Слушайте звезды! (сборник)

— Будет сделано, — сказал комендант и рысцой побежал к двери.

— Ты, кажется, когда-то был астронавтом? — спросил пресвитер у Хромого.

— Да.

— Вон лежит кислородный баллон. Ты ведь не отрицаешь, что он твой?

— Нет, — поколебавшись с секунду, ответил Хромой.

— Хорошо. Ты уже начинаешь говорить правду. На каждом баллоне имеется маркировка. Два числа через тире. В нашем случае это 661 и 1203. Ты не знаешь, что они могут означать?

— Нет, — ответил Хромой, чувствуя себя как попавшая в сети рыба.

— А зря. Цифры эти не сулят тебе ничего хорошего. Первая из них — инвентарный номер баллона. На любом космическом корабле их сотни. Но вот вопрос — как узнать, какому космическому кораблю он принадлежал ранее? Ты не знаешь?.. Я беру четвертый том приложения к штурманскому справочнику и безо всякого труда выясняю, что бортовой номер 1203 имел транспортный корабль первого класса «Гамма-Эол». Что ты на это скажешь?

— Мне нечего сказать. Этот баллон я выменял на четыре пачки сигарет еще год тому назад.

— У кого именно, конечно, не помнишь?

— Нет.

— Ну, ладно. Времени и терпения у нас хватит. «Эол» слишком лакомый кусочек, чтобы выпустить его из рук.

В это время вернулся комендант и стал шептать что-то на ухо пресвитеру.

— Ничего странного в этом нет, — прервал его тот. — Наш астронавт не так, глуп и успел предпринять вчера кое-какие меры. Оператора под замок, с ним поговорим позже. Узнайте у специалистов, можно ли восстановить запись.

В коридоре раздались шум и проклятия. Двое охранников силой втолкнули в комнату бригадира, а третий, пройдя вперед, положил на стол еще один баллон.

— 703—1203, — прочитал на нем пресвитер. — Так-так…

— Я ничего не знаю, — прохрипел бригадир. — Что вы от меня хотите?

— Как попал к тебе этот баллон?

— Я его в первый раз вижу.

— А этого красавца? — Пресвитер кончиком сигары указал на Хромого.

— Тоже.

— Между прочим, он позавчера выходил с твоей бригадой на работу.

— У меня в бригаде двести человек. Одни приходят, другие уходят. Откуда я могу знать всех?

— Давно ты здесь?

— Давно. С самого первого дня.

— И с самого первого дня воруешь?

— Чужого я никогда не брал.

— Ты думаешь, что обманул меня? Ты сам себя обманул. За тобой и раньше грешки водились. Пора с этим кончать. Пойдешь в утилизатор.

Лицо бригадира побелело, все жилы на лбу напряглись, а в уголках рта показалась пена.

— В утилизатор? — закричал он, пытаясь приблизиться к столу. Уже четверо охранников висели на нем. — На котлеты меня пустите. Людоеды. Чтоб вы подавились моими костями.

— Не подавимся, — впервые усмехнулся пресвитер. — Утилизатор раздерет тебя на молекулы. Но не сразу. Часика два подергаешься.

— Не трогайте его, — не выдержал Хромой. — Я все расскажу. Баллоны я снял с раздавленного скафандра километрах в двадцати от Компаунда.

— Со скафандра? И больше там ничего не было?

— Нет.

— А дорогу туда найдешь?

— Найду. Только освободите его, — Хромой указал на бригадира. — И оператора поста внешнего контроля тоже.

— Хорошо, — вновь усмехнулся пресвитер. — Ты выйдешь наружу и покажешь дорогу нашим людям.

— Да.

— Предупреждаю заранее: ни сбежать, ни найти легкую смерть тебе не удастся. Если ты обманул нас, разговор продолжится в несколько других декорациях.

— Я сказал правду. Через несколько часов вы в этом убедитесь. Только не понимаю, для чего вам этот скафандр. От него осталась куча металлолома.

— В этой куче должен быть походный трассограф. Если он уцелел, мы легко узнаем путь, пройденный хозяином скафандра от «Эола» до места гибели. Это всем понятно? Старшим пойдешь ты, — кончик сигары указал на коменданта.

В сопровождении шести здоровяков, больше похожих на громил, чем на охранников, Хромой спустился на нулевую палубу. Комендант шел сзади и буквально дышал Хромому в затылок.

— Стоп, — сказал Хромой, увидев, что для него приготовлен тот самый скафандр, в котором он уже выходил наружу. — Этот я не хочу.

— Почему? — удивился комендант, успевший залезть в свой скафандр.

— Вы могли подстроить что-нибудь.

