Год выкупа

«Я возвращаюсь домой».

25 мая 1987 года

Мягкий свет, тонкий фарфор, столовое серебро, узорное стекло. Не знаю, считается ли «Эрни» лучшим рестораном в Сан-Франциско — это дело вкуса, — но он несомненно из десятка лучших. Мэнс, правда, говорил, что хотел бы побывать со мной в семидесятых годах двадцатого века и сводить в «Мингей-Йа» — до того, как заведение сменило хозяев.

Он поднимает бокал хереса и произносит:

— За будущее!

— И за прошлое, — добавляю я.

Чокаемся. Ах, как вкусно!

— Вот теперь можно перейти к беседе. — Когда Мэнс Эверард улыбается, на лице пролегают складки. И он уже не кажется таким простым и добродушным. — Жаль, что нам не удалось поговорить раньше. Я скакал во времени, как блоха на сковородке, — требовалось свести в этом деле концы с концами. Только и успел, что позвонить вам. Надо же было сообщить, что дядя цел и невредим, а заодно пригласить вас на ужин.

— Но почему нельзя было сначала сделать это, а потом перепрыгнуть на несколько часов назад? — дразню его я. — Чтобы снять меня с крючка?

Он делается еще серьезнее. А сколько сожаления в его голосе!

— Нет, мы не можем срезать углы. Патрульным не запрещены увеселительные прогулки — при условии, что не будет причинно-следственной путаницы.

— Мэнс, я, вообще-то, пошутила. — Дотягиваюсь до его руки, глажу. — Но согласитесь: я честно заработала хороший ужин.

А также платье в обтяжку, что на мне, и новую прическу.

— Да, заработали, — произносит он с облегчением, удивительным для крутого парня и сурового блюстителя закона в пространственно-временной реальности.

Но хватит сантиментов. Слишком много вопросов надо ему задать.

— Что с дядей Стивом? Я знаю с ваших слов, что его спасли, но хотелось бы услышать, где он сейчас.

Мэнс посмеивается:

— Да разве теперь это имеет значение? Ну, где-то, когда-то у нас есть специальная база для вернувшихся с задания оперативников. Там мы приходим в себя и составляем отчеты. Стивен получит длительный отпуск и проведет его с женой в Лондоне, после чего вернется к работе. Он обязательно увидится и с вами, и с другими родственниками. Всему свое время.

— А… потом?

— Потом мы закончим эту историю, которая не обошлась без вашего участия. И закончим таким образом, чтобы структура времени ни в малейшей степени не пострадала. Фрай Эстебан Танаквил и дон Луис Кастелар будут отправлены в тысяча пятьсот тридцать третий год, в Кахамарку, и снова окажутся на запертом складе среди индейских сокровищ — через минуту-другую после того, как были захвачены экзальтационистами. Они просто выйдут из здания, и все.

Я хмурюсь.

— Гм… Помнится, вы рассказывали, что охрана встревожилась и осмотрела помещения склада, но никого там не нашла, и поднялся жуткий переполох. Вы и это можете отменить?

Он сияет.

— Какая умница! Отличный вопрос. Действительно, в подобных случаях, когда прошлое деформировано, Патруль вынужден аннулировать дальнейшие события. Мы, если можно так выразиться, восстанавливаем оригинальную историю, причем с максимальной точностью.

В моей душе что-то просыпается. Жалость?

— Ну а дон Луис? После того, как он столько увидел и понял?

Мэнс делает глоток, и крутит ножку бокала в пальцах, и глядит на жидкость цвета янтаря.

— Была мысль предложить Кастелару службу в Патруле, но слишком уж разные у нас ценности. Ему предстоит секретная обработка. Это безвредные процедуры, но прошедший их человек не способен разглашать сведения о путешествиях во времени. Любая попытка приведет только к спазмам в горле и онемению языка. Нашему приятелю это быстро надоест.

Качаю головой:

— Для него это катастрофа.

Мэнс абсолютно спокоен. Он как гора: сверху мелкие скромные цветочки, а под ними сплошной камень.

— Считаете, было бы лучше, если бы мы его ликвидировали? Или начисто стерли память, лишив заодно возможности соображать? Он причинил нам уйму неприятностей, но мы не держим зла.

