Колумбы неведомых миров

Только сейчас мне стала понятна весьма причудливая расцветка грианских одежд. Дело в том, что в сетчатке глаза гриан содержатся фиолетово-чувствительные, оранжево-чувствительные и чувствительные к голубому цвету центры. Это напоминало наше трехцветное зрение, воспринимающее красный, зеленый и синий цвета. У гриан окружающий мир имел другие краски. Там, где мы видели бледно-голубой цвет, грианин воспринимал темно-синий. Фиолетовый океан в наших глазах был действительно сине-фиолетовым, но грианин, пролетая над ним, любовался мрачными переливами фиолетово-черных волн.

Грианин со шрамом показал мне много диковинок. Особенно поразил меня планетоскоп - гигантский аппарат, установленный в семидесятиэтажном здании восьмого сектора Кругов Многообразия. Когда сверхмощный поток излучений насквозь “просветил” шар планеты, я не мог сдержать своего восторга: внутреннее строение Гриады было как на ладони, вплоть до мельчайших деталей. Как и следовало ожидать, ядро планеты, диаметром в три тысячи километров, состояло из тяжелых элементов, находящиеся в особом пластическом состоянии под давлением в миллиарды атмосфер, при температуре в семь тысяч градусов но Цельсию. Я рассматривал глубинные слои планетной коры, залежи ископаемых, движение подземных вод и расплавленной магмы, вековые перемещения материков. Этот получасовой “сеанс” дал мне больше, чем десятилетия напряженного изучения внутреннего строения Земли, которое я в свое время предпринял в связи с разработкой новой теории тяготения. Однако вскоре мне пришлось прервать увлекательный протесе познания чужой цивилизации”.

Глава третья

ОСТРОВА ОТДЫХА

Увы! На десятый день после разлуки с академиком Самойловым меня признали “слабоумным”! Желто-синие, собравшись в кружок, бесстрастно кивают головами в такт словам своего вожака - красноглазого Люга, старавшегося вбить мне в голову знания, которые почти не воспринимались мною. С отвращением вспоминаю улиткообразные электронные аппараты, которые “обучали” меня. Надо признаться, что желто-синие изобрели чудесные аппараты: они искусно вызывали резонанс биотоков моего мозга с колебаниями биотоков в своем мозгу. Я мог бы многое понять из преподносимой м, не науки, но рае меня заставляли, я, по закону противоречия, настойчиво противился их воле.

После совещания с желто-синими красноглазый Люг холодно сказал мне:

- Вот что, полудикий… Твой мозг недоразвит. Мы сделаем еще одну попытку - передадим тебя биопсихологам высшей ступени познания. Там твой собрат. Может быть, он поможет тебе поднять нашу науку.

- Вот это правильное решение! - радостно восклицаю я и бросаюсь к Люгу, чтобы пожать его холодную руку.

Но тот бесстрастно отворачивается, не поняв порыва благодарности, и отдает приказание. Меня усаживают в лифт и через две-три минуты я уже обнимаю Самойлова. Он смешно отмахивается от меня, уткнувшись в груды микрофильмов, лежащих перед ним.

Даже немного обидно. Академик не выказал бурной радости по поводу нашей встречи. Он слегка изменился. В его взгляде нет прежней теплоты. Грианские науки полностью поглотили его. Вот и сейчас, спустя пять минут после встречи, он уже забыл обо мне, так как автомат-библиограф подал ему очередную партию запоминающих кристаллов.

Снова идет изматывающее душу “обучение” по рациональной системе. Только еще худшее, чем у красноглазого Люга. В довершение к резонансу биотоков, от которого буквально раскалывалась голова, грианин с необычным шрамом на птичьем лице воздействует особым аппаратом на мои нервные центры. Ощущение, правда, довольно приятное: в тебя как бы вливают бодрость и работоспособность. Но все равно почти ничего не усваиваю. Вот грианские астролеты и их астронавигацию я стал бы изучать с удовольствием. Я понял, что никакие сверхаппараты не заставят человека воспринимать то, что его не интересует.

А Петр Михайлович, наоборот, жадно впитывает в себя грианские науки. Он не знает усталости. У него поразительная работоспособность!

