Титан. Фея. Демон

С тем же расчетом армия разожгла костры. Несколько десятков фургонов набили сухими дровами и облили керосином. Сразу после сигнала об атаке эти фургоны расставили как можно дальше впереди, сзади и по бокам. А когда заметили самолеты, фургоны немедленно подожгли. В самом центре ночного Крона жила надежда, что эти костры неверно представят атакующим размеры армии, а также станут легкими и бросовыми мишенями.

Главная же часть армии погасила все огни, растянулась и приступила к работе со своим личным шанцевым инструментом (с лопатами, чтоб штатским было понятно). Высокая технология оказалась бессильна как-то усовершенствовать упомянутый ЛШИ. Любой пехотинец Аргонн мгновенно сообразил бы, как им пользоваться. Несмотря на то что земля была твердой — удивительно было видеть, как быстро может окопаться человек, прежде чем начинают падать бомбы.

Сирокко неожиданно для себя поняла, что выделывает черт знает что. Пока бело-голубые пятнышки Пятого крыла штурмовиков принялись над ними кружить, готовясь к первому заходу, она вдруг помчалась назад по шоссе, размахивая мечом и срывая глотку.

— Ложись! В укрытие! Ложись, ложись! Наша авиация уже на подлете! Все носом в землю!

Сирокко заметила далеко впереди и сбоку первый смертоносный оранжевый цветок — пока еще очень далеко. Но тут ее сцапали за руку, подняли и швырнули на широкую спину Менестреля. Фея приземлилась на ноги, ухватила Менестреля за плечи и заорала ему в самое ухо:

— В укрытие, ты, псих ненормальный!

— Непременно. Только сначала ты.

И они загрохотали по шоссе, изумляя войска, выкрикивая предупреждения — совершенно излишние, ибо к тому времени все вокруг уже гремело и пылало под мощными ударами Пятого Неистового. Сирокко считала, что это чистой воды безумие. Никогда она не понимала, как командиры могут так психовать, и не была уверена, удастся ли ей самой с этим справиться. Сирокко не имела ни малейших иллюзий относительно своей неуязвимости для бомб и пуль. Не считала она и что сумасшедшая сила ее личности сможет ее защитить — согласно теории, выдвинутой в когда-то прочитанных ею наиболее причудливых военных трактатах.

Сирокко знала одно — негоже ей сейчас бросаться в укрытие. Куда лучше рискнуть жизнью. Солдаты должны ее видеть и не сомневаться в ее бесстрашии — хотя Фея так тряслась, что чуть не выронила меч. Не существовало другого способа убедить их пожертвовать собственными жизнями, когда дело того потребует.

«Господи Боже, — подумала Сирокко. — Что за прелесть эта война!»

Большинство титанид избрали курс, какой и Сирокко, и генералы посчитали самым для них логичным. На то, чтобы вырыть траншею, куда спрятались бы все их громадные тела, ушла бы целая вечность. Главным преимуществом титанид была скорость.

И они бросились бежать.

Титаниды побежали врассыпную, как можно дальше удаляясь от центра действия. А потом, объятые ужасом, стали наблюдать, как сатанинская красота сражения разворачивается и в воздухе, и на земле.

Сигнальные ракеты с визгом взмывали в небо из пиротехнических фургонов, рассыпаясь оранжевыми искрами, сияя слепящим ярко-алым огнем, а затем взрывались. Ночники и боковухи, будто птицы со сверкающим оперением, вылетали из-под крыл бомбадулей, волоча за собой алое, голубое или зеленое пламя, ускорялись в ужасающем темпе, верещали от кровожадного бешенства и самоубийственно впивались в костры из фургонов или гонялись за сигнальными ракетами. Но часто — слишком часто — они не давали себя одурачить и неслись в нескольких метрах по-над землей, разливая жидкий огонь по отмеченному оспинами ландшафту. Сами аэроморфы были заметны только по бело-голубому выхлопу. Бомб же вообще не было видно, пока они не достигали земли — зато уж тогда все остальное начинало казаться незначительным.

Немногие титаниды, тронутые выше их сил, пустились назад, но были остановлены своими более рассудительными собратьями.

