Загадка «акулы». Научно-фантастические рассказы

Доктор вышел из автомобиля и направился к одной из самых маленьких и грязных хижин, стоивших на отшибе. Он приподнял полог, сплетенный из лиан и заменявший дверь, и невольно поморщился от зловония.

В хижине не было ни столa, ни кровати — ничего, кроме грязной циновки-подстилки, на которой лежал полуголый негр.

— О маса Диктор! — негр попытался приподняться. Одеяло, из которого вылезали клочки свалявшейся ваты, сползло, открыв обтянутые кожей ключицы. Они были такие острые что казалось — кожа на них вот-вот прорвется.

— Лежи, лежи! — прикрикнул Уолтер.

— Ньгаячокве скоро отправится собирать хлопок у бога… — застонал непр.

— Ну, ну, не хнычь, еще придется не раз попробовать хлыст надсмотрщика Хуана! — все в той же грубой манере утеожл его доктор, удивляясь, как это старик до сих пор не умер. Семь месяцев назад, заметив серый цвет лица Ньгаячокве и насильно осмотрев его, Уолтер установил у негра рак желудка с метастазами в поджелудочную железу. «Смерть будет для бедняги избавлением», — подумал доктор.

Даже на хлопковых плантациях сеньора Луиса Фернандес де Арготе трудно было найти человека несчастнее старого Ньгаячокве. Когда-то у него была жена, которая ему казалась красивой, восемь детей. Жена умерла на поле от солнечного удара, старшего сына застрелил надсмотрщик, младший умер в шестнадцать лет от истощения. Один за другим все родные и близкие уходили из его жизни. Ньгаямокве остался один. Если не забегала дочь соседки, некому было даже подать ему воды.

Как только он слег, горячая похлебка почти исчезла из его рациона, и старый негр питался преимущественно сырыми плодами и овощами.

— Я уезжаю, старина, — сказал Уолтер. — Я уезжаю надолго и далеко с сеньором Луисом, который тяжело болен.

— Счастливого пути, маса доктор, — откликнулся негр. — Когда вы вернетесь, старого Ньгаячокве уже не будет.

— Не болтай чепуху! — прикрикнул Уолтер. — Разве я не лучше знаю?

— Вы знаете лучше, маса доктор, — согласился негр, — Спасибо за все, что сделали. Такого доброго доктора не найти во всей Анголе. Пусть боги охраняют вашу доброту!

— Я оставлю тебе немного денег, старина, дашь их соседке, чтобы она готовила похлебку, — сказал Уолтер, кладя деньги под циновку около старика. — Когда начнешь работать, вернешь мне долг.

— Я обязательно верну вам все. И за горькую воду… Как только выйду на плантацию… — проговорил Ньгаячокве, и его глаза увлажнились.

Доктор посидел около больного еще несколько минут. Ньгаячокве закрыл глаза и, казалось, уснул. Но это был не сон, а бесконечная усталость. Перед глазами негра мелькали волны Кунене и его молодая жена, плывущая в утлом челноке. Он никак не мог вспомнить ее имени, и ему было очень обидно — ведь они прожили вместе два десятка и еще шесть лет…

Уолтер вышел из хижины, и жаркий воздух показался ему свежим и душистым. «Bерну… как только выйду на плантацию», — вспомнил он слова негра. — Эх, бедняга, если за жизнь сеньора Луиса я не поставил бы и тридцати анголаров против ста, то за твою не поставлю и одного против тысячи. Потому что если у сеньора Луиса — могучий организм и большие деньги, которые поставят eму на службу Bce достижения медицины, то у тебя ни того, ни другого».

Уолтер мыслил логично. Он забыл только об одном — что госпожа Природа иногда любит пошутить.

Сеньор Луис лежал на вращающейся койке перед кобальтовой пуШкой, и потоки гамма-лучей пронизывали его тело. Больной чутко и настороженно прислушивался к своему телу: вот заныло что-то в предплечье, напряглись и ослабли мускулы ноги, зачесалась лодыжка… Здесь, впервые за всю жизнь, сеньор становился самим собой — не плантатором, не членом «Клуба двадцати семи», не наездником, а просто маленьким слабым человеком, скроенным из костей, нервов, вен, артерий и прочего, который очень любит эти свои кости, нервы, вены и очень бюится смерти. Все отошло на задний план — и дела, и семья, и любовницы, и лошади. Как только он оставался наедине с кобальтовой пушкой, исчезала гордость, испарялись властность и жестокость, пропадала воля. От всего сложного характера оставался лишь страх за себя, а по временам и того меньше острая боль под грудью.

