Я и Я (сборник)

Не то чтобы Ирина Васильевна, как большинство окружающих, совсем не различала сыновей. Уж кому-кому, а матери всегда заметны мельчайшие нюансы поведения – и обычно она сразу видела, где Саша, а где Паша, и лишь с удовольствием подыгрывала мальчишкам в традиционной забаве «отличи нас». Однако сегодня ее внутренний индикатор барахлил. Она еще раз в этом убедилась, заглянув после обеда в комнату мальчиков. Те подозрительно притихли, и мама решила проверить, не затевается ли какая-нибудь новая проказа. Ирина Васильевна приоткрыла дверь и обомлела. В абсолютно одинаковых позах, задрав ноги на спинки кроватей, сыновья читали… учебники. Временами то один, то второй что-то бубнил под нос, и это что-то определенно относилось к математике.

Тихонько прикрыв дверь, Ирина Васильевна прошла на кухню и тяжело села на табуретку. «Надо же… Занимаются – оба!» – благоговейно прошептала она, не обращая внимания на червячок сомнения, который тихо нашептывал ей: что-то не так.

Пашка раньше думал, что дольше всего время идет на последнем уроке. Когда уже наконец можно будет сбежать из опостылевшей школы домой, на улицу – куда-нибудь. Не так уж важно, если подумать.

Теперь он изменил свое мнение.

Время в этом странном месте, казалось, застыло. Тем более что невозможно было посмотреть на часы и увидеть, сколько прошло. Паша пробовал считать секунды, но вскоре ему надоело. Постоянное монотонное перечисление цифр не успокаивало, а еще больше пугало и злило.

Лишь однажды откуда-то раздался хорошо знакомый мамин голос. Она что-то говорила и вроде даже смеялась. Пашка мучительно напряг слух, но смог расслышать лишь одну фразу.

– …теперь оба в синяках… – и дальше снова неразборчиво.

«Мама тоже умерла?» Этого не могло быть. Просто не могло.

Пашка попытался добраться до источника голоса, хотя он был, кажется, везде. Рванулся, заметался и опять с трудом разобрал: «Идите ешьте, а потом я вас зеленкой смажу».

– «Ешьте», – сказал Пашка. – «Ешьте» – это когда двое. Но я же – здесь!

Что он здесь забыл? Что делает? Что вообще происходит?

И откуда звучат голоса?

Именно голоса. Позже удалось разобрать, как говорила их учительница, потом одноклассник Серега что-то спрашивал у него, словно зная, что Пашка слышит. Он так и сказал:

– Пашка, а какая форма у военных разведчиков?

Если бы мальчик мог, он непременно бы ответил. Разумеется, он знал, какая форма у военных разведчиков, какая у морских пограничников или у спецназовцев. Не зря у него была книжка, в которой каждому виду войск отводилось несколько страниц. Эту книгу, в отличие от учебников, Паша согласен был читать добровольно.

Он бы и ответил. Разумеется, ответил бы. Он даже начал перечислять все отличительные знаки. В какой-то момент возникло ощущение, что вот он, Серега, стоит перед глазами. А Пашка прямо перед ним без запинки рассказывает.

Но потом ощущение пропало так же резко, как и появилось. Словно бы кто-то задвинул мальчика подальше во тьму.

– Ну уж нет! – Паша завелся.

Рванулся снова туда, где слышался Серегин голос, и вдруг ясно увидел, что одноклассник действительно стоит перед ним, а рядом – он сам. Он, Пашка. Вон же шрам небольшой на руке, который год назад заработал. Палку выстругивал – и ножом прямо по пальцу аж до мяса…

«И что же это получается? – оторопел мальчик. – Я не умер?»

– Ты чего, Санек? – спросил Серега. – Рассказывал и замолчал…

«Я не Санек!» – хотел закричать Пашка, но не смог. Слова не выходили из горла. Его опять задавливали внутрь. Глубоко-глубоко, где он обитал до этого. Мальчик был слишком растерян, чтобы сопротивляться.

Оказавшись опять в полной тьме, Пашка сжался в комочек, обдумывая случившееся.

«Я жив. Живой. Но я – не я. Я – внутри Сашки».

