Черные монахи пламени

— Безликий Космос, о чем вы?

— Можешь ты быть предводителем восстания? — выкрикнул Кейн. Крестовый Поход — это война эмоций. Ты сможешь управлять этими эмоциями? Ты конспиратор, к примеру, ты можешь обойтись и без того, чтобы принимать участие в открытой битве. А я могу руководить восстанием? Я, старый, миролюбивый человек. Так кто же будет вождем, тем психологическим катализатором, кто возьмется за унылое, ничего не значащее дело своих изумительных «приготовлений» и вдохнет в него жизнь?

Рассел Тимбелл стиснул зубы.

— Пораженчество! Значит, так?

— Нет! — последовал резкий ответ. — Реализм!

Наступило озлобленное молчание, потом Тимбелл резко повернулся и вышел.

По корабельному времени наступила полночь, и вечерний бал достиг апогея. Центральный салон суперлайнера «Пламя сверхновой» был полон кружащихся, смеющихся, сверкающих фигур, державшихся все более и более раскованно.

— Это напоминает мне трижды проклятые приемы, которые устраивала моя жена на Лакто, — пробормотал Саммел Маронни своему спутнику. Я-то думал, что отдохну от них хотя бы в гиперпространстве, но, как видите, не удалось. — Он негромко простонал и взглянул на развлекавшихся с явно неприязненным изумлением.

Одет Маронни был по самой последней моде, от пурпурной ленты, стянувшей волосы, до небесно-голубых сандалий, но выглядел невероятно стесненным. Его полная фигура была втиснута в ослепительно красную, ужасно тесную тунику, а редкие толчки грудной клетки указывали, что с ним, того и гляди, случится приступ.

Его спутник, более высокий и худощавый, был облачен в безукоризненно белый мундир и держался с непринужденностью, порожденной длительной практикой. Его подтянутая фигура представляла резкий контраст с нелепым внешним видом Саммела Маронни.

Лактонский экспортер прекрасно понимал это.

— Будь оно все проклято, Дрейк, но работка у вас просто изумительная. Одеты, словно крупная шишка, а всего и требуется приятно выглядеть да отдавать честь. Кстати, сколько вам здесь платят?

— Маловато. — Капитан Дрейк приподнял седую бровь и вопросительно взглянул на лактонца. — Хотел бы я, чтобы вы оказались на моем месте недельку-другую. Тогда вы бы запели менее сладко. Если вы думаете, что угождать жирным вдовушкам и снобам с завитыми локонами из высшего общества — это возлежать на ложе из роз, то будьте добры, займитесь этим. — Какое-то время он беззвучно бормотал ругательства, потом любезно поклонился глупо улыбнувшейся ему, усыпанной драгоценностями старой ведьме. — Вот от этого-то у меня появляются морщины и седеют волосы, клянусь Ригелем!

Маронни достал из портсигара длинную «Каренну» и с наслаждением раскурил ее. Он выпустил в лицо капитану яблочно-зеленоватое облако дыма и проказливо усмехнулся.

— Ни разу еще не встречал человека, который не проклинал бы свою работу, будь она даже такой пустяковой, как ваша, старый мошенник… Ах, если не ошибаюсь, к нам направляется великолепнейшая Илен Сурат!

— О, розовые дьяволы Сириуса! Мне и поглядеть-то страшно. Неужели эта старая карга и в самом деле движется в нашем направлении?

— Определенно. Неужели вы не счастливы? Все-таки она одна из богатейших женщин на Сантании, к тому же вдова. Полагаю, мундир околдовывает их. Какая жалость, что я женат!

Лицо капитана Дрейка испуганно исказилось.

— Чтоб на нее люстра обрушилась! — Он повернулся, выражение его лица претерпело мгновенную метаморфозу, сменившись глубочайшим восхищением. — О, мадам Сурат, я уже потерял надежду увидеть вас сегодня ночью.

Илен Сурат, шестидесятилетие которой осталось в далеком прошлом, хихикнула, как девица.

— Ох, оставьте, старый соблазнитель, или вы заставите меня забыть, что я пришла сюда выбранить вас.

— Надеюсь, ничего особо скверного?

Дрейк почувствовал, что кожа на голове собирается складками. Он уже имел дело с жалобами мадам Сурат. Обычно дела обстояли скверно.

