Журнал «Если», 1997 № 07

— Повторяю, мне хотелось бы узнать побольше о маленьком заложнике и истории его страны. Вы мне расскажете?

— Да! Да…

Расшифровать его улыбку не составляло труда: он ощущал, что камень упал с души, но еще не понял, до конца ли прощен, ему не терпелось это выяснить. Знакомо, ох, как знакомо! Она позаботилась о том, чтобы не коснуться его в дверях, но пошла впереди, и достаточно близко, чтобы он вдыхал запах ее волос.

— Мастер Калхейн… на вашей дьявольской машине вы обозначены как «М. Калхейн».

— На… ах, вы про мой компьютер? Я и не догадывался…

— Да, я подсмотрела сквозь окошечко.

— Это отнюдь не дьявольская машина, ваша светлость.

Она пропустила его слова мимо ушей: какая ей разница, что это за машина! А вот тон Калхейна открыл ей кое-что. Ему было приятно успокаивать ее, утешать, подбадривать. В этом мире, где женщины делают ту же работу, что и мужчины, да еще и скачут вместе с ними на площадке безо всяких одежд, и так часто, что мужчинам лень хотя бы взглянуть на их тела, — в этом самом мире простофиле Калхейну все же приятно ее подбадривать! Она осведомилась:

— Что означает буква «М»?

— Майкл. Почему вас это заинтересовало?

Как только за ними закрылась дверь, маленький узник царских кровей залился плачем.

— Досужая фантазия, — улыбнулась Анна. — Мне подумалось: а вдруг ваше имя — Марк?..

— Какие аргументы выдвинула церковь, адресуясь к Всемирному форуму? — спросил один из старших сотрудников института.

Брилл произнес раздраженно, словно это могло служить ответом:

— Куда запропастился Маджуб?

Лемберт незамедлительно ответила:

— Он у Елены Троянской вместе с врачом. Ночью у королевы случился новый приступ…

Энцио Маджуб, на свою беду, числился главным руководителем последней из перебросок во времени. Брилл задумчиво потер себе шею. Ему бы не повредило заново побрить череп, да и краска на щеках была наложена кое-как.

— Тогда начнем, не дожидаясь Маджуба. Аргументы ее святейшества сводятся к тому, что наш институт, прежде занятый исключительно исследованиями природы времени, сделался прикладным, и главной прикладной его задачей стала переброска во времени. Мы ныне существуем ради того, чтобы брать заложников из других временных потоков, а раз так, то должны подпасть под прямой контроль Церкви святых заложников. Второй, хоть и немаловажный аргумент состоит в том, что заложники из иных эпох пока что не пользуются у нас всеми правами, предусмотренными Всемирной конвенцией 2154 года.

Лемберт обежала комнату взглядом. Кассиа Кохамбу, руководивший первой и самой успешной переброской, выпрямился с оскорбленным видом.

— Наши заложники не… На каких фактах базируются подобные обвинения?

— Формальные обвинения еще не предъявлены, — ответил Брилл. — Она жаждет вначале провести следствие. Утверждает, что из сотен потенциальных заложников, выявленных согласно уравнениям Раволи, мы сделали не самый удачный выбор и к тому же не обеспечили тем, кого отобрали, психического покоя и привилегий, предусмотренных конвенцией. Мы, мол, выбирали их, чтобы потешить свое любопытство, проявив вопиющее невнимание к их благополучию.

— Ничего себе невнимание! — взорвался Калхейн. Он вскочил на ноги, щеки под краской пылали огнем. Лемберт, как и прежде, следила за ним неотступно. — Как может ее святейшество обвинять нас в вопиющем невнимании, если без нашего вмешательства царевич Алексей постоянно мучился бы от гемофилии, королева Елена была бы похищена и изнасилована, герр Гитлер умер бы в своем бункере, а Анна Болейн погибла бы от рук палача!..

— Может, — резко ответил Брилл, — потому что царевич плачет, тоскуя по матери, леди Елена сошла с ума, а госпожа Болейн изволила заявить, что мы объявили ей личную войну…

Ну что ж, подумала Лемберт, хоть Гитлером нас не попрекают, и на том спасибо. Обвинения со стороны ее святейшества потрясли саму Лемберт не в меньшей мере, чем любого из сотрудников, но Калхейн, как всегда, не отличился хорошими манерами, да и здравый смысл ему изменил. Бриллу никогда не нравилось, если подчиненные берут на себя слишком много.

