Обмен разумов (сборник)

Разделавшись с Парети – лицо раскраснелось, шею покрывают пурпурные пятна засосов, глаза блестят почти лихорадочно, – стюардесса пробормотала что-то насчет того, что не смогла перед ним устоять, собрала одежду, не удосужившись даже надеть ее, и в приступе острого смущения вылетела из уборной, оставив Парети стоять со спущенными штанами.

Парети глянул на себя в зеркало. Снова. Похоже, он сегодня только и делает, что смотрится в зеркало. Из зеркала на него смотрел все тот же лысый Парети. У него появилось сладостное предчувствие, что, как бы ни меняло его говно, оно, похоже, делало его неотразимым для женщин. Ему как-то расхотелось думать о говне слишком плохо.

В мечтах он видел, какие радости и наслаждения поджидают его, если говно, скажем, одарит его лошадиным достоинством, усилит и без того очевидное притяжение, которое испытывают к нему женщины.

Он спохватился.

Ну-ну. Спасибочки. Именно это и случилось с остальными пятью. Говно захватило их. Говно делало то, чего они ожидали. Ну так он будет бороться с ним, сражаться всем телом, от лысой макушки до младенчески розовых пяток.

Парети оделся.

Нет, ни в коем случае. Хватит с него такого секса. (Кроме всего прочего, Парети понял – что бы ни сотворило говно с его привлекательностью, оно еще и усилило его ощущения в половой области. Лучше он еще в жизни не трахался.)

Он повеселится немного в Восточных Пиритах, потом купит себе участочек наверху, найдет хорошую бабу, осядет и купит себе теплое местечко в одной из Компаний.

Парети вернулся в салон. Вторая стюардесса не сказала ничего, но той, что отволокла Парети в уборную, до конца полета не было ни видно, ни слышно, а ее напарница все время поглядывала на Джо так, словно хотела впиться в него маленькими острыми зубками.

Восточные Пириты (штат Невада) располагались в восьмидесяти семи милях южнее радиоактивных развалин, называвшихся когда-то Лас-Вегас. И тремя милями ниже. Город неизменно входил в топ-лист чудес света. Его привязанность к пороку едва не переходила в одержимость, а сравниться могла лишь с почти пуританским поиском наслаждений. Именно в Восточных Пиритах возникла замечательная фраза:

НАСЛАЖДЕНИЕ – ЭТО СУРОВАЯ ОБЯЗАННОСТЬ, НАЛОЖЕННАЯ НА НАС ЖИЗНЬЮ.

В Восточных Пиритах античные культы плодородия воскрешались с полной серьезностью. Что это действительно так, Парети обнаружил, выйдя из скоростного лифта на семидесятом подуровне. На перекрестке улицы Бичей и бульвара Звездной Пыли проходила массовая групповуха между пятью десятками поклонников Иштар и десятью очаровательными девушками, кровью подписавшими договор о вступлении в число «Шлюх Кибелы».

Парети обошел оргию стороной. Идея, конечно, замечательная, но он не собирался по доброй воле помогать говну завладеть им.

Сидя в такси, он обозревал ландшафты. В Странноприимном Храме гостям прислуживали девственные дочери городских богачей; на площади Солнца проходили публичные казни богохульников; христианство находилось в загоне – скучно.

Древний невадский обычай азартных игр еще соблюдался, однако изменился, разветвился и усложнился невероятно. В Восточных Пиритах выражение «Голову даю на отсечение» имело вполне прямой и довольно мрачный смысл.

Многие из процветавших в Восточных Пиритах занятий были незаконны, иные – невероятны, а некоторые просто непредставимы.

Парети тут сразу понравилось.

Он поселился в отеле «Вокруг Света Комбинэйшн», недалеко от Цеха Извращений, напротив зеленеющих просторов Сада Пыток [63]. Попав в номер, Парети принял душ, переоделся и задумался, куда бы ему пойти. Обед в «Бойне» – само собой. Потом, наверное, небольшая разминка в прохладной темноте клуба грязевых ванн, а потом...

Внезапно Парети ощутил, что он не один. В комнате был еще кто-то или что-то. Он огляделся. Все вроде бы в порядке, но он мог поклясться, что положил куртку на стул. А теперь она лежала на кровати рядом с ним.

