Любимые враги (СИ)

Всякому, кто обратил бы внимание на их перемигивание и ехидные ухмылки, сразу же стало ясно - злодеи задумали недоброе.

Так оно и было. И жертвой этого гнусного заговора, организованного ревнивцем Чинюковым, должен был стать его более удачливый соперник - Семен Оленов. Подшутить над ним заговорщики решили в сцене, где Мефистофель в винном погребке, развлекаясь, пугает студентов...

Семен сидел за столом вместе с проекцией Фауста (его исполнитель был на дежурстве и никак не мог присутствовать лично на репетиции, и его заменили на созданное искином Дома культуры изображение), одетого в костюм преуспевающего средневекового горожанина.

Сержант лениво потягивал из кружки бутафорское пиво и повторял про себя текст своих реплик.

В погребок с криками ввалились и сели за стол рядом с Семеном одетые в студенческие мантии Чинюков, строитель Хохлов и его приятель кладовщик Синадзэ.

- Виват каникулам и винищу! - крикнул Хохлов.

- Каникулам виват, а вот вино тут не ахти какое! - заметил, следуя роли, Семен.

- Да чо ты понимаешь, дятел! - завопил Синадзе, бросив кружку в Семена. - Тут лучшее бухло!

- Вообще-то, в пьесе по-другому написано, - послышался из зала недовольный голос Златки.

- Хотите выпить настоящего вина? - продолжил игру Семен.

- Чо-о-о?! - протянул Чинюков.

Семен озадаченно тер затылок ладонью, пытаясь вспомнить ответный текст.

"Не парься, Сеня, в пьесе этой его реплики вообще нет, - сообщил Сатана. - Над тобой глумятся! Отомстим ублюдкам?"

- Чего душа студента хочет? - продолжил следовать канону Семен, раздумывая над предложением Сатаны.

- А чо, дядя, у тебя есть разное, что ли? - нагло ухмыльнулся Чинюков. - Врешь поди.

- Да ты, ваще, кто таков?! - Синадзе схватил Семена за плечо и развернул к себе. - Рожа мне твоя знакома. Не тебе ли вчера на рынке за мухлеж набили рыло?

Чинюков, Рыжий и Повар расхохотались.

- И этой реплики в пьесе нет! - сказала Златка.

"Тебя гнобят, Сеня, как курсанта-первокурсника! - возмутился Сатана. - Начисти им их наглые рожи!"

- С тобой все ясно, - Семен махнул в сторону Чинюкова рукой. - Пьешь шнапс и валишься под стол, сотрясая храпом весь погребок.

Семен повернулся к Хохлову и Синадзэ и спросил:

- А вы чего хотите господа?

- А чо, разное есть, что ли? - ответил вопросом на вопрос Хохлов. - Да и ты кто? На кабатчика не похож. На слугу тоже. Уж не вор ли?!

- Вы чего там отсебятину порете!? - возмутилась Златка.

А Семен сжал в ярости кулаки и зло оглядел Чинюкова, Хохлова и Синадзэ, раздумывая, стоит ли сорвать репетицию и побить шутников тут или подождать ее окончание и поколотить этих гадов после. Здравый смысл победил. Сержант решил обождать с местью.

Увидев покрасневшую от злости физиономию Семена, Чинюков, Хохлов и Синадзэ весело расхохотались.

- Я патриот, - сказал Синадзэ Семену строго по тексту пьесы. - Мне нашего родного рейнского.

- Кому еще чего? - произнес Семен.

Он бросил на Чинюкова и Хохлова вопросительный взгляд, надеясь, что они перестанут безобразничать и примутся всерьез за исполнение своих обязанностей.

- Пивка, давай! - завопил на Семена Хохлов. - И чтоб пена в кружке знатная была.

Эта фраза имелась в тексте пьесы. Но затем из уст Синадзэ в адрес Семена вылетела следующая фраза:

- Шевели батонами, сопля!

Эта фраза не только совершенно не совпадала с положенной Синадзе репликой (он играл посетителя кабачка, а не подносчика спиртного), но и прямо оскорбляла Семена.

"Все! - лопнуло терпение у Семена. - Пора показать калоедом, кто в доме хозяин".

"Давай, Сеня, попробуем решить дело милой шуткой - без драки и крика, - предложил Сатана, от которого Семен не ожидал столь миролюбивого заявления. - А заодно проверим, сколько силы Темного мира я смогу сюда прокачать".

