Книга Бытия

Пира-па вручила мне и папе наши стаканы с темной выпивкой. Потом подняла свой.

— Мы втроем должны взяться за руки. Я надеюсь, что мы сможем общаться таким образом при остановке времени. То, что ты жрица, сильно повышает вероятность этого.

— Правда? Но мне почти ничего не видно из-за живота папы.

— То, что ты ищешь, ты увидишь внутри себя.

— Ладно! Будем здоровы!

Я выпила. Они тоже. Шуши взяла у нас стаканы. Пира-па, папа и я взялись за руки.

Первое, что я поняла о наркотическом опьянении, было то, что это продолжалось бесконечно долго. Но испытание только началось; я это тоже понимала. Границы между двумя состояниями просто не было. Стоило только перейти границу, то есть как только я поняла, что изменение началось, она ушла в бесконечность, исчезла. Ближайшее прошлое пропало. Я думала о приближающемся безвременье.

Теперь мне понятно, откуда у папы появилась идея о том, что наше осознание себя личностью всплывает из тумана, который впоследствии скрывает от нас знание о том, кем мы были, прежде-чем-мы-были. Мои собственные ощущения были похожими. Я попала во Время — разновидность абсолютного времени — путем утраты соприкосновения с реальным временем. Это была такая же разновидность «никогда-всегда», как та, что я испытала в пространстве-Ка в моем сумасшедшем полете с Земли домой.

Действительно, на какой-то момент (но момент какой протяженности?) потом и сейчас соединились совершенно бесшовно. События прошлого и настоящего стали единым целым. Все, что происходило в реальном времени в период между отдельными мгновениями, стало округлой заводью событий — что-то отжималось из потока «никогда-всегда».

На секунду (какого порядка?) я подумала, что поняла, как мне удалось вернуться назад во времени. Я не скользнула назад по лестнице лет, по которой все остальные должны взбираться вверх. Я просто всплыла вверх по течению оттуда, где события из заводи снова вливаются в общий поток, и туда, где поток только разливается в заводь, так как обе точки в пространстве «никогда-всегда» лежат рядом.

Когда это происходило, я была мертва, оторвана от мира. Сейчас, однако, мир противостоял мне — главным образом в форме живота Мэрдолака, его коротких толстых пальцев, вцепившихся в пальцы Пира-па (мне это было видно), участка золоченой стены и поодаль — окна из вощеной бумаги в раме кроваво-красного дерева.

Когда я стала смотреть не отрываясь, живот, стена и окно начали расплываться.

Через бесконечно долгий промежуток времени мир стал всплывать в памяти, высвечивая свое существование!

Это я моргнула — вот что случилось. Я моргнула глазами. Моргание длилось темную вечность.

Теперь до меня дошло, что целый мир на самом деле постоянно как бы моргал, то проявляясь в существовании, то исчезая из него; мы до сих пор не замечали этого за течением времени. Да, мир всегда приходил и уходил, так же просто, как это происходит, когда моргаешь!

Все время мир появлялся, и исчезал, и появлялся снова. Почему он должен оставаться неизменным каждый раз, когда появляется? Почему он не может меняться?

Вскоре ответ стал ясен: мир оставался неизменным, потому что он был только отражением. Он был только отражением пустоты; Отражение ничего есть что-то. Отражение темноты есть свет. Отражение Ка есть личность. Отражение потенциала есть предметы, вещи, события.

Нельзя изменить отражения, всего лишь постигнув их. Нужно постичь первоисточник. Но как можно постичь пустоту?

Я перенеслась назад во времени, но я не изменила ничего. Мне было страшно даже попытаться что-то изменить — я боялась исчезнуть. Все должно было произойти в точности так, как в первый раз.

Я дышала чрезвычайно медленно, вдох и выдох. Их руки держали меня. Все сильнее я ощущала давление ладоней и пальцев. Моим нервам потребовалось так много времени на передачу сигнала, что, когда он наконец пришел, это был не шепот, а крик. Замечая, как медленно поступает сигнал, мое сознание напряглось до предела, чтобы расслышать его. Так ли все происходило с теми любовниками, что терлись друг о друга в яме? Становилось ли для них каждое легкое прикосновение огромной волной нежности? И сам оргазм как извержение вулкана?

