Второе пришествие инженера Гарина

Так они сидели-похаживали, болтали – одинокие, как всегда; отпускали друг другу комплименты, длинно улыбались, коротко вздыхали. Много курили и метили окурками в кофейные чашки и мельхиоровые кубки. Но ничего не вспоминали. Прошлого не было. Перспектива – неясна. Только завтра открывалась для них некая дверь… Вот только знать бы, что из всего этого выйдет?

Гарин выжидающе отдыхал, предоставив право следующего хода своему противнику.

Зоя ничего не делала, ничего не думала. Ее время еще не пришло.

На город ложилась ночь. Развертывалась плотская, поистертая жизнь нуворишей всякого рода, праздных денди, «звезд» – в казино, ресторанах, на танцевальных верандах. Над большим озером спускался туман. Здесь же, – на минуту что-то сошлось, как концы с концами, из того, что подразумевается «под ролью личности в истории», и разошлось до Второго пришествия.

*** 29 ***

В 9 следующего дня, из ворот одного дома по улице Риволи, вышла высокая, худощавая женщина под вуалькой, в шляпке, просто и строго одетая, с сумочкой-шкатулкой у локтя левой руки. Привычно дошла до почтамта, пересекла площадь перед ним – углубилась в боковую улочку… во все следование с чередой немногих служащих, в этой наиболее официозной части города, и вышла, наконец, к зданию банка. Прежде чем войти, остановилась лицом к улице, чуть тронув шляпку. Из рядом, только что подъехавшей машины (американский «джип»), вышел среднего роста мужчина несколько франтоватой внешности, и по всему, не чуждый эпатажа, качнулся с носков на каблуки колониальных, шнурованных сапог, нагло-бесстрашно усмехнулся одними усиками в ниточку, руки в карманах канареечных бридж.

Дама вошла в помещение банка. Ничего экстраординарного как будто не произошло. Там ей у расчетного окошка, с минимальными формальностями выдали банковский сейф-футляр, открыв который одной ей известной комбинацией цифр, она стала владетельницей плоской кассеты, размером с обычную книжку. Кассета перекочевала в собственную сумочку дамы. Клерк бесстрастно созерцал эту привычную ему несложную операцию. Тайна вклада и анонимность владельца были здесь равносильны всей репутации банка. Интересоваться личностью посетителей было так же не принято здесь, как аморально гарсону ресторана «Ритц» заглядываться за прорезь платья (сверху – вниз) у обслуживаемой им дамы. Двое полицейских в вестибюле чинно благородно служили свою мессу швейцарскому правопорядку. На тех же законных основаниях женщина скоро вышла из помещения банка, прошла ту же улицу, но по направлению к окраинам города, свернула за угол, остановилась, – и тут же в упор к ней – автомобиль, во всю дорогу преследующий ее; вмиг она очутилась на сиденье подле водителя.

– Все ли сошло благополучно, мадмуазель? – почтительно и вместе с тем строго спросил Гарин, как обращаются на людях к принцессам крови их двоюродные дядюшки. Зоя ответила одним кивком головы. Губы ее посерели. Рука стискивала руку. За шесть лет – впервые такое. Один на один она сошлась со своим грозным прошлым; тогда как попросту отвыкла даже от обыденных житейских ситуаций.

Гарин, с поворота на поворот узких улиц, обогнул центр города, вновь выехал на площадь перед почтамтом, и, углубившись в проходную улочку, заглушил мотор. Здесь им никто не мог помешать. С одного взгляда на Зою и точно вдохновленный ею – Гарин положил руку на банковскую кассету, другой достал вычурный трехгранный стержень, вложил в паз, отомкнул коробку, извлек сложенный пополам лист машинописного формата, развернул его.