– Сашка-а-а-а, – жалобно проскулил он, почти как тогда на крыше.

Брат не отозвался.

Рулить сразу двумя телами оказалось очень забавно… но только первые пару дней. И если дома Сашка просто старался поменьше попадаться на глаза родителям, то в школе почти сразу начались сложности. По два раза выходить к доске на русском и математике, по два текста пересказывать на чтении… А уж когда случилась контрольная…

– Так, сейчас каждый получит листочек со своим вариантом. Списывать не выйдет, имейте в виду, – строгий голос учительницы был лишен даже намека на какие-то эмоции.

Сашка почувствовал, как внутри завязывается плотный узел страха и азарта. Но, взглянув на задание, ощутил, как азарт медленно уползает куда-то под парту, чтобы уже не возвращаться. Задачки были вроде и не особенно сложные, но сто-о-олько… Два варианта за сорок минут точно не успеть. Придется кем-то пожертвовать…

Мальчик искоса глянул на второго «себя» – тот сидел, уткнувшись в выданный учительницей листок, и беззвучно шевелил губами.

«Ни фига себе, он и решает на автомате, что ли?!» – мелькнула мысль. Ну что ж, справится с контрольной сам – хорошо, ну а если двойка – потом разберемся.

Увлеченно решив несколько задачек и перейдя к примерам, Сашка вспомнил о втором «себе» и искоса взглянул на него. Тот, высунув от усердия кончик языка, что-то быстро писал. «Старается», – одобрительно подумал Сашка и вернулся к примеру.

Минут за пять до конца урока он облегченно выдохнул и отодвинул на край парты листок с контрольной. Потянулся к близнецу с намерением посмотреть, что там у него получается, – и ощутил странное сопротивление. Пробившись словно сквозь слой тягучего желе, Сашка взглянул глазами брата на листок, собрался было исправить цифру в последней строке – но рука отказалась двигаться по его желанию!

Мгновенный страх, овладевший Сашкой, вышиб его в собственное тело. Близнец тем временем отложил ручку, встал и понес сдавать свою работу учительнице, провожаемый совершенно обалделым взглядом Сашки.

– Паш, – прошептал Саша, когда тело брата вернулось за парту, – Пашк… Ты здесь?

Но тот даже и не подумал отозваться.

Пашка чувствовал, что им овладевает отчаяние. Он уже несколько раз пытался выбраться, вынырнуть на поверхность из этого странного темного омута, в котором очутился. Но каждый раз все было напрасно.

Ничего, кроме темноты. Ничего похожего на то, когда ему удалось увидеть себя со стороны глазами брата. И именно этот вопрос больше всего занимал мальчика: если он здесь, то тогда кто же сейчас находится в его теле? Он ведь сам видел себя живого и невредимого!

«Может быть, я раздвоился?»

Эта мысль одновременно пугала и вселяла какую-никакую надежду. По крайней мере, мама вряд ли сейчас беспокоится, и дурацкий поход на крышу не обернулся для нее несчастьем.

Но это для нее, а не для Пашки.

– Паш, – услышал он вдруг голос брата, – Пашк… Ты здесь?

– Здесь! – откликнулся мальчик, едва не издав крик радости. – Здесь! Здесь! Здесь!

Однако вновь наступила тишина, и Пашка засомневался, услышал ли его брат.

«Надо с ним поговорить!» – твердил он как заведенный, пытаясь нащупать ту нить, которая связывала его с Сашкой. Все повторял, повторял, повторял – и чувствовал, как постепенно начинает ощущать вокруг некое подобие света. И одиночество стало отступать.

А через какое-то время Паша понял – вот же он, Санек. Осталось только все объяснить…

В тот же день, после контрольной, Сашка заболел. Он не мог понять, что именно с ним происходит, но чувствовал себя отвратительно. Голова кружилась, тошнило, а все вокруг будто расплывалось.

Мама измерила температуру – та была нормальной. На всякий случай дала какие-то таблетки и строго-настрого приказала лежать в постели и не вставать. Мало того что запретила смотреть телевизор, так еще и уроки делать не разрешила.

– Спи, – сказала она, поглаживая его по голове. – Спи. Пашка сделает, а потом тебе поможет.