— Не валяй дурака, зачем нам это?

— Замените скафандр, иначе я никуда не пойду.

— Ладно, — вокруг рта коменданта зашевелились каменные бугры мышц. — Выбирай любой.

— Ваш. Это мое единственное условие.

— Ну что ж, — немного помедлив, сказал комендант. — Бери. Я стерплю и это, — внутри скафандра что-то хрустнуло, и он с кривой усмешкой добавил: — Уж извини, я задел радиокомпас.

С трудом сдерживая стоны, Хромой забрался в его скафандр. Первым делом он схватил губами шланг поилки и убедился, что она заправлена. На месте радиокомпаса зияла дыра, откуда торчали обрывки световодов. Нужна была нечеловеческая сила, чтобы голой рукой вырвать его из панели.

Спустя полчаса Хромой вновь оказался в черной, горячей печи Венеры. За его спиной возвышалась несокрушимая, сплошь побитая и изъязвленная стена Компаунда, впереди мелькали прожектора рабочих, копошившихся, словно муравьи, на остатках только что обнаруженного беспилотного грузовика.

— Туда! — Хромой указал рукой в том направлении, где он спрятал финверсер.

Проходя мимо знакомой глыбы, он зацепил одной ногой за другую и упал грудью на еле заметную кучу щебня. При этом боль в левом боку рванула так, словно к ране прикоснулись раскаленными щипцами.

— Эй, брось свои штучки! — крикнул комендант. — Вставай, а не то…

Хромой уже стоял лицом к конвоирам, и его руки сжимали рукоятки финверсера.

— Не шевелиться! — приказал он. — Такую штуку вы вряд ли видели раньше. Вот как она действует…

Когда ослепившая всех короткая вспышка погасла, на стене Компаунда осталась борозда глубиной в четверть метра. Расплавленный металл вокруг нее медленно остывал, из нестерпимо белого превращаясь в багрово-красный.

— Возвращайтесь в Компаунд, — сказал Хромой. — Я никогда никому не причинял зла. Но сейчас моя жизнь в опасности, и я ни перед чем не остановлюсь.

— Он не шутит, — пробормотал комендант. — Отходите, ребята. Считай, что первый раунд за тобой, — это относилось уже к Хромому. — Но игра только начинается. Козырей у тебя мало. Через час ракетобот разыщет тебя.

— У меня есть способ оттянуть начало погони — убить вас всех… Так вот, пока я не передумал, быстро уходите.

До тех пор, пока шлюзовой люк не закрылся за последним из охранников, Хромой не опускал излучатель финверсера.

Вода в поилке кончилась на исходе третьих суток. А еще раньше, заснув на ходу, он провалился в трещину и сломал одну из механических ног. Первоначальное направление на юг было давно утеряно, и Хромой брел наугад, сквозь кромешный мрак, через бесконечные россыпи сухо трещавшего под ногами щебня, не встречая на пути ничего, что изначально не принадлежало бы этому миру. Дважды его вводили в заблуждение высокие конусообразные обломки скал, чем-то похожие издали на силуэты космических кораблей класса «Фея-Торнадо», и дважды отчаянная надежда сменялась мучительным разочарованием. До начала венерианского рассвета оставалось двое суток — двое суток медленного умирания от жажды.

Видение изгрызенного шланга в раздавленном скафандре преследовало его, как кошмар и, чтобы избавиться от него, Хромой начал вспоминать свою жизнь. Ничего хорошего почему-то на память не приходило, и постепенно он понял, что ожидающий его вскоре нелепый и бессмысленный конец является закономерным завершением всей его, как теперь оказалось, нелепой и бессмысленной жизни. Прошлое представлялось теперь цепью сплошных неудач и заблуждений. Сколько он помнил себя, его постоянно засовывали то в один, то в другой ящик — вначале закрытое училище, куда даже родителей допускали два раза в год, потом космос — долгие годы в космосе, редкие возвращения на Землю, месяцы адаптации, когда не можешь шевельнуть ни рукой, ни ногой, затем отдых в горах или на побережье. Диета, ванны, врачи, охрана, приходящие по графику женщины — и снова космос — озера жидкого азота на Титане, сверхмощные электрические разряды в кольцах Сатурна, стреляющие расплавленной серой вулканы Ио. Семьи он, как и большинство себе подобных, не завел, открытий и подвигов не совершил, неизвестно чем и когда провинился (а скорее всего, что и ничем, на него просто махнули рукой, как на отработавшую свое клячу) — и вновь череда железных ящиков: рейс на Венеру пассажиром четвертого класса, заточение в Компаунде и вот, наконец, этот скафандр, судя по всему, его последняя прижизненная оболочка.