Поколебавшись секунду, он потянулся к куртке. Ткань скользнула в сторону. «Поймай меня!» – сказала куртка с монотонной игривостью. Парети кинулся на нее, но куртка отскочила.

Парети тупо уставился на нее. Проволока? Магниты? Шуточки управляющего? Инстинктивно он понимал, что не найдет рационального объяснения шевелящейся и говорящей одежде. Парети скрипнул зубами и пошел по следу.

Куртка ускользала от него, хохоча и размахивая полами, как летучая мышь. Наконец Парети загнал ее за массажный аппарат и ухватил за рукав. «Надо будет эту хренову тряпку постирать, – пришла ему в голову безумная мысль. – А потом сжечь».

Куртка обмякла на секунду. Потом свернулась в комочек и пощекотала ему ладонь.

Парети непроизвольно хихикнул, потом отшвырнул смятую одежду и вылетел из комнаты.

Спускаясь в лифте на улицу, он осознал, что это и есть настоящее начало болезни Эштона. Болезнь изменила его взаимоотношения с одеждой. С неодушевленным объектом. Говно охамело.

Что-то будет дальше?

Парети сидел в уютном местечке под названием «Уютное местечко». Это был зал игральных автоматов, введший в обиход сложную игру под названием «Вставной». Чтобы вступить в игру, следовало сесть за длинной стойкой, перед круглым отверстием с полиэтиленовой прокладкой, и поместить в отверстие определенную часть тела. Игра была, само собой, чисто мужская.

Ставки помещались на мерцающие панельки, покрывавшие стойку. Огоньки менялись в соответствии со сложной компьютерной программой, и в зависимости от размещения и размера ставок с помещенной в отверстие деталью анатомии происходили самые разные вещи. Иногда очень приятные. А иногда – нет.

В десяти сиденьях направо от Парети пронзительно, по-бабьи, завизжал человек. Явился служитель в белом с простыней и пневматическими носилками, унес игрока. Мужчина по левую руку от Парети наклонился вперед, вцепившись в стойку, и постанывал от наслаждения. На панели перед ним мигала янтарная надпись «ВЫИГРЫШ».

За спиной Парети появилась высокая стройная женщина со смоляно-черными волосами.

– Лапочка, ну что ж ты себя тратишь на это безобразие? Давай лучше спустимся ко мне и немного потискаемся...

Парети запаниковал. Он понял – говно снова за работой. Он отскочил от стойки в тот самый момент, как мерцающие огоньки перед ним сложились в слово «ПРОИГРЫШ» и из игрового отверстия донесся отчетливый звук циркулярных бритв. Ставки его засосало в панель, и Парети отвернулся, не глядя на женщину, зная, что она – самое шикарное создание, которое он видел в жизни. Только этих излишеств ему не хватало.

Он выбежал из «Уютного местечка». Говно и болезнь Эштона портили ему прекрасный отпуск. Но он не позволит, повторяю, не позволит какому-то говну взять верх. За его спиной рыдала женщина.

Он торопился, сам не зная куда. Страх был его невидимым двойником. То, от чего он бежал, сидело в нем, вздрагивало и росло в нем, бежало вместе с ним и, наверное, забегало вперед. Но бессмысленный ритуал бегства успокоил его, позволил поразмыслить.

Он уселся на садовой скамейке под непристойной формы пурпурным фонарным столбом. Многозначительно подмигивали неоновые рекламы. Было тихо – только играл музыкальный автомат. Парети сидел во всемирно известном сквере Бодуна. Он слышал только музыку из автомата и сдавленные стоны кончающего(ся?) в кустах туриста.

Что же делать? Он может бороться, он может, сосредоточившись, победить проявления болезни Эштона...

Газета прошелестела по тротуару и прилепилась к ноге Парети. Джо попытался стряхнуть ее. Газета вцепилась в ботинок и отчетливо прошептала: «Прошу тебя, пожалуйста, не отвергай меня!»

– Сгинь!!! – взвыл Парети. Его пробрал ужас: газета шуршала, пытаясь расстегнуть ему ботинки.

– Я хочу ноги тебе целовать, – молила газета. – Неужели это так страшно? Или грешно? Разве я уродлива?

– Отпусти! – заорал Парети, отдирая от себя газету, превратившуюся в пару огромных белых губ.