"Давай, - пожал плечами Семен. - По мордасам им настучать я завсегда успею".

Глаза Семена залила чернота. Чтобы никто не заметил этого, он надвинул на лоб бардовый шаперон.

Губы Семена зашептали заклинания. И через мгновение на сцену стали просачиваться эманации Темного мира.

На стенах погребка вместо бутафорских светильников загорелись настоящие масляные лампы. Они осветили прячущиеся в углах тени каких-то уродливых существ, тут же расползшихся по стенам и полу.

Чинюков, Хохлов и Синадзэ с изумлением увидели, как тускнеет свет рампы и исчезает зрительный зал, который закрыла от их взоров стена погребка.

- Что за чертовщина?! - одновременно проговорили Хохлов и Свинадзе, - видя, как на их глазах бывшая сценическая бутафория становится реальными вещами.

Пластик стола превратился в потемневшие от времени и впитанного вина и пива дубовые доски, с глубокими щелями между ними, в одной из которых даже проросла трава.

Ожил Фауст. Он с любопытством посмотрел на посетителей погребка и подмигнул Чинюкову, у которого после этого нервно задергалась щека.

Фауст достал из-под стола сверло и пробуравил в стоящем на столе бочонке три отверстия.

Семена совершил над бочком несколько пассов и произнес заклинание:

- Виноградная лоза и лукавая коза! Пентаграмма и огонь! Алхимическая кровь!

Подчиняясь воле Семена, кружки выстроились перед бочкой. Оттуда к каждой кружке направились струи - янтарная пивная, рубиновая винная и мутно-белая самогонная. После того, как кружки наполнились, струи перестали течь.

- А фокус в чем? - спросил Хохлов, настороженно глядя на кружки.

- Сотворенное вино нельзя проливать, - объяснил Семен. - Прольете - будет вам всем фокус. Вовек не забудете.

Чинюков берет кружку и, рассчитывая, что в бочке была всего лишь вода, сделал глубокий глоток самогона. И тут же закашлялся и уронил свою кружку.

Ее содержимое разлилось по полу и тут же загорелось, будто напалм. Вмиг весь кабачок и всех, кроме Семена и хохочущего от восторга Фауста охватило пламя.

Чинюков, Хохлов и Синадзэ, увидев, как их оплетают и рвутся поцеловать языки пламени, завопили от страха и бросились к выходу из кабачка, толкаясь, спотыкаясь и падая с лестницы, ведущей к двери.

"Моя сила в Светлом мире растет, Сеня, - сообщил Сатана. - И если ты не станешь мне мешать, то у нас с тобой появится неплохой шанс выкрутиться из неприятностей. Слушайся меня и будет тебе счастье".

"Ты это... Ты возвращай нас, - Семен увернулся от языка пламени, рванувшегося ему навстречу. - Сгорим нафиг!"

"Как скажешь", - откликнулся на эту просьбу Сатана.

Губы Семена прошептали последние строки заклинания. И его глаза обрели прежний вид.

Тени и пламя исчезли. А на сцену вернулась бутафория. Фауст снова превратился в проекцию.

Чинюков, Хохлов и Синадзэ, трясясь от страха, осмотрели себя. И с чувством огромного облегчения увидели, что и их костюмы, и их тела совершенно целы и невредимы.

- Гениально! - раздался голос Златки из недр темного зала. - Хоть и пороли отсебятину, но сыграли здорово. Если и премьеру так отыграем, то нас, как пить дать, пригласят на фестиваль.

- Что это было? - дрожащим голосом спросил Хохлов.

- Вживание в роль персонажа через проникновение путем выполнения череды физических действий сквозного действия сверхзадачи, - объяснил Чинюков, стирая со лба испарина. - Иначе говоря, полное перевоплощение, как учил Станиславский.

- Б-больше на г-галлюцинацию п-похоже, - произнес, борясь с заиканием, Синадзэ.

- Так и должно быть, - сказал Чинюков. - Читай "Работу актера над собой". Там все разъяснено. На четыреста пятьдесят второй странице собрания сочинений. Третий абзац снизу...

3

Когда над унылым ночным кладбищем взошла луна, то стало видно, как шурша комьями сухой земли, из могил вылезают мертвецы. Они дружно прошествовали куда-то по своим одним им ведомым делам...

Семен проснулся и помотал головой, пытаясь избавить ее от кошмара.