— А вот он был бы рад поквитаться.

— И что с того? На складе Кастелар не успеет ничего предпринять, потому что фрай Танаквил, едва оказавшись внутри, распахнет дверь и скажет часовым, что его работа закончена. А рано утром заявит, что ему надо прогуляться и подумать. И больше никто не увидит брата Эстебана — было бы опрометчиво оставлять его в Кахамарке. О нем будут жалеть солдаты, считавшие его славным парнем. Поиски не дадут результатов. Короче говоря, еще одно исчезновение при загадочных обстоятельствах. А дон Луис ни о чем не расскажет. — Мэнс вздохнул. — Мы не сможем продолжать голографическую съемку сокровищ. Надеюсь, кто-нибудь успеет их заснять до того, как они отправятся к конкистадорам. Для наблюдения за дальнейшей жизнью Писарро мы внедрим новых агентов. Ваш дядя получит другое назначение. У него будет выбор, но, скорее всего, он уступит жене и перейдет на административную работу.

Сделав глоточек, я спрашиваю:

— А что будет… что стало с доном Луисом?

Мэнс всматривается в мое лицо.

— Вам небезразлична его судьба, я угадал?

Меня бросает в краску.

— Небезразлична, но не в романтическом смысле. Я бы нипочем его не заказала в качестве подарка на Рождество, но, согласитесь, это интересная личность.

И снова Мэнс улыбается.

— Как скажете. Что ж, вы коснулись еще одной насущной проблемы. На всякий случай мы будем присматривать за доном Луисом вплоть до его кончины. Как нам известно, этот человек быстро приспосабливается к любым обстоятельствам. Он останется в армии Писарро, отличится при обороне Куско и в борьбе с Альмагро. Когда же наконец завоеватели поделят страну между собой, он станет крупным землевладельцем. Да будет вам известно, это один из немногих испанцев, которые ратовали за относительно справедливые договоры с индейцами. Позднее, похоронив жену, он примет постриг и закончит свои дни в монашеском сане. У него остались дети, и его род благополучно дожил до наших времен. Среди потомков Луиса Кастелара есть женщина, которая вышла замуж за капитана торгового флота из Северной Америки. Да-да, Ванда, человек, из-за которого вы столько натерпелись, — ваш предок.

Ничего себе!!!

Через минуту я прихожу в чувства.

— Вот уж и впрямь путешествие во времени!

Все века открыты для странствий.

Надо бы в меню заглянуть наконец. Но…

Сердце мое, ты не бейся так сильно. Или как там поется в этих дурацких песнях?

Наклоняюсь вперед. Нет, я не боюсь, когда он так на меня смотрит. Вот только слова застревают да маленькие холодные молнии проскакивают вдоль позвоночника.

— А к-как н-насчет м-меня, Мэнс? Ведь я тоже знаю тайну.

— Ах да, — говорит он чуть ли не с нежностью. — Я неплохо вас изучил, а потому не удивляюсь, что прежде вы спрашиваете о других. Что ж, вам предстоит сыграть роль. Вы окажетесь на том тропическом острове, в той же одежде, но несколько минут спустя. Вернетесь с прогулки к друзьям, перелетите из Балтры в этот сумасшедший дом… виноват, в международный аэропорт города Гуаякиль, а оттуда — домой, в Калифорнию.

А потом? Что будет дальше?

— Что будет дальше, это вам решать, — продолжает он. — Можете выбрать процедуру, о которой я упоминал. Не то чтобы мы не доверяли вам, просто у нас строгие правила. Повторяю, это совершенно безболезненно и безвредно. Конечно же, вы никогда не предадите нас по своей воле, так что можете считать это всего лишь формальной предосторожностью. Ваша жизнь вернется в привычное русло. И, встречаясь с дядей Стивом в приватной обстановке, вы сможете говорить обо всем откровенно — блокировка не будет мешать.

«Кровь разожгите, напрягите мышцы… глазам придайте разъяренный блеск» [9].

— Вы, кажется, говорили что-то насчет выбора?

— Говорил, — кивает Мэнс. — Вы и сами могли бы путешествовать во времени.

Немыслимо!

Неужели это предлагают мне?

Не криви душой, девочка. Ты ведь ждала.