— Скверного очень и очень много. Я только что узнала, что через пятьдесят часов мы совершим посадку на Землю, если я правильно выговорила ее название.

— Абсолютно правильно, — произнес капитан Дрейк, почувствовав некоторое облегчение.

— Но она не была указана, как место остановки, когда мы вылетали.

— Верно, не была. Но это, видите ли, вполне обычное дело. Через десять часов мы уже улетим оттуда.

— Но это же невыносимо! Это означает, что я теряю целый день, а мне необходимо оказаться на Сантании на этой неделе, и каждый день для меня драгоценен. К тому же я никогда не слыхала о Земле. — Она извлекла из сумочки переплетенный в кожу томик и раздраженно зашелестела страницами. — Мой путеводитель даже не упоминает о таком месте. Я полна уверенности, что никто не испытывает ни малейшего желания побывать там. Если вы будете упорствовать в намерении тратить время пассажиров на абсолютно бессмысленные остановки, то мне придется объясняться по этому поводу с президентом линии. Должна вам напомнить, что у себя дома я располагаю некоторым влиянием.

Капитан Дрейк неслышно вздохнул. Уже не первый раз Илен Сурат напоминала ему о своем «некотором влиянии».

— Моя дорогая мадам, вы совершенно правы, вы полностью правы, но я ничего не могу поделать. Все корабли линий Сириуса, Альдебарана, Альфы Центавра и 61 Лебедя обязаны останавливаться на Земле. Это следует из межзвездного соглашения, и даже сам президент линии, какие бы убедительные документы вы ему ни привели, в данном случае окажется бессилен.

Маронни решил, что пришло время выручать взятого в осаду капитана.

— К тому же, — заметил он, — я полагаю, что двое из пассажиров направляются именно на Землю.

— Вот именно, я и забыл! — Лицо капитана Дрейка несколько просветлело. — Да, мы имеем вполне конкретную причину для остановки.

— Два пассажира из более чем пяти сотен! Однако же логика!..

— Вы несправедливы, — беззаботно произнес Маронни. — В конце концов, именно на Земле зародилась человеческая раса. Надеюсь, вы знаете об этом?

Патентованные накладные брови Илен Сурат взлетели вверх.

— Да неужели? — Растерянная улыбка на ее лице тут же сменилась презрением. — Ах да, но ведь это было много тысяч лет назад! Теперь это не имеет никакого значения.

— Для лоаристов имеет, а те двое, которые собираются высадиться там, лоаристы.

— Вы хотите сказать, — усмехнулась вдова, — что даже в наш просвещенный век сохранились люди, которые заняты изучением «нашей древней культуры»? Ведь именно так они о себе выражаются?

— По крайней мере, Филипп Санат всегда так говорит, — улыбнулся Маронни. — Несколько дней назад он прочитал мне длиннейшую проповедь именно на эту тему. Кстати, было довольно интересно. Что-то есть в его словах. — Маронни добродушно кивнул и продолжал: — А голова у Филиппа Саната хорошая. Из него вышел бы неплохой ученый или бизнесмен.

— Помянешь метеор — и услышишь его свист, — неожиданно заметил капитан и кивнул направо.

— О, — изумленно выдохнул Маронни, — это он! Но, клянусь пространством, что он делает _здесь_?

Филипп Санат производил неуместное впечатление, когда стоял, прислонившись к дальней двери. Его длинная темно-пурпурная туника знак лоариста — казалась мрачным грязным пятном на фоне собравшихся. Угрюмые глаза скользнули по Маронни, и он тут же помахал рукой в знак приветствия.

Удивленные танцоры инстинктивно расступились, когда Филипп Санат пошел вперед, а потом долго, растерянно смотрели ему вслед. Послышался возбужденный шепоток, который Филипп Санат вызвал своим появлением, но он просто не обратил на него внимания, его глаза каменно смотрели перед собой, лицо было бесстрастным, когда он подошел к капитану Дрейку, Саммелу Маронни и Илен Сурат.

Филипп Санат тепло поздоровался с обоими мужчинами, потом — в ответ на официальное представление сухо наклонился вдове, которая взирала на него с удивлением и открытым пренебрежением.

— Прошу прошения, капитан Дрейк, за то, что я вас потревожил, низким голосом произнес молодой лоарист, — но я хотел бы узнать, когда мы покинем гиперпространство.