Догма кровоточащих душ

- Папе будет приятно, - сказала Сэцуке. - Да и в хорошую высшую школу можно будет поступить.

- Приятно, поступить, - передразнила Агатами. - У меня такое впечатление, только ты не обижайся, что ты, Сэцуке, всю жизнь прожила в высокой башне или только вчера появилась на свет - вот такой взрослой и до тошноты правильной.

Школьный коридор заливал солнечный свет. Двери в другие классы тоже были распахнуты, и там девчонки и мальчишки намывали полы. Мрачные воспитатели заглядывали в кабинеты и одобрительно кивали головами. Снаружи доносился шум города.

Сэцуке подошла к окну и посмотрела на сад. Деревья начинали желтеть и облетать, усыпанные листьями дорожки прорезались сквозь переплетение ветвей гранями правильных многоугольников.

Агатами забросила сумку на подоконник и забралась туда же с ногами.

- Располагайся, - предложила она Сэцуке.

- А у тебя есть кто-нибудь из родных? - набралась смелости спросить Сэцуке. Ей показалось, что они с Агатами уже достаточно знакомы для подобных расспросов.

- Нет, я - одинокая крыса, - беззаботно сказала Агатами и провела пальчиком по стеклу. - Всю жизнь по приютам. Личная собственность фонда "Стереома".

- Как это? - удивилась Сэцуке.

- Да так, - пожала плечами Агатами, - я уже столько им задолжала за содержание, что всей жизни не хватит расплатиться. Меня терпят из-за индекса.

- Какого индекса? - не поняла Сэцуке.

Агатами с удивлением посмотрела на Сэцуке.

- Анима-индекс. У меня высокий анима-индекс. То есть, был высокий, пока... А, ладно, какое это имеет значение.

Какое это имеет значение... Агатами вздохнула и прислонилась к холодному стеклу лбом. Что ж, и ее существование не менее загадочно, чем существование Сэцуке и многих других в этом паршивом приюте. Для чего-то они все нужны, для чего-то их готовят, но только не говорите мне, что нас готовят к обычной взрослой жизни! Мы приходим сюда ниоткуда и уходим в никуда. Как будто наступает время, и кто-то включает лампочки - раз - появилась Агатами, два - появилась Сэцуке. Затем этот кто-то так же их и выключит.

- А у тебя здесь есть друзья? - снова спросила Сэцуке.

- Есть, - сказала Агатами. Два озабоченных извращенца. Пойти, надавать им еще, что ли? В воспитательных целях. На уроках вон как тихо сидели. Даже не подошли. Гордые. Или трусливые. Спор у них возник, видите ли.

Сэцуке набрала поглубже воздуха и выпалила:

- А... мы будем с тобой дружить?

Агатами протянула руку:

- Меня зовут Агатами.

Сэцуке показалось, что девочка над ней издевается. Она непонимающе смотрела на ее ладонь.

- Ты хочешь подружиться? - спросила Агатами.

- Да...

- Тогда представься, и пожмем друг другу руки. Таков обычай.

- А-а-а... Меня зовут Сэцуке, - Сэцуке и Агатами пожали друг другу руки. - И это все?

- Ну, можно еще поцеловаться, но я не люблю подобных нежностей, - весело сказала Агатами.

11

Императорское Око стоял перед резервуаром и смотрел как в золотых струях анимы парит Божественное Дитя. Большая голова, крохотные ручки и ножки омывались плотными, вязкими потоками. Если приглядеться, то можно было заметить, что анима впитывается в его бледную кожу. За пределами ярко освещенного круга в густой полутьме скрывались нагромождения аппаратуры, и оттуда доносились гудение трансформаторов, писк систем жизнеобеспечения, нагнетающих по многочисленным проводам и трубкам кровь, питательные растворы, кислород, слышались неразборчивые переговоры дежурной смены.

- Как идут наши дела? - прошипел динамик. Божественное Дитя открыло глаза, и Императорское Око поежился от этого пристального взгляда.

- Все идет согласно графику, Император, - сказал Императорское Око. - Мы потеряли первую модель, но вторая модель уже хорошо себя зарекомендовала.

- Первая модель утеряна, - повторило Божественное Дитя. Равнодушный, синтезированный голос. - Где она?

Императорское Око прокашлялся.

- Вне досягаемости, Император. О ней надо забыть. Я предупреждал...

