Воин Скорпиона (сборник)

Поэтому мы пробирались туда, где, как она обещала, будет безопасно, и вот путь нам преградили пятеро чуликов, прихвативших для развлечения трех девушек. Эти чулики явно не стремились, присоединиться к сражавшимся.

Они увидели Натему и рассмеялись, сверкая клыками.

— Оставь ее, раб, и можешь возвращаться!

— Отдай ее нам, и тебя не убьют!

— Клянусь Ликшу Вероломным, а она красотка!

Я загородил Натему. Мы должны были проследовать дальше, к апартаментам знати. Чулики перестали смеяться. Они выглядели озадаченными. Трое из них выхватили шпаги и кинжалы.

— Что, раб? Ты оспариваешь приказ хозяев?

— Эта девушка вам не достанется, — мягко сказал я. — Она моя.

И услышал, как тихо охнула Натема.

Три сгрудившиеся рабыни едва ли заслуживали мимолетного взгляда. Все мое внимание сосредоточилось на наемниках. Будь они ошами, соотношение сил было бы равным. Я выставил ногу вперед и взял на изготовку шпагу и кинжал, как научил меня давным-давно мой старый наставник-испанец.

«Французская школа фехтования отличается изяществом и точностью, говаривал он. — И итальянская — тоже». Он учил меня изящному искусству фехтования малой шпагой. Орудуя этой колючкой, можно делать выпады и парировать. Орудуя же более тяжелой, более жесткой елизаветинской шпагой, как клинок, что я сжимал, требовалось увертываться или уклоняться от выпада или же пускать в ход кинжал, помощник шпаги, хикдар джиктара. Тем не менее я мог прилично фехтовать шпагой и без мэнгоша. Я не испытываю от этого большой гордости. Точно так же обстоит дело с моей способностью бегать по рее брамселя в шторм или проплывать невероятные расстояния под водой, не выныривая, чтобы глотнуть воздуха. Ты есть то, что ты есть, такова твоя природа.

Нынче, то есть в двадцатом веке, фехтование — спортивная игра, которой обучаются в университете. Она столь же далеко отстоит от искусства смертельной схватки на шпагах, как Земля от Крегена. La jeu du terrain [14] тоже имеет отдаленное отношение к яростным и смертельным крегенским схваткам на мечах. Учитывая невесомую легкость современных спортивных шпаг, парирование, спасающее от вспыхивания лампочек и звонка, отмечающих укол, прошло бы едва замеченным. Любому юному хлыщу, фехтующему на спортивных шпагах в университете, нечего и надеяться уцелеть на Крегене без решительного изменения своей техники, которое было бы весьма благотворно.

Однако в то время, о котором я рассказываю, я фехтовал по большей части саблей при абордаже и палашом или гладиусом верхом на зорке или ваве. Шпаги я не держал в руках много лет. Все схватки на мечах идут от сложного к простому. Эти чулики из-за узости коридора, сужавшегося здесь еще больше из-за огромной пандахемской вазы, могли наступать на меня только по двое. Отлично. Значит, по двое и будут умирать.

Между стен зазвенели клинки. Я парировал клинок первого кинжалом, накрутил шпагу второго чулика на свою, повращал запястьем, сделал выпад, вытащил окровавленный клинок и опять парировал кинжалом возобновившуюся атаку первого. Все это происходило очень медленно. Да, медленно — но смертельно.

Моя шпага парировала клинок третьего противника — он с отвагой перешагнул через дергающееся тело товарища, чтобы добраться до меня, но прежде, чем сумел как следует сцепиться со мной, я насквозь пронзил горло первому, а затем отпрыгнул в сторону, дав длинному выпаду пройти мимо. Я быстро сблизился с чуликом и вонзил ему в живот кинжал. Мгновенно вынув оба клинка, я прыгнул, чтобы встретить последних двух противников, — и при первом же натиске моя трофейная чуликская шпага с предательским «дзинь» сломалась пополам.

Я услышал крик женщин.

Кровь сделала пол скользким. Я швырнул в чулика рукоять. Он ловко увернулся. Пламя светильников поблескивало на его желтом лице. На мгновение бой стал ближним и смертельно опасным. Чуликов сдерживал только мой кинжал. Затем я выхватил из ножен шпагу, взятую у воина в кольчуге, что так доблестно дрался и геройски погиб. В самом деле, клинок его оказался настоящим чудом! Баланс и быстрота! Сверкающая сталь воткнулась меж ребер предпоследнего противника.

