Скиталец Ларвеф

- Нашими?

- Ну, не вашими, а, скажем, моими. Представьте себе мир, в котором мы нашли то, чего когда-то желали.

- Планета сюрпризов? - спросила Эроя.-Расскажите о ней.

- Так слушайте и не прерывайте... Пребывая в течение многих лет в летящем космолете, борясь с невзгодами слишком большой длительности с помощью анабиоза, я все дальше и дальше отдалялся от cвоего прошлого. В интервалах между вынужденным отсутствием, дарованным мне и моим спутникам анабиотическим состоянием, мысль работала интенсивно. Она продолжала спрашивать сама себя: "Откуда и куда?" Казалось бы, беспочвенный вопрос. Но на что-то же надо было опереться в этом движении среди вакуумов межзвездного пространства. Я вспоминал. Воспоминания и были опорой для чувств. Воспоминания, в сущности, живут в нас независимо от логики, от здравого смысла. Не знаю почему, мне часто вспоминалась игрушка, подаренная мне в детстве. Это была забавная штука, забавная, разумеется, только для маленького мальчика, каким я тогда был. Нечто вроде складного ножа. Впрочем, с множеством всяких приборов; крошечной вилкой, ложкой, зажигалкой, всем необходимым для путешественника. В ручке этого ножа было спрятано целое хозяйство. Крошечный напильник, пилка, сверло. Я не мог нарадоваться этому подарку. А затем, как это часто бывает в раннем детстве, он исчез. В детстве все исчезает более загадочно, чем в зрелые годы. Наверно, я его потерял, бегая в лесу. Потерял и не мог найти. Но вернемся на ту планету, о которой сейчас идет речь. Достаточно было мне на несколько минут уединиться и сделать одному небольшую прогулку, как случилось это. Словом это я обозначаю нечто необъяснимое. Невольно нагнувшись, я увидел у своих ног что-то знакомое и давнее. На песке лежал тот самый складной нож, который я потерял в детстве. Чтобы проверить, не обманывают ли меня мои чувства, я поднял нож. Да, такой же точно. Правда, он был немножко тяжелее дильнейских вещей, давал почувствовать себя объем планеты. Что же такое случилось? Не знаю. И не знал никто из моих спутников, тоже получивших каждый по одному подарку. Все находили здесь то, что когда-то утеряли на Дильнее. Планета не была населенной. Больше того, на ней не было никакой органической жизни, даже плесени. А вещи тем не менее появлялись, только те вещи, которые были когда-то утеряны нами - членами экспедиции или экипажа. Казалось, кто-то затеял с нами забавную игру. Но кто мог играть с нами на мертвой планете? Никаких происшествий. Ровно ничего. Если не считать этих маленьких сюрпризов, Планета возвращала нам то, в чем мы, в сущности, не нуждались.

Для чего мне был этот складной нож, изделие прошлого века? Для чего был нужен командиру космолета Хымокесану-дильнейцу зрелых лет-детский компас с нервной, тянувшейся к магнитному полю стрелкой, когда в его распоряжении были совершенные приборы ориентировки в космосе?

Но каждый находил только то, что потерял в детстве. Нет ничего ужаснее помеси забавного с таинственным. Шутил и посмеивался только один повар и фармацевт Нев. Он ничего не нашел, потому что ничего не потерял. Он появился на свет, миновав детство и юность. Повар и фармацевт Нев был автомат, правда автомат, очень похожий на живого дильнейца.

Нев не ведал, что такое страх. Нам же стало страшновато.

С изумлением смотрели мы на возвращенные подарки, сложенные в кучу в одном из контейнеров корабля. В реальности их невозможно было усомниться. Они пребывали на месте, играя с нами в недозволенную игру, смеясь над нашим опытом и нашей логикой.

- О, если бы мы были детьми, - сказал командир космолета Хымокесан, - с их наивным доверием в доброе чудо! Но мы не дети. Мы взрослые и не можем верить в чудеса.

Он собрал нас, всех членов экспедиции и экипажа, на совещание. Физики, химики, математики и биологи сделали обширные сообщения, рассказали о том, что показали анализы и эксперименты, словно формулы и цифры могли успокоить нас.

- Ну, а все эти сюрпризы? - спросил Хымокесан.

Главный физик Ывар почему-то счел этот вопрос обидным для себя и для своей науки.

