Бетонный остров

Он протянул бутылки бродяге, который схватил их дрожащими от возбуждения руками и на мгновение забыл и о Мейтланде, и о разбитой машине.

Мейтланд молча смотрел на него, постукивая пальцами по костылю.

– Я нужен тебе, чтобы выдавать паек, Проктор, – не забывай об этом. Я изменил всю твою жизнь. Вино к ужину, вечерний костюм – как вы все любите, чтобы вас эксплуатировали!..

Подъезжая верхом на Прокторе к бомбоубежищу, Мейтланд взглянул на полотно виадука. После дождливых дней бетон быстро высох, и склон белел на фоне неба, как стена какого-то огромного воздушного замка. Под пролетом виднелись подъездные пути к Вествейской развязке – лабиринт наклонных направляющих и примыкающих дорог. Мейтланд ощутил одиночество, как на чужой планете, покинутой ее жителями – расой дорожных строителей, которые давным-давно исчезли, но завещали ему эту бетонную пустыню.

– И ныне отпущаешь…– бормотал он себе под нос, – ныне отпущаешь…

Отдыхая на солнце, он уселся у стены бомбоубежища и закутался в желтую шаль. Проктор присел на корточки в нескольких шагах поодаль, готовясь откупорить бутылку бургундского. Сначала он выполнил короткий, но тщательный ритуал, который выполнял над каждой банкой мяса и пачкой печенья, подаренными Мейтландом, – ножом соскоблил с бутылки этикетку и разорвал ее на мелкие кусочки. Подарив бродяге найденный в багажнике экземпляр «Лайфа» трехлетней давности в надежде, что большие фотографии смогут вернуть мысли Проктора в мир за пределами острова, Мейтланд увидел, как журнал превратился в кучу тщательно измельченного конфетти.

– Тебе не нравятся слова, да, Проктор? Ты даже разучился говорить.

То же самое было справедливо и в отношении его зрения. Мейтланд убедился, что Проктор не слепнет, просто в этом безопасном царстве зарослей на острове он предпочитает полагаться на свои рубцеватые пальцы и осязание.

Мейтланд повернулся к бетонному основанию дорожного знака у примыкающей дороги; на белой поверхности этого основания он когда-то чертил свои путаные письмена.

Он щелкнул пальцами, исполнившись внезапной убежденности в том, что скоро выберется отсюда. Подняв костыль, как школьный учитель – указку, Мейтланд ткнул им в Проктора:

– Проктор, я хочу научить тебя читать и писать.

ГЛАВА 20

присвоение имени

Сидя на сырой земле, Мейтланд смотрел, как Проктор, словно счастливое дитя, идет к бетонному основанию дорожного знака. Не прошло и получаса, как нерадивый ученик превратился в старательного и послушного. Неровные буквы его первой азбуки уже выпрямились и приобрели четкость. Он двумя руками водил по бетону, выписывая в ряд свои «А» и «X».

– Хорошо, Проктор, ты быстро учишься,-поздравил его Мейтланд. Он ощущал прилив гордости за успехи бродяги. Такое же удовольствие он испытывал, обучая сына играть в шахматы, – Это же великое изобретение – и почему люди не пишут сразу двумя руками?

Проктор восторженно взирал на плоды своих трудов. Мейтланд дал ему вдобавок два косметических карандаша, позаимствованных у Джейн Шеппард. Бродяга сжал Мейтланду руку, словно убеждая его в серьезности своего желания учиться. Сначала, когда Мейтланд вывел первые несколько букв алфавита, Проктор отказывался даже смотреть на них и съежился в сторонке, словно ему угрожало какое-то страшное проклятие, однако через десять минут уговоров он преодолел свой страх, и нижняя часть поверхности кессона покрылась его каракулями. Мейтланд держался рядом.

– Это не долго, верно? Все эти годы, что ты потерял… А теперь позволь показать тебе, как пишутся некоторые слова. С какого хочешь начать

– цирк, акробат?

Проктор беззвучно пошевелил губами. Потом робко выговорил:

– П… П… Прок-тор…

– Со своего имени? Ну конечно! Как же я не догадался. Это уникальный момент. – Мейтланд похлопал его по спине. – Вот, смотри. Я хочу, чтобы ты переписал эти буквы фута на три повыше.