- Предупреждал! - Божественное Дитя медленно закрутилось в потоке. Многочисленные провода, пронизывающие уродливое тельце, окутались сиянием недовольства. Божественное Дитя недовольно. Уже хоть что-то. - Твои предупреждения всегда бессмысленны!

- Мои предупреждения всегда обоснованы, Император, - твердо сказал Императорское Око. - Транспортировка развитой формы алкаэста по анима-коридору было изначально безнадежным предприятием. Я предлагал ограничиться зародышем, что, в конечном счете, и пришлось сделать.

Свечение, исходящее из резервуара, увеличивалось, и колоссальный зал постепенно проявлялся из мрака. Казалось, что ледяная тьма подтаивала под воздействием теплого света, растекалась грязными ручьями, оставляя вокруг проложенных русел холмики нечистого снега - массивные ящики вычислителей, баллоны с кислородом и очищенной водой, решетки аккумуляторов, омываемых голубоватыми парами углекислого газа.

- Ладно, ладно, - просипело Божественное Дитя. - Полевые испытания тоже кое-что значат.

- Да, Император, получены любопытные данные. Модель продемонстрировала высочайший уровень поглощения. Тридцать семь процентов от мощности анима-потока. При этом возник весьма устойчивый клиппот. Его последствиями сейчас занимается господин канцлер лично.

- Он уже встречался с Итиро?

- Да, Император, встречался. Принц не отказывается от своих обещаний и надеется на продолжение сотрудничество по проекту.

Божественное Дитя теперь переворачивалось вниз головой, вяло шевеля рудиментарными ножками.

- Отвратительное зрелище, - просипел динамик. - Ты согласен?

Императорское Око кивнул. Отвратительное. Рождение всегда отвратительное зрелище. Гораздо более отвратительное, чем смерть. Уж он-то знает, что в смерти нет ничего ужасного.

Сколько раз умирал и возрождался Император, и Императорское Око всегда был рядом с ним. Он держал его за руку, когда жизнь протекала сквозь ветхую кожу, когда ввалившиеся, безумно-старые глаза смотрели в потолок, а костлявое тело становилось настолько легким, что казалось - дунь шальной сквозняк, и он подхватит Императора, как сухой лист или пушинку, поднимет в воздух и унесет вместе с собой за линию жизни и смерти, в багровые язвы растущей техиру. Он же держал Божественное Дитя, когда полиаллой и анима прекращали формировать жизнеспособную особь, когда Император был лишь безмозглой рыбкой, свернувшейся в густом золоте эмбрионального сейфа, а душа его парила среди созвездия сфирот, готовясь к вечному возвращению.

Он умирал и возрождался, умирал и возрождался, и вместе с ним возрождалась и умирала вселенная, мир смерти сжимал мир жизни, по каплям выдавливая из него свет творения, но затем мир жизни расправлялся, вдыхал аниму, простирал свои крылья над техиру, и лишь предустановленная гармония равновесия спасала небытие от исчезновения.

Все имеет свой конец и свое начало. Даже Император. И только Императорское Око лишен этого дара ущербных богов. Он рожден, чтобы не умирать - вечный соглядатай Адама Кадмона, его клеврет, сенешаль, надежное хранилище всех тайн мира.

Божественное Дитя купалось в потоках анимы, набирало тяжесть существования после путешествия к первоокеану, возвращало себе тело, а с телом - могущество.

- Нет ничего на свете, чего бы я не возжелал за свою вечную жизнь, - сказал наконец Император, - и нет ничего на свете, что могло бы удовлетворить мои желания.

- Да, Император, - согласно склонил голову Императорское Око.

- Однажды Принц Итиро изволил сказать, что они, боги, уже не могут создать человеческое существо, которое бы их ненавидело, - динамик засипел, безнадежно пытаясь воспроизвести смех Божественного Дитя. - Что ж, зато человек все еще может создать таких богов, которых он ненавидит!

- Да, Император.

Божественное Дитя сделало лапкой нетерпеливое движение и подплыло к стеклу аквариума:

- Я очень надеюсь на нее, мой друг! Я устал вечно возвращаться в эти миры, но... но я все еще люблю тех, кто воссоздал меня. Но наша девочка должна их возненавидеть! Ее нужно провести такими лабиринтами, так смешать жизнь и смерть, чтобы она не смогла заметить, как ее любовь к Создателям превратилась в ненависть к ним! Ты это сможешь устроить, мой друг.