи… Нет – я, в общем-то, понимаю, что оставлять у соседей единственный в семье комплект ключей – может быть, и проще, чем изготовить каждому из членов семьи свой, собственный; но я совершенно не понимаю, почему для этой их простоты кто-то из нас должен постоянно сидеть дома; а посему я собирался просто повесить эти ключи 'на гвоздик' в прихожей и совершенно спокойно исчезнуть на день (или на два – это уж как получится)… Каково же было моё изумление, когда, открыв дверь, я увидел Гарика Ованесяна – очень неглупого, достаточно прямого и приятного парня, моего давнего хорошего знакомого; человека, для которого прийти в гости без предварительной договорённости было совершенно немыслимо, даже если речь шла о родителях или ближайших друзьях… Сам факт его появления предполагал, следовательно, известную неординарность ситуации, а безутешно-потерянное выражение его лица заранее подтверждало мои самые худшие опасения… Картину дополнял пакет с кассетами, общими тетрадями и ещё какой-то чепухой, который навёл меня на мысль, что Гарик сбежал из дому, прихватив с собой всё самое ценное – или же ему помогли покинуть обычно оккупируемую им территорию, скажем… резко изменившиеся взгляды любимой женщины.

Понятно, что любая неординарность происшедшего, толкнувшего Гарика на такой немыслимый, с его точки зрения, поступок, вовсе не извиняла его 'некорректности' в его собственных глазах, а посему он с минуту стоял в дверях, пытаясь как-то лихорадочно оправдать своё поведение – если не в моих глазах, то, хотя бы, в своих собственных; но, поскольку никаких членораздельных звуков он выдавить из себя не мог, а потуги его выражались в основном сменой красных и белых пятен на лице да чередованием выражения скорби, потерянности и виноватости – я счёл целесообразным просто 'вдвинуть' его в дверной проём, отобрать пакет – что было весьма сложно, поскольку он вцепился в него мёртвой хваткой, протолкнуть его в комнату и усадить на диван. Некоторая бесцеремонность обращения и чашка горячего чая несколько вернули его к жизни: он уже не смотрел на себя, как на 'наглого и беспардонного нарушителя правил приличия', а где-то минут через пять к нему вернулась даже способность говорить…

…То, что поведал Гарик, наводило меня на самые грустные мысли: либо следовало предположить, что он просто свихнулся, либо – запросто можно было свихнуться самому. Ну, что я мог подумать, если он заявил:

– Сегодня я потерял одну весьма уважаемую и любимую мной женщину. Навсегда…

– Карину?- Участливо предположил я, ибо не мог представить себе иной любимой Гариком женщины, кроме его законной супруги.

– Нет. Лин.

…Признаться, это меня весьма озадачило: допустить, что Гарик имел любовницу – само по себе безрассудство; а, учитывая его врождённую честность и открытость – абсолютно невероятным следует считать, что он вообще способен что-либо скрывать, особенно – от жены… Оправившись от 'первой ошарашенности', я нашёл уместным поинтересоваться:

– Кто она?- Рассчитывая услышать хоть что-то, способное внести какую-либо ясность в происходящее. Ответ Гарика окончательно убедил меня в том, что один из нас определённо свихнулся:

– Инопланетянка…- одними губами прошептал он.

…Не знаю, насколько читателя может интересовать дальнейшее развитие событий, равно как и объяснение того, в каких муках являлась на свет эта книга и какие – реальные или выдуманные – события в ней описаны: всякий, кого интересует только сюжет, может пропустить эти строки; я же считаю необходимым всё же рассказать – буквально в двух словах – тем, кому это интересно – о том, что заставило меня – человека, не сочинившего в своей жизни ни одного опуса – скрипеть перьями и мозгами несколько лет и в результате представить на ваш суд творение, которое мне, по сути, не принадлежит: практически всё, что вы здесь прочтёте, есть изложение магнитофонных и 'ручных' записей, сделанных Гариком в разное время и в разных местах примерно в течение года.