Это и был договор от 23 июня 192… года, ставивший в положение двух взаимообязанных лиц – его, Гарина, тогда нищего изобретателя и авантюриста, и мистера Роллинга – миллиардера, главу треста «Анилин Роллинг». По этому договору Гарин обязался снести до основания заводы Германской Анилиновой компании (основного конкурента Роллинга в борьбе за европейский рынок), а тот – ему, соответственно, половину прибылей, и что на глаз составляло порядка миллиарда долларов. Но только треть с того получил Гарин. Договор был скреплен подписями, в сырую ночь, под кронами дуба, в Булонском лесу, в присутствии свидетелей – мадмуазель Зои Монроз и оперативного работника ленинградского угрозыска товарища Шельги. Позже – как бы закладная на черный день – договор оказался здесь, в сейфах швейцарского банка. Сейчас во всем мире это касалось только двоих – Гарина и Роллинга; но через месяц, два… когда закрутятся большие деньги, возле них люди; заработают шкивы и трансмиссии, и подданные желтого дьявола станут отрабатывать свою пайку, – за собственную жизнь и во имя детей, вот тогда-то и будет возведена пружина новой авантюры Гарина. (Так, во всяком случае, он полагал сам; нимало не подозревая, насколько у него все сложится по-иному).

На прощание Зоя первая, по-мужски, подала ему руку, нерешительно произнесла:

– Да, ты знаешь, за мною, кажется, следят. Это началось примерно три недели назад, как я приметила.

Гарин принял это за счет ее мнительности. Успокоил. Ответил прикосновению холодной, вздрагивающей руки:

– Будь вообще осторожна. Если все обошлось сейчас, думаю, то был обычный полицейский детектив. Экстренный вызов меня ты знаешь. Обещаю: недельки через две махнем вместе в Берлин. Рассеешься. Не любишь немцев? Понимаю: местнический антагонизм… Ничего. Есть там один любопытнейший клоун – Лаутензак. Тебе будет интересно.

Через минуту Гарин уехал в направлении германской границы. Она – к себе, только на этот раз другим, более длинным, окольным путем.

Потом ей мерещились далекие грозы, ветра, стада туч: жирных и тощих, все по цепочке уходящих туда – за грозовой перевал, куда укатил ее друг. Там он, верно, с ними что-то проделывал; оттуда, ей чудилось, шла дикая, дразнящая нервы электризация. Накал грозового тока, длинные бичи сумасшедших разрядов, вспарывающих тугую кожу их; всхлипы этих небесных коров, или, быть может – хлябей, каких тысячелетия не ведал христианский мир. С тем Зоя и проходила несколько дней, словно с навязчивым воспоминанием. Правда, одно реальное и в высшей степени странное происшествие вышло с нею, когда сама входная дверь вестибюля ее дома сыграла с Зоей шутку в духе добрых сказок Андерсена, но это уже будет другая история.

*** 30 ***

В тот светлый будничный час глава магистрата, бургомистр городка К. Иоган Хенке, предавался обычным и хорошим житейским делам. Часы на кирхе ударили положенное им время, и пунктуальный Хенке приступил к последней четверти своего обеда – сырникам с кофе.

Большой стол в трапезной был накрыт на одну персону, и оттого выглядел пустоватым. Хенке вдовствовал уже три года и не знал, как выпутаться из этого скверного положения. Был он не так уж стар, крепок, имел двух сынов и невестку, а что усугубляло его положение, так это всякое движимое и недвижимое имущество: дом с надворными застройками, винные погреба, немало пахотной земли, фруктовый сад, баня, мотоцикл с коляской, свиной загон, молотилка, маслобойка с сепаратором новейшей модели, – короче, по существу, жениться ему мешал один пункт из положений и уложений гражданского кодекса, обязывающий его собственность к известному перераспределению в случае смерти хозяина, и не в пользу его двух отпрысков. Будущая кончина Хенке обставлялась, таким образом, правилами и предписаниями еще пожестче биологических законов. Что до последних, то Хенке был довольно еще крепок, природы обманывать не пытался, и в свои 64 выглядел вполне по летам. Любил хорошо поесть, – и что там греха таить, не прочь был прихлопнуть иногда по заду прислужившим ему фрау, и от чего, верно, они менялись у него каждые три недели; но по настроению мог спуститься и в овин, выгребая до центнера навоза, как истый бауэр. Если бы не бумажные хлопоты, волокитство, тайны магистрата да свинцовая печать (от года 1678), быть ему во всей кряжистой силе; вот только раз за разом все не оказывалось в К. другого более достойного кандидата на этот пост, чем Хенке (точно был он проклят). Да вот еще послал ему Бог сынов, молодчиков, один круче другого, все члены НСДАП, а с ростом влияния этой странной партии во многих землях и избирательных округах заполучивших и тепленькие местечки в больших городах. Таким образом, и выбирать как-то не приходилось, все обставлялось само собой.