На сияющих вершинах

ктор, профессия у меня журналист, не судим, в выборные органы не избирался, ученых степеней и званий не имею, а вот за границей бывал и довольно часто – у сестры в Саратове.

Белецкий отнюдь не считал себя ловеласом, но и моногамию не принимал за самый правильный и самый лучший вариант. Держался, конечно, в рамках, однако при возможности не прочь был делать виражи – с обязательным возвращением в прежние рамки. Не зарываясь…

Платформа не успела проплестись еще и ста метров, а он уже узнал, что собеседницу зовут Анной, что она этим летом закончила институт, работает аналитиком-референтом в независимом информационном центре (благодаря папиному знакомству, конечно), любит вязать, слушать музыку и смотреть латиноамериканские телесериалы. Она считала, что забрали их для пожизненной работы и ни о каком возвращении не стоит и мечтать. Впрочем, Белецкий понял, что она боится всерьез подумать о будущем, не хочет о нем думать и все-таки надеется на лучшее.

Платформа плыла над обработанными накануне лунками, и Белецкий заметил, что стекловидная масса изменилась: из полупрозрачной сделалась коричневой, вспучилась, словно распираемая изнутри, и покрылась трещинами.

– Интересно, что же тут такое должно уродиться? – задумчиво сказал он, кивая на уползающую назад борозду. – Хорошо, если простая инопланетная картошечка. А если не картошечка, а какие-нибудь чудища семиглавые, десятихвостые, с железными зубами?..

Анна с испугом посмотрела на него и Белецкий осекся.

Прибыв на место люди безропотно разобрали так и лежавшие на земле со вчерашнего дня кисточки и губки и приступили к работе. Не командовал Петрович, не возмущался Толик, молча согнулась над лункой остроносая Валентина. Никто не хотел превращаться в лягушку, закупоренную в банке с формалином.

Белецкий выбрал борозду по соседству с Анной, смерил взглядом расстояние до Кубоголового и ободряюще улыбнулся девушке.

– Вперед, покой нам только снится. В конце концов, это не канаву копать.

В первой же лунке Белецкий провел задуманный с утра эксперимент. Натянув рукав свитера на ладонь, он взял кисточку и расчистил лунку, затем принялся орудовать губкой. Шло время, а прожилки не исчезали, и не было щелчка. Он поддернул рукав и хмыкнул. Все было ясно: нужный эффект давало только непосредственное, так сказать, взаимодействие руки и инструмента. Непосредственный контакт, которому препятствовала ткань свитера. А значит, все они, похищенные с Земли, не просто рабсила, а НЕОБХОДИМАЯ рабсила. И неважно, в чем тут причина: в особенностях ли кожного покрова человеческой руки; в химическом ли составе кожных выделений; в строении ли ладони… Важно то, что эту работу, в результате которой, по-видимому, похитители весьма заинтересованы, не может выполнить какой-нибудь механизм. И, возможно, не могут выполнить, например, не земляне, а марсиане. Или выполнить-то могут, да урожай будет не тот. А самого рекордного урожая можно добиться только с помощью землян. Можно строить только предположения о том, как захватчики