Троя

«До чего же глупы здешние обитатели, — поморщился Даэман, — до сих пор не могли поставить охрану». Около трети уцелевших общин во главе с Ардисом возвели вокруг павильонов крепкие стены, назначив рядом круглосуточную стражу, но жители Парижского Кратера попросту не собирались этого делать. Никто не ведал, умеют ли войниксы перемещаться по факсу (твари кишели повсюду, так что могли не нуждаться в подобных ухищрениях), но земляне так и не узнают этого, пока их легкомысленные собратья вроде местных обитателей не возьмутся следить за каждым узлом.

Само собой, поначалу и в Ардис-холле павильоны охранялись не от войниксов, а скорее от нахлынувших беженцев. В ту ночь, когда вдруг отказали сервиторы и отключилось электричество, люди бросились искать еду и надежное укрытие, поэтому несколько месяцев они десятками тысяч беспорядочно метались между факс-узлами, сменяя за день полсотни участков: истощали найденные запасы снеди и перебирались дальше. Мало где существовали собственные пищевые склады; по-настоящему безопасных мест на планете вообще не осталось. Колония в Ардисе одной из первых вооружилась и восстала против нашествия обезумевших беженцев, принимая лишь тех, кто владел хоть каким-то полезным навыком. Впрочем, таких почти не встречалось — что было неудивительно после четырнадцати с лишним веков «тошнотворной никчемности элоев», как выражалась покойная Сейви.

Спустя месяц после Падения, когда смятение чуть улеглось, по настоянию Хармана (и раскаявшись в эгоистичном отношении) ардисская община принялась отправлять в другие узлы своих посланцев, которые учили выживших землян растить урожай, защищаться от врага, убивать и разделывать домашних животных, а также — после того как девяностодевятилетний раскрыл секрет «глотания» — извлекать из древних книг новые сведения, необходимые для жизни. Кроме того, здешние обитатели меняли оружие на продукты и теплую одежду, бескорыстно раздавая советы по изготовлению луков, стрел, арбалетов, пик, наконечников копий, ножей и так далее. По счастью, большая часть человечества старого образца в течение половины Двадцатки развлекалась просмотром туринской драмы, а значит, была знакома с орудиями убийства не сложнее заурядного самострела. И в конце концов супруг Ады передал в триста с лишним колоний просьбу помочь в отчаянном поиске легендарных фабрик роботов и распределителей. Он лично показывал уцелевшим ружья, добытые из музея у Золотых Ворот Мачу-Пикчу, разъясняя людям, что тысячи подобных штуковин позволят им надеяться на победу и выживание.

Вглядываясь во мрак через пелену воды, Даэман осознал свою неправоту: охранять все до единого факс-узлы горожанам было бы не под силу. Каких-то восемь месяцев назад Парижский Кратер относился к самым крупным поселениям на планете: шутка ли, двадцать пять тысяч обитателей и дюжина действующих порталов! Теперь, если верить друзьям Марины, в городе осталось менее трех тысяч мужчин и женщин. Войниксы без утайки рыскали по улицам, стремительно лазали по подвесным дорогам и башням, когда им вздумается. Даэману давно уже следовало забрать маму из подобного места. Но та упрямо стояла на своем, а мужчина, проживший на свете почти две полные Двадцатки, по-прежнему привык исполнять ее любую прихоть, вот и мирился…

И потом, на первый взгляд здесь было не так уж опасно. Более сотни уцелевших, в основном представители сильного пола, превратили башенный комплекс у западной кромки Кратера — тот, где находились пространные апартаменты Марины, — в упроченную крепость. Водосборники, трубы которых тянулись между крышами, поставляли сколько угодно питьевой воды, ибо в Парижском Кратере дождь лил почти не переставая. В садах на террасах росла всякая зелень, а скотину горожане загнали с пастбищ, охраняемых прежде войниксами, на огороженные травянистые луга у Кратера. Неподалеку, на Елисейских полях, по средам открывался рынок, на котором люди менялись пищей, одеждой и прочими необходимыми вещами. Даже вино им поставляли по факсу из удаленных виноградников. Оружия тоже хватало: арбалеты из Ардис-холла, винтовки, стреляющие хрустальными дротиками, а главное, в заброшенном подземном музее обнаружился энергетический излучатель — как ни странно, в отличном рабочем состоянии.

