Черные небеса

Все больше попадалось заколоченных окон, треснувших стен, все меньше встречалось людей. А те, что встречались — недоуменно пялились на большую машину, демонстрируя рябые лица, щербатые рты, лысые в пятнах псориаза головы. Они выглядели одновременно и страшными и жалкими. Ною казалось, что каждый из них смотрел именно на него, каким-то непостижимым образом угадывая лицо в маленьком окошке, словно чувствовали его взгляд. Он отвернулся и уставился в пол.

Колотун вел вездеход, не обращая внимания на людей и не трудясь сигналить пешеходам. Скоро улицы окончательно опустели, остались только наполовину разваленные, занесенные снегом дома.

Прожив в Городе двадцать лет, Ной не имел никакого представления о том, как выглядит окраина. Вся его жизнь вертелась на узком пятачке Центра и Квартала. При удалении от них, лица встречных постепенно мрачнели, потом пустели, и страшно было представить, что происходит с человеком в Пустой Земле. Это нежданное открытие расстроило Ноя. Он подумал, что жизнь похожа на головку лука, где под одним слоем существовал другой, и еще один, и еще — и так до самого центра, до сути, до точки отсчета. И еще он подумал, что мог прожить в Городе всю жизнь, так и не узнав об этом.

Вездеход остановился, и с пыхтением осел. Ной попытался разглядеть, что там впереди, но в маленькое окошко почти ничего не было видно.

— Кордон, — сказал Танк. — Сейчас дальше поедем.

Они простояли несколько минут, потом вездеход тронулся. Мимо проплыла высокая железная труба, закрепленная вертикально на стене дома. К трубе была приварена скоба для засова. Ной посмотрел в противоположное окошко и увидел огромную открытую воротину. В нескольких окнах горел свет, из них выглядывали люди в форме милиции Города. За спинами у многих висело оружие, которое раньше Ной видел только на картинках. Он смутно помнил, что в его названии было что-то механическое: то ли гайка, то ли винт…

Вездеход миновал ворота и через несколько минут выбрался на открытую местность. Город позади медленно растворялся в белой пелене. Дома превращались в темные пятна, которые постепенно выцветали и таяли.

— Что приуныл? — спросил Танк.

— Да так. Ничего.

Колонна присоединилась к ним в нескольких километрах от города. Они ехали по занесенному снегом старому шоссе, покачиваясь на глубоких выбоинах. Мимо проплывали дорожные знаки и потускневшие указатели.

Ушки и пересевший в вездеход Караско тихо переговаривались между собой. Не смотря на приоткрытое внутреннее окошко, слов было не разобрать — они тонули в густом рокоте двигателя. Ной смотрел на деревья. Они проплывали мимо бесконечной неровной стеной, покачивая на слабом ветру тяжелыми ветвями, словно крыльями.

На обочине возник очередной указатель. Этот сохранился лучше остальных, и Ной даже смог разобрать надпись: «Кириловка». На нем сидела большая черная ворона. Ничуть не пугаясь вереницы механических гигантов, она спокойно провожала их взглядом, переступая тонкими ногами. Вездеход продирался вперед, расталкивая перед собой глубокий снег, а когда рокот двигателя последнего грузовика смолк, колея, оставленная караваном уже исчезла.

Время перевалило за полдень, когда Танк полез в один из мешков и раздал паек. Ной развернул его и обнаружил прессованный концентрат, твердый, как железо и, в таком виде, совершенно не съедобный. Танк согрел воду. Разведенный, паек превратился в серую кашу, горячую и безвкусную, как бумага. Над миской поплыл пар.

Танк ел быстро, равномерно стуча ложкой по дну миски. Покончив с обедом, он снова вскипятил воду и заварил макки. Караско сменил Колотуна за рулем, и тот уселся с тарелкой на скамью рядом с Ноем, все еще ковырявшим ложкой свой концентрат. Ною было нехорошо — снова разболелся живот, и от вида еды его начинало мутить. В кабине было невыносимо душно. Пахло потом.

— Плохо тебе? — сочувственно спросил Колотун.

Ной кивнул.

— Меня тоже в первый раз тошнило. Я как увидел поле за окном, так и скрутило. Полдня не мог проблеваться.

— Почти со всеми так, — согласился Танк. — Ты, если что, дверь приоткрой и давай. Не стесняйся.

