Личный лекарь Грозного. Прыжок в прошлое

За дверью была темнота. Вошел Гришка с горящей свечой в подсвечнике. В тусклым свете, было видно небольшое помещение, голый пол с кучей соломы и лежащий человек в железном ошейнике, с тянущейся от него к стене железной цепью. Гришка подошел к стене и начал крутить какое-то колесо. Загремела цепь, таща за ошейник узника к стене. Тот ошалело вскочил, протирая глаза. Через минуту он уже был притянут вплотную к стене. Палач ловко прикрутил ему ноги и руки к стене таким же цепями, и молодой парень практически был распят на древней каменной кладке.

После этого Гришка молча вытащил огромный нож и, разинув рот, замычал, показывая ему уродливый обрубок языка.

Парень завизжал, и начал дергаться в цепях, а наш палач медленно подходил к нему и неожиданно сдернув его порты схватил за половые органы и резко провел ножом по коже, парень завизжал еще сильнее и неожиданно обмяк, по его бедру со стороны пореза медленно потекла струйка крови.

Тут в дело вступил Кошкаров, он оттеснил в сторону Гришку и похлопал парня по щекам, а затем окатил его из ведра водой, в которой плавали небольшие льдинки. Наш узник открыл глаза.

— Гришка, мать твою, — неожиданно зло заорал Борис на палача, — ты, что собака делаешь, тебе кто разрешил уродовать хлопа.

— Эй парень, ты как, — уже спокойнее он обратился к пленнику, — Не успел этот гад у тебя ничего отрезать? Да ты не бойся, мы ему ничего не дадим с тобой сделать. Ты же человек понимающий, все нам расскажешь и пойдешь себе домой, тихо мирно к матушке с батюшкой. Тебя хоть как звать то?

— Мироном, дяденька, меня зовут, прошептал узник, боязливо косясь на Гришку который продолжал ухмыляться и крутить нож в руке.

Я стоял, смотрел и думал:

— Вот оказывается еще, когда началась игра в плохого и хорошего полицейского, а я еще Борису советы хотел давать.

— Но только ты смотри, все нам расскажи, а то даже я не смогу этого изверга удержать, разозлится совсем и нас еще покалечит с тобой вместе. Ну, давай, давай говори, кто послал, зачем, что здесь должен был сделать, — настойчиво внушал Борис.

И пленник запел. Рассказал он, что холоп боярина Никиты Романова, и что вызвал его вчера ключник Никодим и сообщил:

— Ты Мирон парень шустрый. Дело опасное есть в самый раз для тебя, если сделаешь быть тебе в серебре. Надо на подворье к боярину Щепотневу попасть и во все колодцы порошок колдовской насыпать.

Он также рассказал, что очень испугался и начал отказываться, но ключник его припугнул, что хоть так, хоть так, знает он теперь это дело и живым отсюда не выйдет, если не выполнит это поручение.

Мне было жалко этого дурака, но в тоже время понимал, что, если бы не тайная охрана, мы вчера бы не проснулись все, или лежали и в муках умирали от неизвестного яда.

— Ну, вот видишь Мироша, рассказал, и на сердце легче стало, — сказал Кошкаров, — а теперь скажи, а где же порошки эти остались, тебя же без них вчера взяли.

— Так, дяденька, скинул я их, там, у колодца два куста, каких-то в темноте не видно было, я под них и бросил.

Кошкаров мотнул головой, и Гришка пулей полетел наверх.

Мы тоже вышли в другое помещение.

— Что будем делать? спросил Кошкаров.

— Борис, смотри, парень домой не пришел, значит, там уже знают, что он попался. Говорил он только с ключником, на боярина сказать ничего не сможет. Я думаю, что ключник зарезан или если его уж так Захарьин любит, то куда-нибудь отправлен, хотя скорее все-таки уже убит.

Отведем мы этого холопа в приказ Разбойный, там его допросят, он все это снова расскажет. А с исчезнувшего ключника, какой спрос. Поведут ли самого боярина на дыбу из-за такого навета, не знаю. Давай лучше сделаем вид, что ничего случилось, ничего не знаем. Это для них еще страшней будет.

— Так, то оно так, — с сомнением покачал головой Кошкаров, — так они от незнания то еще сильней дрожать будут и еще больше татей на нас напустят.

— Так что же делать, надо нам тогда, что-то в ответ придумать.

— Ну, что же будем думать, — сказал Кошкаров.