Однако Даэман догадывался: мать вовсе не поэтому не желала покидать свой город. Марину прельщала близость этого старого ублюдка Гомана, который являлся ее основным любовником на протяжении чуть ли не целой Двадцатки. Даэману он никогда не нравился.

Парижский Кратер часто называли Городом Света — таким он и был, по воспоминаниям молодого мужчины, выросшего среди парящих огненных пузырей на улицах и бульварах, среди башен, целиком увешанных электрическими гирляндами, среди многих тысяч горящих окон и мерцающей изнутри конструкции, которая возносилась над всеми постройками, словно гордый символ поселения. Теперь пузыри потухли и сдулись, ток отключился, окна либо совсем погасли, либо укрылись за плотно закрытыми ставнями, а Великую Блудницу впервые за две тысячи лет наполнял кромешный мрак. Даэман покосился на бегу в ее сторону: голова и тяжелые груди, обычно наполненные булькающей светящейся жидкостью алого цвета, терялись за грозовыми тучами; на месте знаменитых бедер и ягодиц чернела стальная арматура, в которую то и дело били молнии, грохотавшие над городом.

Именно эти вспышки позволили мужчине пересечь три длинных квартала, отделявшие Дом Инвалидов от башни Марины. Набросив капюшон куртки на голову, словно это могло спасти от проливного дождя, Даэман с арбалетом наготове замирал на каждом перекрестке, дожидался, пока очередная молния осветит подозрительные тени под городскими арками, под мостами, в дверных проемах, и лишь убедившись, что там не прячутся войниксы, бросался вперед. В павильоне молодой мужчина попытался активировать ближнюю и дальнюю сеть. К его большому облегчению, обе не действовали. Войниксы в последнее время пользовались ими, вынюхивая людей, ну а нужную дорогу кузен Ады отыскал бы и с закрытыми глазами: в конце концов, здесь был его дом, несмотря на старания подонка по имени Гоман занять место родного сына рядом с матерью.

Кое-где во дворах, озаряемых небесными всполохами, высились позабытые алтари. Глазам Даэмана то и дело представали грубо слепленные из папье-маше подобия богинь, облаченных в тоги, нагих лучников и бородатых патриархов — печальные свидетельства глубины человеческого отчаяния. Жертвенники посвящались бессмертным олимпийцам из туринской драмы: Афине, Аполлону, Зевсу и прочим. Дурацкая мода на поклонение им зародилась еще до Великого Падения не только в Парижском Кратере, но и во многих факс-узлах на континенте (жители Ардис-холла и остальные чтецы недавно узнали это) под названием Европа.

Постоянные ливни размочили папье-маше, и заново заброшенные идолы на открытых ветрам алтарях походили скорее на горбатых чудовищ из иного мира. «Так им и надо, туринским богам, обойдутся без почитателей», — подумал мужчина. Почему-то ему припомнился полет на экваториальное кольцо, орбитальный остров Просперо и рассказы о Тихом. А еще — как мерзкий Калибан восхвалял перед пленниками силу своего божества, многорукого Сетебоса, после чего, прикончив Сейви, отволок ее в пучину канализационного болота.

До башни оставалось полквартала, когда сын Марины услышал знакомый скрежет. Мужчина укрылся во мгле залитого водой подъезда и снял арбалет с предохранителя. Это было оружие последней модели: с каждой попыткой мощная стальная тетива пускала в цель сразу два зазубренных болта. Итак, Даэман поднял арбалет на плечо и принялся ждать.

Если бы не молния, ему бы нипочем не разглядеть в половине квартала от себя шестерых войниксов, направляющихся на запад. Твари не шли — они бежали рысью по стенам старых домов подобно металлическим тараканам, цепляясь за камни всеми заостренными конечностями. Девятью месяцами ранее, в Иерусалиме, кузену Ады уже доводилось видеть, как мерзкие создания передвигаются подобным образом.

Тогда же оказалось, что войниксы видят в инфракрасном спектре, а значит, и самая беспросветная мгла не защитила бы человека, если бы не одно «но»: сегодня твари очень спешили — к счастью, в противоположном направлении. Через три секунды враги скрылись из виду, причем никто из них даже не повернул в сторону чужака своих тепловых датчиков.