Журнал ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ. Сборник фантастики 1980-1983

Через полчаса «газик» пристроился в хвост тяжелому КрАЗу — тот грузно катил по дороге, разделявшей участки двух лесничеств, и поднимал в воздух фонтаны грязи, так что следом за ним путь оставался укатанным и незатопленным.

Троишина быстро заметили — КрАЗ прибавил ходу, даже стал задевать краями бортов стволы деревьев, срывая кору и ветви. Перед Троишиным на дорогу сыпались листья и древесные обломки. Троишин держался позади метрах в сорока, чтобы не забрызгали грязью ветровое стекло и чтобы не оказаться застигнутым врасплох, если КрАЗ неожиданно тормознет.

Минут двадцать колесили по лесу, потом выехали на шоссе. Троишин вновь разозлился на себя: по сути, он ничего не сможет с браконьерами сделать. У них и КрАЗ и ружья. Варя была права… Что придумать? Скоро лес кончится, и сил не будет даже затормозить…

За этими мыслями Троишин едва не прозевал опасность: КрАЗ слегка сбавил ход, на правую подножку осторожно вылез один из браконьеров, с густыми пшеничными усами, и, ухватившись за угол борта, с левой руки прицелился в Троишина из карабина.

— А, скотина! — Троишин вильнул влево и, тут же увеличив скорость, попытался обогнать КрАЗ. Но шофер разгадал уловку и сам перекрыл путь: грузовик понесся зигзагами. Шоссе поднималось на холм, перевалить его — и лес скроется позади, за пригорком… Глупо… Ничего не смог…

Троишин стиснул руль так, что пальцы побелели. Страшная злость закипела в душе. Он приноровился к вилянию КрАЗа, подстроился к нему — и вдруг резко сорвался с ритма, выскочил сбоку от грузовика и нырнул передом «газика» прямо под кузов.

Грузная туша КрАЗа начала сминать крыло и бампер, по ветровому стеклу рассыпалась паутина трещин. Грузовик стало разворачивать боком, потянуло в кювет, он натужно застонал, затрясся кузовом… Загремела по земле решетка радиатора… КрАЗ все наезжал на «газик» — и никак не мог наехать, заламывал ему капот, тащил за собой под откос.

Последнее, что видел Троишин, как странно медленно переворачивался КрАЗ кверху брюхом, отчаянно вертя толстыми грязными колесами, а из кузова вываливались, судорожно дергая ногами, большие лосиные туши.

Хирург глубоко затянулся и тут же брезгливо отбросил в сторону окурок папиросы, сгоревшей до гильзы.

— Плохо… Плохи у него дела… Сильные повреждения позвоночника… Это паралич, Василий Николаевич… Полный паралич. Он вряд ли даже сможет опять говорить.

Участковый снял фуражку, достал платок, вытер лоб. Постоял, помолчал, глядя перед собой в пол.

— Гады… Такого человека покалечили…

Хирург тяжело вздохнул.

— Да, не каждый на такое решится… Даже на войне. Этим тоже досталось. До черта переломов… А усатый умер. Ночью. Весь череп был разбит.

Участковый крякнул.

— Веселая получилась охота…

— И вот еще что. Я ведь вам главного не сказал, Василий Николаевич. Самое странное, что выходит, будто лесник сломал себе позвоночник давно, не менее десяти лет назад… Рентген показывает… И паралич — от этого… Тоже вроде как десять лет должен он параличом страдать…. А ведь он за рулем сидел…

Кроме этого, всего-то несколько ушибов и ссадин… И у него на руке… на правой, этот браслет был надет. С надписью.

Хирург достал из кармана халата браслет с пластинкой, какие носят гонщики.

Участковый надел очки.

— «А. С. Кузнецов. Москва. Кутузовский проспект…» Адрес… и телефон… Подожди, Миша… Мне Троишин когда-то говорил: если с ним что случится, сразу вызывать… кажется, вот этого самого Кузнецова.

Кузнецов прибыл наутро.

— Все-таки попал ты в историю. Эх, Генка, Генка… — Он улыбался, но чувствовалось, что улыбка эта дорого ему стоит.

— Ну, ничего. Сейчас мы тебя поднимем.

— Кроме позвоночника, ничего не повреждено? Вы уверены? — обратился Кузнецов к хирургу.

— Уверен, — немного растерянно ответил тот, пытаясь сообразить, что же дальше произойдет.

— Прекрасно, — обрадовался Кузнецов. — Тогда доставайте носилки — грузим его в «Скорую» и везем в лес… Тут у вас до леса километров шесть будет?