— Ага, маленькая жрица! И ты здесь, Пипи, у нас получилось! Вот так. Давай сюда! Присоединяйся же!

— Не только возможно, я говорил тебе, а вероятно! Радуйся!

И одновременно…

— Йалин!

— Червь?

— Да, это я. Но ты слишком быстрая.

— Быстрая?

— По сравнению со мной, старым и ленивым. Ты замедлилась во времени, да? Я тоже. Часть меня на какое-то время может синхронизироваться с тобой, другая догонит позже. Как тебе головоломка? Задумалась посерьезней над моим предложением?

— О прыжке с воздушного шара?

— Или так, или как-нибудь по-другому. Будто тебе не хватает выдумки, чтобы найти способ умереть.

— Я не планировала становиться экспертом в этом.

— А я эксперт, и мне это ничуть не повредило.

— Изворачиваешься, Червь. Ты никогда не умирал.

— О, но тысячи умерли во мне. Я видел десять тысяч смертей, даже больше. Ситуация становится критической, Йалин. Твое первое воплощение умерло примерно год с четвертью назад. Оно появится на Луне уже через несколько недель.

— В самом деле через несколько. Где-то десятка через два.

— Время летит.

— Но не сейчас!

— Почему ты отказываешься? Что тебя пугает?

— Быть убитой, старик. Быть брошенной на полпути в никуда. Ты потерял меня в прошлый раз, напомню, если ты забыл.

— Теперь у меня хватка крепче. Я проанализировал твой прошлый полет так глубоко, как только смог, и теперь уверен, что сообразил, как направить тебя в мир червей.

— Скучно.

— Червь Реки, это ты? — Это была Пира-па, голос ее звучал благоговейно.

Мэрдолак смущался меньше.

— Простите это приватная ссора или кто-нибудь еще может поучаствовать в разговоре?

— Мы не ссоримся, — сказал Червь, — мы просто обсуждаем тактику.

— Ты можешь замедлять время по своему желанию? спросила Пира-па. — И можешь ли видеть Истину, которая лежит в основе явления?

— Ты можешь совсем остановить время? — спросил Мэрдолак.

— Я? Э… не совсем еще. Слушайте, люди, я действительно не могу мешкать слишком долго. Я теряю контакт с самим собой. Встретимся, когда вы все умрете. Пока!

— Подожди! — закричала я. Но Червь ушел, как мне показалось, с подозрительной поспешностью.

Мэрдолак вздохнул:

— О боже. Так близко — и еще так далеко. Давай покажем Йалин пять ритуалов медитации?

— Да, это может произвести прорыв.

— О чем вы? — спросила я.

— О наших методиках, — ответил он. — Есть ритуал продолжительный и циклический. Потом есть мимолетный ритуал, и ритуал мгновенный, и синхронный, которым заняты замедленные во времени любовники…

— Что за прорыв?

— Конечно существование! — воскликнула Пира-па.

— О, ты имеешь в виду прорыв к тем очертаниям, что отбрасывают тени?

— Ты действительно можешь видеть их? — Голос Пира-па снова зазвучал с оттенком благоговения.

— Она уже видела их в Ка-пространстве, Пипи. Она так пишет в своей книге. Помнишь загадку про ворона и конторку? Помнишь, как она догадалась, что пустота воображает форму нашей вселенной бессознательно? Она уже знает больше, чем Червь Реки. Но она не знает, что она знает.

— Я скажу, что не знаю, — сказала я.

— Это потому, что твой ум не приучен к дисциплине, Йалин. Ты ухватила знания, как кошка, которая стащила тушенного в белом вине маслюка, приготовленного так, что пальчики оближешь. Кошка не знает, что такое суп; она только кормится. Торопливо поедая пищу, она не ощущает настоящего вкуса. В другой раз она поймает и схрумкает муху.