Чародей с гитарой. Том 2

Как и рассчитывали Джон-Том с Найком, это произошло в пик прилива. Уходило утро, вместе с ним лагуну покидала вода, обнажалось и сохло днище кораблика. Солдаты незамедлительно вооружились плотницкими инструментами и взялись за ремонт. Простой прогулки по чистой желтой дуге пляжа было достаточно, чтобы у дам поднялось настроение. Экипажу это было только на руку — принцессы оставили его в покое. Даже Мадж взялся пособить мангустам.

— Всю жизнь я чей-то взламываю, высаживаю да раскурочиваю, — поведал он. — Не пора ли чей-то починить для приличия? Ну-ка, шеф, подай-ка клин.

Джон-Том тоже предложил помощь, но в силу особенностей своей анатомии оказался скорее помехой. Ему никак было не угнаться за проворным выдром и мангустами, способными изворачиваться в такие загогулины, что человек, вздумай он повторить эти выкрутасы, сразу и навсегда сделался бы инвалидом. Почувствовав себя пятым колесом в телеге, Джон-Том рассудил, что лучше всего поможет товарищам, попросту держась в сторонке.

Не найдя применения рукам и чаропевческим способностям, он сообразил, что судьба впервые за много дней позволяет ему несколько часов провести в одиночестве и при этом не испытывать угрызений совести. Он решил осмотреть остров, начиная с холма.

Пологий склон не изобиловал препятствиями: Джон-Том легко пробирался среди кустарников и пальм. Вершина открывала великолепный вид на окрестные острова, а также на лагуну и лежащее на боку судно. Отчетливо виднелись ремонтники — мангусты и Мадж энергично конопатили щели в обсыхающем корпусе.

Джон-Том повернулся и глянул на пышный тропический лес, покрывавший северную сторону острова. Глубокие озерки с дождевой водой обещали пополнить корабельные бочки, ветви многочисленных деревьев сгибались под тяжестью оранжевых и зеленых плодов. Он уже собирался идти назад, как вдруг услышал ворчание. Звук был знаком — более всего напоминал перекличку тюленей. Он отметил положение солнца. Еще слишком рано — спутники не должны его хватиться. Да и вряд ли он заблудится. Остров маленький, можно обойти за несколько часов.

Он пробрался между деревьями, и перед ним открылась другая часть окаймлявшей остров лагуны. Пляж здесь был уже, чем в месте высадки, пальмы чуть ли не вплотную подступали к воде. Прозрачная вода по пояс глубиной покрывала песок цвета белого сахара и бурлила вокруг редких валунов. Там и сям из нее торчали горбы синих и желтых кораллов, и все они были заняты, но не тюленями.

Русалки!

Если вспомнить чудеса, увиденные Джон-Томом со дня его появления в этом мире, удивительно, что он еще ни разу не встречал русалок. Впрочем, чаропевец и выдр больше путешествовали по суше.

От бедер и выше это были самые настоящие люди. Жгучий интерес вызывала точная демаркационная линия между рыбьим и человеческим. Джон-Том так сильно подался вперед, что споткнулся о торчащий из земли корень и кубарем выкатился на песок. Его появление было встречено свистом и визгом, а затем последовал шумный плеск — хвостатые красотки попрыгали в воду. Кроме одной. Ее плечи, словно засохшими водорослями, были облеплены кудрями цвета красного золота. Чистейшие алые глаза имели миндалевидный разрез, их внешние уголки были вздернуты. На месте носа — только бледная мягкая кожа, однако этот факт обескураживал не более, чем наличие на шее трепещущих жабр. Уши были большие, бахромчатые — не только органы слуха, но и маленькие вспомогательные плавники. С каждым вдохом-выдохом они медленно двигались вперед-назад. А губы... губы были ярко-алые, как юбка у стриптизерши под названием «испанская танцовщица».

Русалка плавно соскользнула в воду, легко двинулась к берегу и наконец оперлась локтями о сухой песок. Опустив хрупкий подбородок на руки с перепончатыми кистями, воззрилась на отряхивающего штаны незнакомца. Зеленый с радужным отливом чешуйчатый хвост лениво хлестал вправо-влево.

— Здравствуй, человек.

Джон-Том судорожно сглотнул.