Начинаю серьезно подумывать о том, как бы вырваться из этой новой “школы”. Сегодня случайно подслушал разговор двух биопсихологов о подводных грианоидов. Вероятно, это труженики подводных городов, о которых мне вскользь сообщил академик. Но где они? Как их найти? Я осторожно завожу разговор с академиком:

- Петр Михайлович, вам не надоело в этой школе? Неплохо бы совершить поездку по Гриаде.

Академик отрывается от микрофилъмов и удивленно смотрит на меня.

- Какие там еще поездки? - сердито возражает он. - Надо спешить. Тут не хватит и двух жизней, чтобы познать хотя бы десятую часть,

- Но ведь это не наша задача, - возражаю я. - По какому праву они проделывают над нами эксперименты? Летим на Землю!

- На чем? - осаживает меня академик.

- На грианском астролете! Надо разыскать грианоидов и просить у них помощи.

Петр Михайлович укоризненно качает головой:

- Надо ждать… Думаешь, я не хочу вернуться на Землю? А для чего тогда терпеть их эксперименты? Ради прогресса земной науки я буду работать без отдыха! А к подводным грианам не так-то легко добраться. Ведь их существование наши “хозяева” держат от нас в строжайшем секрете. Мне удалось узнать о них благодаря беспечности биопсихологов. Подводные гриане надежно изолированы. Они не имеют доступа в города. А операторы в Трозе - это просто придатки к своим механизмам. У них нет никаких желаний, они даже не могут осознать своего положения.

Я молчу, подавленный услышанным. По-новому смотрю я теперь на всех этих оранжево- и желто-синих. Вспоминаются ледяные глаза Элца и Югда. В душе поднимается волна ярости и возмущения. Как можно лишать целый народ радости творческой жизни?!

Сегодня вечером Самойлов сумел убедить грианина со шрамом, что для полного успеха экспериментов нас необходимо ознакомить с некоторыми сторонами жизни современных гриан.

- Завтра нам покажут “рациональную” систему обучения в грианских школах, - сказал мне академик. - Может быть, это тебя заинтересует больше, чем наука красноглазого Люга.

…И вот мы в учебном зале, где царит полнейшая тишина. За низкими столиками сидят тысячи малышей. Я думаю, что каждому из них не более пяти-шести лет. На возвышении перед огромным черным экраном стоит преподаватель. В такт его монотонному голосу на экране вспыхивают слова и символы. Петр Михайлович долго всматривается в эти символы и вдруг издает возглас удивления:

- Так ведь он излагает малышам анализ бесконечно малых величин, который у нас изучали только в высшей школе! А что же тогда преподают в грианских вузах?

- Во втором цикле познания начинается математика пространства-времени, - говорит грианин со шрамом, неотступно сопровождающий нас. - Далее идет наука о восприятии четырехмерности и кривизны великого многообразия. Вторая ступень познания готовит гриан для работы в обществе познавателей.

- Восприятие четырехмерности мира и кривизны пространства-времени? Это тебе доступно? О, это надо записать. - И Самойлов выхватывает из кармана свой неизменный магнитофон.

Мелодично звучит гонг, возвестивший перерыв. Я ожидаю, что сейчас раздастся разноголосый детский гомон, маленькие гриане взапуски побегут играть куда-нибудь о двор. Но вместо этого дети, как по команде, бесшумно встают и без единого возгласа переходят в соседнее помещение. Заглядываю туда. Это - спортивный зал. С бесстрастными лицами школьники выполняют различные упражнения: один равномерно сгибает и разгибает ноги, другой - руки, третий - упражняет шею, четвертый - брюшной пресс. Затем малыши разбиваются на группы и начинают так же размеренно и методично перебрасывать белые цилиндры, словно мячи. На меня повеяло мертвящей скукой. Спортивные упражнения проделывались без всякого, огня и задора. Словно это были не живые существа, а бездушные автоматы.

Потом мы посетили грианскую высшую школу, которую они называли второй ступенью познания, где обучение оказалось более сложным. Мужчина со шрамом привел нас к грианским физикам и математикам. В тот момент, когда мы вошли, сухой высокий старик с серебристо-оранжевыми кудрями сурово экзаменовал грианского юношу лет семнадцати. На учебном экране бешено вращались какие-то причудливые узоры, спирали и картины. Юноша судорожно напрягался, внимательно следя за фантасмагорией красок, линий и символов.