— Следственная комиссия Всемирного форума прибудет к нам через месяц. Комиссия небольшая — делегаты Соширу, Влахав и Туллио. Соберемся здесь же снова через три дня в семь часов. К этому времени каждая группа должна подготовить развернутую аргументацию в пользу своего заложника. Используйте соображения, какие вы выдвигали для получения предварительного разрешения, не забудьте математические модели, но пойдите еще дальше и всячески подчеркните выгоды, какие выпали заложникам после переброски. Вопросы есть?

Только один, решила Лемберт. И встала.

— Директор, скажите, список перечисленных вами делегатов был составлен по выбору самого Всемирного форума или по рекомендации ее святейшества? Кому они, в сущности, подотчетны?

Брилл отозвался раздраженно и строго:

— Аспирантка Лемберт, я полагаю, мы обязаны положиться на объективность делегатов Всемирного форума…

Лемберт потупилась. Выходит, ей еще многому предстоит учиться: таких вопросов вслух не задают.

А госпожа Болейн узнает о том, что здесь происходило, или не узнает?

Анна взяла мальчика за руку.

— Пойдем, Алексис. Пойдем прогуляемся…

Царевич поднял глаза. Какой он красавчик — густые кудрявые волосы и глаза лишь чуть-чуть светлее, чем у нее самой! Если бы она принесла Генриху такого мальчишку… Она отогнала эту мысль и обратилась к Алексису на примитивном русском, не прибегая к помощи коробки-переводчика, безобразно болтающейся на шее. Однако он ответил бурным словесным взрывом, за которым не уследишь, и пришлось включить проклятую коробку и подождать перевода:

— Зачем еще гулять? Мне и здесь в саду хорошо…

— Здесь действительно хорошо, — согласилась Анна. — Но я хочу показать тебе кое-что интересное.

Царевич тут же перестал возражать и поскакал рядом. Завоевать его доверие было совсем нетрудно — ну неужели никто здесь даже не задумывался, как обращаться с детьми? Смыть со щек отпугивающую краску, спеть песенку, подыгрывая на лютне — на инструменте, доступном его пониманию, в отличие от страховидных коробок без музыкантов, исторгающих чудовищные звуки, — да просто выучить несколько фраз на его родном языке? А Анне языки всегда давались легко.

Через калитку в стене, опоясывающей сад, она вывела мальчика на площадку, где жужжали машины, а обнаженные мужчины и женщины «упражнялись», по собственному их выражению, рядом на траве. Алексис глянул на дикую картину с любопытством, Анна ее полностью проигнорировала. Шурша длинными пышными юбками коричневатого шелка, она пересекла площадку и по короткой дорожке приблизилась к другой калитке, выводящей в никуда.

Однажды Генрих рассказал Анне, что Изабелла Испанская послала морскую экспедицию с целью обогнуть земной шар. От моряков требовалось найти кратчайший путь в Индию. Это им не удалось, но они и не выпали за край света, как им предрекали многие. Тогда Анна не выказала большого интереса к рассказу — ведь Изабелла была матерью Екатерины Арагонской. Однако вот он, край света, прямо перед ней.

Калитка упиралась в стену из ничего, невидимую, без запаха и вкуса — Анна пробовала даже лизнуть ее. А на ощупь стена была вполне осязаемой и слегка пощипывала. «Силовое поле», по словам Калхейна, вне привычного времени и пространства. Калитка, одна из трех в замке, вела в какое-то место на Земле по имени Верхняя Слиба, в страну, которая прежде называлась Египет.

Анна подняла Алексиса на руки. За какой-то месяц он заметно прибавил в весе — с тех пор, как она взяла за правило ежедневно навещать его, он стал лучше есть, больше играть и почти прекратил плакать, разве что по ночам.

— Смотри, Алексис, здесь калитка. Дотронься.

Мальчик послушался, но, ощутив пощипыванье, отдернул руку. Анна рассмеялась, и спустя мгновение Алексис развеселился тоже.

А вокруг завыли тревожные сирены.

— Но зачем, ваша светлость? — взмолился Калхейн. — Зачем? И ведь не в первый раз!..