Но сеанс облучения окончился. Потухли красные лампочки, в кабинет вошли доктор Кроумэн и шеф клиники, известный профеосор-oнколог со свитой врачей, и в ту же минуту на лицо больного cловно надвинулась маска, которую он носил всю жизнь. Оно стало холодным, непроницаемым м властным. Больной опять превратился в сеньора Луиса Фернандес де Арготе.

…Уолтер Кроумэн возвращался в отель. Автомобиль мягко покачивал доктора, нагоняя дремоту. Уолтер боролся с ней, снoва и снова вызывая в памяти рентгеновские снимки, оскаленные зубы кардиограмм, показания многочисленных анализов. Уолтер представлял себе и живую картину, которую отражали эти показания. В организме сеньора Луиса возникли клетки, не контролируемыx нервной системой. Почему они возникли — наука пока не установила. Он вспомнил горячие, даже слишком горячие опоры на факультете. Там были представители многих направлений,

Вилли Теллер доказывал правильность теории многопричинности:

— Рак возникает как болезненная реакция организма на внешние раздражения.

— Чепуха! — убедительно возражал его брат, Грэхем Теллер. — Медицина знает тысячи случаев, когда точно такие же длительные раздражения не вызывают неоплазмы. [3] Вирус рака существует в организме в латентном [4] состоянии. Затем внешний толчoк — и вирус начинает бурно размножаться, отравляет клетки продуктами своей жизнедеятельности, вызывает их перерождение.

Уолтер так же, как Грэхем, уверовал в паразитическое начало рака и думал, что этот паразит — вирус или ультравирус — может постоянно изменяться. «Мы говорим лейкоцит». Но это в момент видимости данный организм то отношению к нашему организму — лейкоцит. А в следующую минуту что? Мы говорим фаг». Но это тело только сейчас фаг. Оно разрушает бактерию и выходит из нее. А потом чем оно становится по отношению уже не к бактерии, а к нашему организму? С каждым новым изменением клетки может изменяться и вирус, и всякий раз мы увидим новую картину… Наши глаза смотрят в пространство, и поэтому каждую новую жизнь мы ищем там. Но ведь то, что мы ищем, может быть и не новой жизнью, а просто ее новым проявлением».

Их спор и сегодня еще не окончен. Правда, уже выделен вирус некоторых видов неоплазмы. Румынским ученым удалось, например, обнаружить вирус мышиной саркомы. Но почему же не удается обнаружить агента других видов злокачественной опухоли? Может быть именно потому, что все ищут их в пространстве, а не во времени? Ответа нет, а неоплазма шествует по Земле.

Ни одна война не приносила столыко жертв — больше двух миллионов погибших ежегодно.

Мысли Уолтера снова возвращаются к картине, о которой сегодня ему рассказали показания анализов. Клетки, не контролируемые организмом, начали делиться, размножаться. В отличие от клеток, подчиняющихся единому управлению и до конца усваивающих питательные вещества, они, как настоящие расточители, брали от каждого вещества только немногое — «сливки», оставляя голодать другие клетки и — самое главное — отравляя организм продуктами распада. Эти клетки росли, вспухая, как тесто, по лимфатическим и кровеносным путям они прибрались в печень, основав здесь новые колонии.

А сеньор Луис в это время упивался властью, покупал новых лошадей и любовниц, кричал: «Секи, пока не побелеет!»

А негр Ньгаячокве в это время надрывался на хлопковых плантациях.

«Впрочем, какое значение это имеет теперь? — думает Уолтер. — Теперь нет ни сеньора, ни работника, Нет, — честно возражает он себе, — есть и теперь. Ибо если уж заболеть, то все же лучше быть богатым больным, чем бедным больным».

Негр Ньгаячокае умирает на грязной циновке, и некому подать ему воды. А за сеньором Луисом ухаживают сестра с университетским дипломом и две сиделки, его палата оборудована аппаратами для кондиционирования воздуха и телевизором. У сеньора есть еще шансы выкарабкаться. В его организм вводят новейшие препараты, прерывающие кровоснабжение клеток опухоли или меняющие их химическую структуру и приостанавливающие размножение. Потоки гамма-лучей из кобальтовой пушки ударяют смертоносными снарядами в клетки опухоли, ломая ее ядерный хромосомный аппарат. И если даже гамма-частицы попадают не в саму хромосому, они разбивают на осколки-ионы молекулы воды, из которых на девять десятых состоит каждая клетка. Эти осколки соединяются с другими или с целыми молекулами, превращаются в окисляющие радикалы и сами разрушают клетку.