— А вот колодцы то придется закрывать, и не просто, а на замки, сказал я, — это ведь надо, что удумали, вместе со мной еще столько народу перевести.

В это время по лестнице загрохотали шаги. К нам спустился запыхавшийся Гришка, в руке он нес два небольших холщовых мешочка, я положил их на стол и раскрыл затянутое кисетом отверстие. Понюхал, пахло чем-то знакомым, но чем вспомнить я не мог.

— Так, что Сергий Аникитович, Мирошку этого, в Разбойный не ведем? — задал вопрос Кошкаров.

— Борис, ну, что ты все вопросы задаешь, сам понимаешь, что с ним делать, все я пошел к себе. Буду еще думать, как что делать, чтобы беду от нас отвести.

Я шел и думал, как ни старался уйти в сторону от жесткости этого времени, но видно без этого в моей теперешней жизни не обойтись, иначе я подведу всех, кто мне верит, идет за мной и любит.

Прошел я всего ничего несколько шагов, и повернул назад. Не вынесла моя нервная система угрызений совести, почти бегом спустился в подвал. Кошкаров как раз что-то говорил Гришке.

— Вы это, еще парня то не прирезали, — тихо спросил я. Чем то довольный Кошкаров посмотрел на Гришку:

— Ну, что, гони деньгу, видишь, я то Аникитовича лучше тебя знаю.

Потом повернулся ко мне и сказал:

— Сергий Аникитович, поспорил я Гришкой, тот все упирался, что прикажешь ты холопа жизни лишить, а я все говорил, что не будет этого. Добрый ты больно боярин, нельзя быть таким сейчас.

— Послушай Борис, — в ответ продолжил я, — понятное дело, что здесь его оставлять нельзя. Надо его вывезти в вотчину, под присмотром хоть будет. На мельнице бумажной люди нужны вот пусть и работает, хлеб свой оправдывает. Мужики тамошние огонь и воду прошли, лишнего болтать не будут. В ближайшие дни обоз должен стекло из Заречья привезти, Лужин тоже приедет ему много объяснять не надо, сказать только, чтобы незаметно дурня этого на мельницу увез. А с парнем надо будет тебе потолковать, объяснить, что если назад к Романову вернется, у него сразу смерть свою встретит.

А вот с Романовым надо что-то думать. Если у него сегодня не получилось, получится завтра. Давай Борис пойдем со мной, время еще есть, посидим, поговорим, подумаем, что и как делать.

Оставив Гришку в подвале, отвязывать пленника, мы с Борисом пошли ко мне.

В кабинете мы сели друг напротив друга, я открыл краник на маленькой, литров на десять дубовой бочке, в которой второй год был налит спирт. Не знаю, было ли это похоже на виски, но все, кто пробовал, никто от этого питья не отказывался. Единственное, что без закуски у нас это не обходилось. Вот и сейчас на столе стояло здоровое блюдо холодца.

Мы чокнулись и выпили по стопке моего коньяка. Про себя я вспомнил Бомелия, хоть и очень вредный и опасный был человек, но вот чокаться кубками да бокалами за столом он бояр научил. И сейчас это делали почти все.

И следующий час я рассказывал ошарашенному Кошкарову, все, что я знал про заказные убийства.

— Все-таки не зря я в свое время прочитал кучу детективов, вот пригодилось знание, — думал я во время рассказа.

Борис выслушал меня, с задумчивым видом нацедил полный стакан спиртного и чокнувшись с моей стопкой залпом его выпил:

— Сергий Аникитович, ну ты удивил, удивил, я то себя докой в этом деле числил, да и учителя у меня были ого-го. А смотри, сколько всего не знал. Может и мне грамоту одолеть да книги умные читать начать, эвон ты, сколько из них толкового вынес. Теперь я думать буду, что и как, но для начала ты Сергий Аникитович теперь без охраны и доспехов никуда.

Мы распрощались, и я устало побрел к в свою спальню, где меня уже давным — давно ждала жена. Она была уже на восьмом месяце, в конце ноября должны были быть роды. Переносила она беременность довольно легко, по крайней мере никаких гестозов у нее не было. Но уже сейчас Ирка кричала, чтобы я и не думал в родах соваться со своей помощью, что все, что надо будут делать повитухи. Я особо с ней не спорил, так, как знал совершенно точно, что если будет нужно, приду, и буду делать все сам, без повитух. Но на всякий случай с двумя повитухами я отдельно занимался, и рассказывал, все то, что еще сам помнил из акушерства. Мало ли пригодится это в будущем.