Единственный оставшийся в живых чулик уставился в потрясении и ужасе на трупы четырех своих товарищей. Он попытался сбежать, и я решил позволить ему это сделать. Я посторонился, пропуская его по коридору, и, подняв окровавленный клинок, иронично отдал ему честь.

Боковым зрением я уловил движение, обернулся и увидел, как рабыни поднимаются. На двух еще сохранились остатки облачения из жемчужных ожерелий. Само собой, эти наемники-головорезы прихватили самых хорошеньких. Затем я перевел взгляд на третью — обнаженную, дрожащую, но с глазами, полными огня, которую я знал, помнил и любил, — Делию, мою Делию…

Я быстро оглянулся. Чулик, которому я был готов дать уйти, шел на сближение и намеревался любезно всадить мне шпагу меж ребер. Мое мнение о нем как о бойце изменилось не в лучшую сторону. На такой дистанции ему следовало бы воспользоваться кинжалом. Поступи он так, я бы об этом сейчас не рассказывал. Я отбил длинный клинок кинжалом и вонзил шпагу ему в живот. С миг он извивался на клинке; затем я вытащил шпагу, и он рухнул, заливая пол кровью.

Натема кинулась ко мне на шею, дрожа и рыдая.

— Ах, Дрей, Дрей! Ты истинный боец Зеникки, достойный Знатного Дома Эстеркари!

Я попытался стряхнуть ее.

Я глядел на Делию с Синих гор, выпрямившуюся во весь рост, обнаженную, испачканную, с пыльными и растрепанными волосами, упругим и твердым телом. Она смотрела на меня прозрачными карими глазами — и не боль ли я в них увидел? Или это было презрение и гнев, или холодное безразличие?

Внезапно нас окружили одетые в зеленое вельможи, хлынувшие в коридор, во главе с Галной, чье белое лицо исказилось, когда он увидел Натему. Он в ужасе закричал и обернул ее пылающую наготу мишурным плащом одного из вельмож. Рабынь оттеснили назад, когда принцессу заключили в крепкий частокол из живых тел. Произошла некоторая сумятица.

И тут Гална увидел меня.

Глаза его всегда излучали злобу, но теперь они сузились и безжалостно и злобно буравили меня. Он поднял шпагу.

— Гална! Дрей Прескот… — Натема осеклась. Она снова повысила голос, опять став надменной, самоуверенной хозяйкой наивысших чудес Крегена. — С ним надо хорошо обращаться, Гална. Позаботься об этом.

— Слушаюсь, принцесса, — Гална резко повернулся ко мне. — Отдай клинок.

Я послушно протянул шпагу чулика, уже подобранную мной. Протянул также и чуликский кинжал, который, в отличие от моего джиктара, не подвел меня. Теперь набедренная повязка скрывала широкий пояс, а пустые ножны хлопали по ногам. Гална позволил мне сохранить их — эти, как он полагал, мишурные сувениры.

Я попытался было пойти следом за Делией, но в забаррикадированных покоях знати двигалось взад и вперед множество народа — надменные молодые люди, дворяне, офицеры, брави из Дома Эстеркари, Понтье и многих других, объединившихся вокруг этих двух Домов ради предстоящей великой охоты на рабов. Я потерял Делию. Натема приказала мне принять ванны девяти видов, а затем направиться в свою комнату. Словно я какой-то мальчишка-гардемарин, попавшийся на ребяческой выходке и посланный в наказание на топ мачты!

— Я пришлю за тобой, раб, — были ее прощальные слова. Да плевал я на нее с высокого дерева. Делия… Делия!

Натема ради своего достоинства и положения должна была демонстрировать перед всеми гордость и надменность. Она не могла показывать любви к рабу, которую столь недавно пылко демонстрировала мне, обнаженная, умоляющая на коленях. Но когда она пришлет за мной — что я смогу сделать, что сказать?

Раздался робкий стук в дверь, едва слышный. Когда я открыл, в комнату ввалился Глоаг, с окровавленным телом, мертвенно-бледным лицом, стискивая в кулаке обломок копья. Глоаг посмотрел на меня.

— День настал, Глоаг?

Он покачал головой.