- Пусть ответит психиатр и невропатолог Хым. Это относится к его компетенции, - сказал он раздраженно.

Психиатр и невропатолог Хым сидел бледный как бумага.

Он тоже получил подарок, или, точнее, нашел то, что потерял совсем в другом месте и в другое время.

- Хым, почему вы молчите? - спросил Хымокесан, бросив на бедного невропатолога убийственный взгляд. - Вы-то должны знать.

- При чем же здесь я? Они ведь не кажутся, они реальны. Это по части физиков и химиков, а не моей.

-Действительно, - поддержал врача биолог, - это явление физическое, а не психическое.

Главный физик экспедиции Ывар вспылил.

- Это фарс! - крикнул он.-Причем тут законы природы?

"Фарс". Наконец-то найдено было то слово, которое, казалось, могло внести ясность в чрезвычайно неясные и запутанные обстоятельства.

- Фарс, - охотно ухватился за это слово психиатр и невропатолог Хым.-Фарс. Вот именно-фарс!

Иных это даже чуточку успокоило. И только трезво настроенный командир Хымокесан не намерен был даже на одну минуту удовлетвориться словесным обозначением необъяснимого.

- Ну, хорошо, фарс. Согласен. Но ведь и за фарсом должны стоять причины и следствия. Не у повара-фармацевта Нева мне просить объяснения этого загадочного факта.

Забегая вперед, я должен сказать, что именно повар и фармацевт Нев, этот дильнееподобный автомат, помог нам разобраться в необъяснимых и загадочных обстоятельствах.

Планета, сделав каждому маленький сюрприз, перестала играть с нами и забавляться. Ее щедрость не была чрезмерной. Напрасно надеялись те, кто рассчитывал, что игра затянется и вслед за возвращенным из прошлого пустячком появится и само прошлое во всем его богатстве, - прошлое, от которого мы так давно отчалили, уходя в безбрежную неизвестность. По правде говоря, я тоже надеялся на большее.

Почему только этот складной нож, спрашивал я, а не все, что ему сопутствовало? Нож, вырванный из живой конкретной среды и преодолевший время и пространство, нарушив все логические основы бытия... Зачем?

Ответа не было. Наступило то длительное и нормальное состояние, когда не происходило уже никаких чудес. А складной ножик между тем лежал в отсеке рядом с детским компасом и другими предметами, о наличии которых нас уведомляло наше напряженно рaботавшее чувство. Находки, повидимому, не собирались исчезать, как это бывает во сне.

Нет, все это нам не приснилось, все происходило наяву. Это-то и приводило в бешенство нашего мужественного командира Хымокесана. Он ходил, сжимая кулаки.

-Абсурд! - ворчал он.-Нелепость! Чепуха! Алогизм!

Его трезвый ум продолжал работать, работать лихорадочно, пока не нащупал причину. Я пользовался доверием Хымокесана и не удивился, когда, отозвав меня в сторонку, он сообщил то, к чему привела его беспокойно работавшая мысль.

- Какого вы мнения о нашем психиатре и невропатологе Хыме? - спросил он.

- По-моему, серьезный и знающий свое дело специалист.

- Я не об этом. Еще на Дильнее мне говорили, что он когда-то занимался телепатией и тешил себя и других психологической и парапсихологической игрой, угадывая чужие мысли.

- Очень возможно. Но ведь это естественно. Он психолог. И парапсихолог.

- Не думаете ли бы, - спросил меня Хымокесан, - что, угадав какие-то наши мысли и желания, он затеял эту недостойную игру?

- Не думаю. Это было бы почти преступно. К тому же слишком много предметов. Где он мог их спрятать?

- Разумное возражение, - ответил задумчиво Хымокесан. - И все же я вынужден настаивать на своем предположении. Не могу же я поверить в абсурд. Легче поверить в розыгрыш, в шутку, затеянную, пока неясно мне, с какой целью, одним из нас. Подозрение падает на парапсихолога Хыма. В юношеские годы он прославился тем, что давал время от времени полусомнительные сеансы парапсихологии, гипноза, объяснения снов. Это ведь чуть не послужило препятствием, когда шел отбор участников нашей экспедиции. Я был против. Но меня переубедили. У Хыма, если не считать этих сеансов, была завидная репутация среди специалистов. Специалисты меня и переубедили. А вы знаете, я не из тех, кого легко переубедить.