Журнал «Если», 1997 № 08

Что действительно делает его уникальным — так это способность менять форму. Других подобных умельцев не сыскать, хотя ходят разные слухи. Кроме того, он, кажется, может по собственной прихоти менять плотность. Я все время тревожусь, что он возьмет и продерется сквозь обшивку корабля, когда я буду находиться рядом. Он на это вполне способен. И что примечательнее всего, изменение плотности нисколько не влияет на его умение парить в воздухе.

— Похоже, — прокомментировал Кервин, — мои соплеменники тоже с интересом взялись бы за изучение такого неуязвимого создания, способного менять форму и плотность. Особенно, если оно единственное в своем роде.

— Одно-одинешенько! — подтвердил Рейл. — Единственный Астарах в природе. В противном случае вряд ли оомемианы так стремились бы заполучить его назад.

— Наверное, они хотят разгадать с его помощью тайну левитации.

— Не знаю. Может быть. Во всяком случае, я не собираюсь его возвращать. Значение имеет не столько то, почему он так важен, сколько то, что он важен именно для оомемианов.

— Если вы не находите Измиру иного применения, то всегда можете поиграть с его помощью в кегли.

— М-да… Между прочим, идея принадлежала ему. Он ведь всегда занимается только тем, чем сам захочет, и умеет сообщить о своем намерении, перейдя к делу. В оздоровительном центре мы оказались по чистой случайности. Я слонялся по окрестностям — сплю я мало, а в ваших небольших поселениях бывает трудно найти себе занятие в темное время суток. Видимо, его заинтересовало движение шаров, посылаемых другими игроками. Для того, чтобы указать на свое желание заняться тем же, он просто убрал свой глаз и руки и покрылся отверстиями для моих пальцев. Откровенно говоря, мне самому стало любопытно. Необходимость вычислять оптимальную синусоиду стимулирует мозговую деятельность.

— Большинство приходит в кегельбан не за этим.

— Неужели? Это для меня очередной сюрприз. Я, конечно, не бросал Измира, а просто делал нужные движения, а он — все остальное. Спустя некоторое время ему надоели ограничения, и он попробовал перемещаться произвольно, чем и привлек внимание вашего друга. Это привело меня в замешательство, хотя обычно мне удается вывернуться с помощью красноречия из любой щепетильной ситуации с туземцами.

Не знаю, было ли это развлечением для Измира. Не уверен даже, что он поймет это слово. Вообще не знаю, понимает ли он что-нибудь. Я даже не знаю до сих пор, что это — живое существо или машина. А теперь, Кервин, вернитесь в кресло. Мы стартуем.

Кервин был заворожен открывшимся видом. Он стоял у Рейла за спиной, разинув рот.

Внизу лежал залитый лунным светом лес, чуть поодаль виднелись горы Сангре де Кристо. Рейл заставлял корабль медленно вращаться, чтобы позволить приборам засечь любые эфирные помехи. К таковым относились бы, к примеру, переговоры оомемианов.

— Пока все чисто.

— А земляне? — спросил Кервин. — Вы не боитесь появиться на экране местного радара? Альбукерке — важный узловой пункт Федерального управления авиации, а в южной части штата имеется крупная база для испытания ракет.

На него взглянули три глаза пилота.

— Против таких простых методов обнаружения нетрудно выставить заграждение. Меня беспокоят только оомемианы: их приборы могут пронизывать любое защитное поле.

Кипяток занял позицию у дальнего края окна и жадно впитывал быстро меняющийся пейзаж.

— Балдеж!

— Думаю, сейчас бесполезно просить вас высадить меня у дома, — сказала из кресла Миранда. — Вряд ли это окажется вам по пути.

— Тысячи извинений! — откликнулся Рейл, скользя кончиками щупалец по поблескивающей серебряной ленте. — Нам нельзя здесь задерживаться.

Корабль набрал скорость, покидая земную атмосферу. Видимо, он двигался феноменально быстро, тем не менее Кервин совершенно не ощущал движения. Единственным свидетельством перемещения в пространстве была легчайшая вибрация.