Он взял у Проктора карандаш и написал:

МЕЙТЛАНД ПОМОГИТЕ

– П… П… Проктор…– повторял он, водя пальцами по буквам. – Это твое имя. Теперь перепиши это покрупнее. Запомни: ты впервые пишешь свое имя.

Прослезившись от гордости, бродяга посмотрел на выведенные Мейтландом буквы, словно стараясь запечатлеть их в своем угасающем уме, и начал обеими руками чертить такие же на бетоне. Каждое слово он начинал с середины, продолжая влево и вправо.

– Еще раз, Проктор! – крикнул Мейтланд сквозь рычание взбирающегося по примыкающей дороге грузовика. От волнения бродяга путал буквы, и получались неразборчивые каракули. – Начни снова!

Захваченный собственным энтузиазмом, Проктор не слушал. Он шкрябал на бетоне, переставляя разные части имени Мейтланда и с восторгом выводя жирные буквы до самой земли, словно собрался каждый квадратный дюйм острова покрыть надписями, которые считал своим именем.

Наконец бродяга удовлетворенный отошел от стены и, сияя, сел рядом с Мейтландом.

– Боже всемогущий…– Мейтланд устало оперся головой на костыль. Хитрость не удалась, и отчасти из-за того, что он не учел неуемной благодарности Проктора. – Ладно, Проктор – я научу тебя еще некоторым словам.

Когда бродяга наконец успокоился, Мейтланд наклонился и прошептал с наигранным озорством:

– Новые слова, Проктор, – такие как «жопа» и «говно». Ты сможешь написать такое, а?

Проктор нервно захихикал, а Мейтланд тщательно вывел:

ПОМОГИТЕ АВАРИЯ ПОЛИЦИЯ Он смотрел, как Проктор неохотно переписывает слова. Бродяга работал лишь одной рукой, а другой прикрывал написанное, словно боясь, что его поймают за этим занятием. Но вскоре бросил и тыльной стороной руки все стер, поплевав на окрашенный бетон.

– Проктор! – попытался остановить его Мейтланд. – Никто тебя не увидит!

Проктор бросил карандаши, но продолжал с гордостью смотреть на перепутанные фрагменты имени Мейтланда, потом сел на землю. Мейтланд понял, что его лишь на время позабавило писание похабных слов на стене, а теперь он отказывается принимать участие в этом, как он считал, озорстве.

ГЛАВА 21

бред

Усталый и подавленный, Мейтланд вцепился в плечи Проктору, носившему его по острову. Сгорбившийся зверь и бледный всадник, они блуждали среди шуршащей травы. Временами Мейтланд приходил в себя и выпрямлялся, сжимая железный костыль. Стараясь не заснуть, он ругал и колотил Проктора за малейшую запинку и колебание. Бродяга двигался вперед, словно не мог придумать ничего лучше этого бесцельного путешествия по острову, чтобы вернуть раненого к жизни. Временами он специально подставлял Мейтланду огненный рубец на шее, в надежде, что удар по нему оживит калеку.

Во время третьей прогулки по острову, когда они снова добрались до автомобильного кладбища, Проктор сгрузил Мейтланда на землю, потом поднял его своими сильными руками, прислонил к заднему бамперу «ягуара» и потряс за плечи, стараясь привлечь его внимание.

Мейтланд отвернулся от мчавшихся по дороге машин. Автострады колыхались, преломляясь в знойном, нагревшемся за день воздухе; эхом отдавался шум колес и моторов. Проктор бродил по автомобильному кладбищу, снимая с пояса крысоловки и устанавливая их среди разбитых машин. На пыльной крыше перевернутого такси он криво вычертил пальцем фрагмент имени Мейтланда.

Увидев, что тот наблюдает за ним, бродяга начал делать свои гимнастические упражнения в надежде, что удачная стойка на руках или кувырок вперед помогут Мейтланду воспрянуть духом. Тот терпеливо ждал, глядя, как Проктор суетится и нервно вытирает нос, готовясь к каждому новому трюку. Над островом дул теплый ветерок, лаская траву и кожу, словно это были части одного тела. Мейтланд вспомнил свою попытку отбросить часть собственной плоти и оставить раны там, где они были получены. Рот, правый висок и поврежденное бедро теперь не болели, как будто эта волшебная терапия подействовала, и он благополучно избавился от телесных повреждений, оставив их на предназначенных им местах.