— Здравствуй, — ответил он, не зная, что сказать еще.

— А может быть, в тебе больше от обезьяны, которая живет в лесах?

— Ну что ты.

Он вышел на песок, а русалка игриво перевернулась на спину и хихикнула — беззлобно, но с оттенком лукавства.

— Как странно ты выглядишь.

— Может быть, это потому, что ты лежишь.

Она снова перевернулась на живот.

— Мужчины от меня всегда бегут как ошпаренные. Хотя я слышала, в племени людей многие самцы спят и видят, как бы заняться любовью с русалкой.

— Ты... очень прямолинейна.

— Как и все жители моря. — Она выгнула спину и дотронулась до лба кончиком удивительного хвоста. — Выходит, ты об этом не мечтал?

— Трудно мечтать, не зная о твоем существовании.

Из глубины разлинованного жабрами горла вырвался клокочущий смех, уши-плавники хаотично затрепетали, на них висели жемчужинки водяных капель.

— Я слышал, как ты пела, — сказал Джон-Том.

Она скривила губы:

— Ты имеешь в виду те ужасные звуки? Разве это пение? Увы, с тех пор, как у нас украли песни, мы ни на что лучшее не способны.

— Украли песни?

— Или они сами сбежали, или исчезли, или пропали, или сгинули по воле злого волшебника. Мы не знаем, кто или что в этом виновато. Но теперь мы пытаемся петь, а получается только хоровое ворчание, как у стаи бестолковых ластоногих.

Казалось, она вот-вот заплачет, но Джон-Том сообразил, что для обитательницы моря слезы были бы явным излишеством.

Он посмотрел вдаль, на океан.

— Это проклятие...

— Проклятие? — Русалка заморгала, и он обнаружил, что у нее двойные веки: внутренняя пара совершенно прозрачна.

— Не только ты и твои сестры лишились музыки.

— Я знаю.

Он нахмурился:

— Знаешь о беде музыкантов из Машупро?

— Машупро? Где это? Я говорю о дельфинах и китах, многие тоже потеряли способность петь. Для них это вопрос жизни и смерти: не умея петь, как находить в глубоком океане друг друга и правильно ориентироваться? Китообразный без песен — все равно что слепой.

Она посмотрела ему в глаза:

— А ты, человече, как прознал о наших неприятностях? Обычные жители суши упорно не желают интересоваться тем, что происходит под волнами.

— Я несколько отличаюсь от обычного жителя суши. — Он сел перед русалкой, положив ногу на ногу. В ответ она тоже приняла сидячую позу и обвернулась хвостом; его кончик касался башмаков Джон-Тома. Его сосредоточенность вопреки всем усилиям пошла прахом.

— Я чаропевец. То есть чародей, творящий волшебство посредством музыки.

— Иными словами, певец. И что, твои песни еще не сгинули?

— Еще нет. Кстати, мы путешествуем вместе с фрагментом музыкального произведения, но я не думаю, что оно принадлежит твоему народу или китам. Оно ведет, мы идем следом.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь. Но если ты не только певец, но и волшебник, скажи, можешь что-нибудь сделать, чтобы к нам вернулись песни? — Она резко наклонилась вперед, приблизив свое лицо к его лицу. От нее исходил сильный аромат соли и бьющей через край жизни, водорослей и хрустальной чистоты. — Я ради этого готова на все!

— В этом нет необходимости. — Он чуть отстранился, правда, не так далеко, как мог. — Я помогаю любому, когда это в моих силах. И готов посодействовать тебе, твоим соплеменницам, и китам, и славному маленькому ансамблю из Машупро, и вообще всем, кто остался без музыки по вине этого загадочного явления.

— А как насчет меня? — прошептала она, выгибаясь, как тюлень. — Ты не считаешь меня загадочным явлением?

Она была уже совсем рядом.

— Вообще-то...

Он чихнул, заставив русалку испуганно отпрянуть. Она хлопнула по воде хвостом — наверное, это было инстинктивное предупреждение, так же вели себя при опасности ее китообразные родичи.

— Извини. Я просто...

Он снова оглушительно чихнул, а потом вытер нос тыльной стороной ладони.

— В чем дело, человек? Простудился?

Он шмыгнул, а потом с трудом прохрипел:

— У меня аллергия на некоторые морепродукты.