— Семь… Но ведь… Я не понимаю…

— Это трудно объяснить. Нужно увидеть… Делайте, пожалуйста, что я прошу. Раз уж вызвали.

Хирург пожал плечами.

«Скорая» остановилась на опушке, Троишина вынесли из машины. Прикрыли плащом — снова моросил дождь.

— Сейчас попрошу вас в сторонку… Сядьте в машину, что ли… Не нужно, чтобы рядом было много народа… Так ему труднее.

Кузнецов умоляюще посмотрел на хирурга, медбратьев и участкового, понимая их подозрительное изумление.

Они подчинились. Кузнецов присел перед носилками на корточках и стал ждать.

Минуты через три лицо Троишина покраснело, на лбу выступили крупные капли пота. Потом он тяжело приподнял одну руку, другую… Наконец сел — словно медленно, с трудом просыпался от тягостного сна.

— Ну и отлично! — облегченно выдохнул Кузнецов и осторожно тронул плечо друга.

— Спасибо, Саша. — Троишин дотянулся до его руки, слабо пожал ее. — Я пока тут посижу, а ты пойди объясни.

Зрители смотрели на Троишина во все глаза и, казалось, потеряли дар речи.

— Ну как? — сказал Кузнецов громко, чтобы они немного опомнились. — Вы молодцы. Когда я впервые это увидел, чуть в обморок не упал.

Хирург, участковый и медбратья ошеломленно глядели на Троишина.

— Он ведь физик, у нас в институте работал, — продолжал Кузнецов. — Его группа занималась биоэнергетикой растительных сообществ. Ведь лес — это сложнейшая система биополей. Его элементы, отдельные растения, оказывают друг другу взаимную поддержку, помогают друг другу выжить. Именно поэтому, кажется, многие грибы растут только в лесу… Гена сумел настроить свое биополе в резонанс с энергоритмом леса…

— Как это? — не понял хирург.

— По принципу адаптивного биоуправления. Аутогенная тренировка: так учат больных эпилепсией предотвращать приступы. Механизм неясен, результат есть. Получилось. Лес как бы принял его за… часть самого себя. Гена никогда не был атлетом, но в лесу смог бы побить любой мировой рекорд. Я видел кое-что такое… Помню, были вместе на охоте. У лесозаготовителей трактор застрял. Так Гена взял и вытащил его вместе с грузом. Шесть толстенных бревен! Просто руками… А потом случилось несчастье. В бане поскользнулся — перелом позвоночника. А я вспомнил про его способности или свойства… Ну что значит — вспомнил: дошло до меня… Дай, думаю, попробую. Получил разрешение. Отвез его из больницы в лес… После неделю в себя прийти не мог… Такие вот дела. Без леса ему нельзя. Без леса он — конченый инвалид.

Троишин встал, потянулся. Сложил носилки и понес к машине.

— Все в порядке. — Теперь его лицо порозовело, выглядел он совсем здоровым. — Можете забирать… инструмент.

Участковый вдруг обнял Троишина, даже фуражку уронил на мокрую траву.

— Ну черт! С ума старика свел.

Сквозь лица людей Троишин вдруг снова увидел отчаянно вертящиеся толстые колеса перевернутого КрАЗа и туши, вываливающиеся в грязь.

— Ты что, Гена? — насторожился Кузнецов, заметив перемену в Троишине.

— Лоси… Они в лесу не оживают… Странно. Ведь это их лес. Почему так, Саша?

— Не знаю, Гена… Откуда нам это знать?

— Странно, — угрюмо повторил Троишин.

Сергей Сухинов

ВОЗВРАЩЕНИЕ К ЗВЕЗДАМ

Акимов стоял в мемориальном зале станции и, опершись руками о прозрачный спектролит, смотрел на выпуклый диск Юпитера. Тысячи раз он видел это грандиознейшее в Солнечной системе зрелище, но так и не мог привыкнуть к стремительному, физически ощутимому вращению сплюснутого гиганта, к прихотливым узорам слоистых облаков, переливающихся всеми оттенками бурого, зеленого и грязно-белого цветов. Особенно интересно наблюдать, как на Юпитер сползает желтое пятнышко Амальтеи: в момент прикосновения к зеленоватому абрису планеты оно вдруг загорается ярким оранжевым светом и полупрозрачным пузырьком начинает скользить по темной полосе, на которой как на привязи держится глаз Большого Красного Пятна. Оно вот-вот должно было вынырнуть из-за спины гиганта, и Акимов ждал этого с болью в сердце.