Они уже поднялись на высоту не менее двенадцати миль. К северу были видны огни Альбукерке, дальше — очаги света поменьше, видимо, Таос и Санта-Фе. Темная поверхность планеты была усеяна мелкими городами, испускавшими сияние, как драгоценные камни.

— Какую скорость может развить ваш корабль?

— Даже не хочется говорить — модель-то старенькая.

Миранда привстала.

— Где тут у вас дамская комната?

— Удобства расположены в холле, через который мы прошли, первая дверь направо. Боюсь, вам будет трудновато разобраться в оборудовании, но это ничего: делайте, что вам надо, все остальное оно возьмет на себя. Оно специально сконструировано для того, чтобы отвечать потребностям самых разных видов, и отлично себя зарекомендовало.

— Ладно, проверим. — Она зашагала к двери. — Выбора у меня все равно никакого.

Едва она ушла, корабль резко завалился влево. Земля завертелась, как безумная, и скрылась из виду. Теперь за окном раскинулось бескрайнее черное пространство, усеянное звездами; время от времени в глаза ударял ослепительный свет, лишавший людей зрения.

Кервин встал с пола и с трудом добрался до пустого кресла. Только когда его снова обхватили невидимые ремни, он с облегчением перевел дух.

— Что случилось? Что с нами происходит?

— Проделки оомемианов, черт бы их побрал! Я надеялся, что парочка, с которой нам посчастливилось познакомиться на Земле, — это все мои преследователи, но, как теперь выясняется, тут есть и другие… —

Он навис над пультом. — По меньшей мере, два корабля. Замаскировались и ждали нас. Мне следовало это предвидеть. Придется улепетывать.

Кервин судорожно глотнул, борясь с тошнотой.

— Разве это не то же самое, чем мы все время занимаемся?

Корабль провалился в бездну, уворачиваясь от очередного луча; совсем рядом показался южный полюс Луны.

— Сейчас я вам их покажу. — Рейл еще на что-то нажал, и перед Кервином появилась голографическая проекция потрясающей сложности. Перед Кипятком, тоже нашедшим убежище в кресле, появилось аналогичное чудо.

В объемном пузыре можно было ясно разглядеть космический корабль, который пытались догнать два других корабля. Время от времени содержимому пузыря грозил энергетический заряд, однако проекция не пропадала.

— Чем это они в нас стреляют?

— Смертью. Измиру это не опасно, чего не скажешь об остальных. Нам пора отсюда убираться.

— Куда же тут уберешься? — Кервин затравлено огляделся.

— Вы правы, нам требуется место понадежнее. Если бы я не был прикован к пульту управления, то попытался бы обороняться. Мы не беззащитны: у нас есть пушка.

— Пушка? — Кипяток завертелся в кресле, борясь с полем, ограничивавшим его движения. — Где?

— Маленькая энергетическая пушка в пузыре на крыше.

— В холл и направо? — Панк извелся от нетерпения.

— Нет, там туалет. Ступайте дальше, пока не заметите слева дверь. Войдете и увидите в конце прохода кресло для стрелка. Насколько я понимаю, вам хотелось бы пострелять?

— Еще как!

Он двинулся к холлу. Судя по всему, компенсирующие устройства корабля еле справлялись с маневрами, которые был вынужден закладывать Рейл. Проходя мимо Кервина, Кипяток вынул из кармашка на правой штанине нож с выскакивающим лезвием и бросил его Кервину.

— Держи! Если нас возьмут на абордаж, не давайся им живым.

В холле он столкнулся с Мирандой. Она, вопреки обыкновению, молча проследовала к своему креслу. А Кипяток отправился своим путем.

Вскоре корабль содрогнулся, но как-то по-новому.

— Ага, — обрадовался Рейл, — ваш приятель нашел место стрелка! Боюсь, энтузиазм мешает ему стрелять метко, зато его непредсказуемость спутает оомемианам карты. Они будут вести ответный огонь, полагаясь на компьютеры, но что толку в компьютерах, когда наша оборона не подчиняется логике?

— Это точно, — отозвался Кервин. — Значит, Кипяток начал палить из вашей пушки? Между прочим, мы с ним вовсе не друзья. Он — панк, сознательный вредитель, антиобщественное проявление.