Лишь титанидские целители никуда не побежали. Как и санитары из людей, они занимались тем же, чем издревле на войне занимаются врачи. Они подбирали раненых, оказывали им помощь... и гибли рядом с ними.

— О Великая Матерь! Дай мне силы все это пережить — и я больше никогда не отойду от компьютера! Никогда, никогда, никогда...

Искра сама не сознавала, что кричит. Съеживаясь в комочек в окопе, который, как казалось ей, был около сантиметра глубиной, она вдобавок делила его с двумя совершенно незнакомыми ей пехотинцами.

На самом деле окоп был гораздо глубже, и, когда наступило относительное затишье, все трое выскочили наружу и снова принялись копать как полоумные. Потом последовал новый заход монстров, и вся троица опять посыпалась в укрытие — в неразберихе острых локтей, ботинок, мечей в ножнах, съехавших набекрень шлемов и смрадного страха. Щиты они держали над собой и слышали, как комья земли барабанят по тусклой бронзе.

Совсем рядом упала бомба. Искра задумалась, сможет ли она теперь еще что-то услышать. Очень долго в ушах стоял дикий звон. На щиты посыпались осколки раскаленного металла и дымящаяся почва.

— Никогда, никогда, никогда...

Какая-то часть разума Конела сознавала, что те пришельцы из Метиды, что повернули на север, направляются к Беллинзоне. Другая часть рыдала по оставшейся в численном меньшинстве Третьей эскадрилье.

Но все остальное его существо было сосредоточено на мрачном небе впереди, которое с каждой минутой светлело. Сражение они смогли наблюдать задолго до того, как прибыли на место.

Потом они вступили в бой — и уже не было времени думать ни о чем, кроме полета.

Массу работы пришлось возложить на компьютер. На экране было слишком много сигналов, слишком много путаницы и тьмы. Конел увернулся, вышел было на что-то многообещающее... и был отвергнут компьютером управления огнем, который опознал в мишени соратника. Затем он долбанул одного бомбадуля. Весь поединок длился менее трех секунд. Конел даже не стал смотреть, как обоборота врага падают в ночь, а немедленно выкрутил поворот с десятикратной перегрузкой в сторону следующей возможной мишени.

На самом деле бой принес сплошное разочарование. Конел понимал, что тем, кто, лежа на земле, двадцать минут дожидался подлета его эскадрильи, он таковым не казался. Но к тому времени, как Конел и его пилоты добрались до места, Пятое крыло довольно по-дурацки растранжирило большую часть своих боеприпасов типа «воздух-воздух». В орудиях бомбадулей уже истощался запас крошечных пулесуществ. Бомбы у них, правда, оставались — но это играло только на руку Конелу, ибо, когда его ракета попадала в цель, следовал более мощный взрыв. Каждый такой взрыв означал, что для лежащих в траншеях осталось на одну бандероль со смертью меньше.

По конец от Пятого крыла остался только люфтмордер. Конел и два его пилота пристроились к нему сзади. Конел лично отстрелил твари чуть ли не все левое крыло. Один «комар» чуть было не влетел в огромную выхлопную трубу, затем отправил туда снаряд. Все трое резко сбросили газ и стали наблюдать за падением. В воздухе клубился дым, а на земле пылали жуткие костры.

— Рей-Канада вызывает Рокки-Рэмбо.

Пауза вышла такой долгой, что Конелу это не понравилось. Потом он сообразил, что кто-то, видимо, не сразу добрался до своей рации.

— Рокки-Рэмбо слышит тебя, Канада. Врагов больше не вижу.

— Точно так. Все дохлые. Пятого больше нет. Еще не успел связаться с Третьей эскадрильей, но знаю, что она схлестнулась с Восьмым где-то над Дионисом. У вас, ребята, есть по меньшей мере полоборота, чтобы вздохнуть спокойно, пока остатки Восьмого сюда доберутся.

— Ажур, Канада. Будем окапываться.

Конел двигался на скорости чуть выше минимальной, только что не глуша мотор, пока компьютеры заново выстраивали Первую и Вторую эскадрильи. Оглядевшись, Конел засек одну дырку в Второй и одну в своей, Первой. Потом поглядел на экран и заметил один маячок вынужденной посадки на самом берегу Гестии. Одному из своей эскадрильи Конел приказал слетать и проверить, выжил ли пилот.