— Это правда, — поддержал его Колотун. — Лучше не держать, а то весь пол изгадишь.

Он рассмеялся.

— Такое бывало. Но ты не горюй. День-два и привыкнешь. А пока поменьше смотри по сторонам. Еще насмотришься.

Потом Колотун ушел, и весь следующий час Ной провел, как в бреду. Голова у него похолодела, и он едва не потерял сознание. Он помнил, как Танк держал его за шкирку, высунув в дверь, пока Ной блевал, чувствуя, как все внутренности сворачиваются в тугой комок. Ему немного полегчало, и его отпаивали водой. К тому моменту, как колонна достигла пункта назначения, Ной чувствовал себя усталым и полностью разбитым.

На базе они пробыли пару часов. К вездеходу подцепили цистерну с нефтью и двинулись дальше. Ехали до темноты. Свет в кабине не включали, Ной сидел в полумраке и смотрел, как исчезают в окне деревья. Колотун еще сбросил скорость, было слышно, как шумит, раздвигаемый отвалом, снег.

В десять вечера Караско дал приказ остановиться.

— Ночуем здесь, — сказал он. — До Володино километров пятнадцать. Оставим на утро. Первыми дежурим мы с Ноем, потом Танк.

В кабине включили свет. Танк встал и, скрипя досками настила, полез в нишу под одной из скамеек, извлек из нее пару ведер и повернулся к Ною.

— Не хочешь выйти? Ноги размять?

Ной неуверенно помотал головой. Выходить не хотелось, хотелось сидеть, забившись в дальний угол и закрыв глаза.

— Сходи-сходи, — сказал Колотун, пробираясь в пассажирский отсек через маленькую дверцу. — Ветерком тебя обдует. Голова проветрится.

Ной послушно встал и принялся натягивать куртку.

Широкие колеса вездехода на треть погрузились в снег. Он все еще продолжал валить, но уже не так густо. Танк распрямился и глубоко вдохнул холодный, пропитанный незнакомыми запахами, воздух. Вслед за ними выбрался Колотун.

— Вот она где — настоящая свобода, — сказал он, разминая шею. — Бери, сколько хочешь, неси куда хочешь!

— Далеко ты ее унесешь, — проворчал Танк, наполняя ведра снегом. — Я вообще считаю: что Город, что Пустая Земля — нет особенной разницы. Непривычно только. И шума меньше.

Колотун не слушал его. Он находился в возвышенном состоянии и на низость мира просто не обращал внимания.

— Вдыхай этот воздух, парень! Потом даже сквозь намордник научишься им дышать. Потому что, человек не для клетки ведь рождается. Человеку простор нужен.

Танк покачал головой, подхватил ведра и полез обратно в вездеход. Колотун продолжал говорить, словно прорвалась у него внутри какая-то плотина.

— Смотреть на горизонт, когда между ним и тобой ничего больше нет — это все равно, что глядеть в себя. В Городе такого нет. Слишком многое застит.

Ной промолчал. Он не видел горизонта, но подсознательно чувствовал правоту Колотуна. Странным он был священником. Да и все вокруг было странным.

Где-то далеко, в гуще темных деревьев послышался вой. На минуту он стих, а потом раздался снова, и ему вторили.

— Волки, — сказал Колотун. — Нас учуяли. Идем.

После ужина все свободные от вахты члены команды легли спать, а Ной с Караско перебрались в кабину. В большие окна вездехода равнодушно смотрела темнота — ни огонька, ни звездочки. Ной подумал, что вряд ли сможет заснуть этой ночью. Может быть следующей…

— Петр всегда хотел попасть в экспедицию, — задумчиво сказал Караско. — Но так и не выбрался. Ты сделал это за него.

— А как вы познакомились с отцом? — спросил Ной.

— Я расскажу. Сейчас самое время. История долгая и не для чужих ушей. Пока ребята спят, будем говорить. Впереди несколько ночей, думаю уложимся.

Заскрипело кресло, Караско устраивался удобнее. Ной тоже откинулся на спинку и приготовился слушать.

— Мы познакомились пятнадцать лет назад. Я тогда работал в Аналитическом. В мои обязанности входил первичный анализ добытых оперативниками образцов. Фактически, вся деятельность сводилась к описанию найденного барахла и передачи по отделам. Работа нетрудная и интересная. Порой попадались очень любопытные вещицы. И вот однажды из очередной ходки принесли что-то странное.