Наследство капитана Немо

«Если, — думалось капитану Немо, стоявшему на “Наутилусе” и глядевшему в подзорную трубку, — Фиц-Рой действительно ученый человек, то это мы сейчас узнаем; он, может быть, уже извещен о моем приезде; надо только соединиться с матерью-землею».

Дав самый тихий ход «Наутилусу», капитан направил нос его к одной из ближайших скал и таким образом вошел в прямое соединение, т. е. в «контакт», с сушею, вследствие чего пользование предназначенными для этой цели аппаратами сделалось вполне возможным, так как Немо давно уже имел все нужное для переговоров на дальние пространства без посредства каких бы то ни было проводов.

«Но по какому же, однако, направлению буду я говорить? — задал себе капитан вопрос. — И какое между мною и Фиц-Роем может быть расстояние? Надо предпринять исследование по кругу, и один из радиусов непременно даст мне искомое».

Не успел капитан подумать о сказанном, как услыхал очень ясно донесшийся до него голос неизвестного лица, произносившего прекрасную английскую речь:

— Добро пожаловать! — говорил голос. — Если вы направляетесь ко мне, то вам придется немного изменить свой курс.

— Вы, может быть, господин Фиц-Рой? — спросил Немо, приставив к уху одну из находившихся под рукою его трубок.

— Да, да, я Фиц-Рой, — ответил голос, — а с кем имею удовольствие говорить я? — добавил он от себя. — Уж не со знаменитым ли капитаном Немо?

— Да, да, я капитан Немо, владелец «Наутилуса», — ответил он; самолюбие его было сильно польщено последними словами Фиц-Роя.

— Ах, очень, очень рад! — возгласил Фиц-Рой. — Давно хотел я с вами познакомиться, давно. Смотрю я на вас, — продолжал голос, — и не верю глазам своим. Ваши портреты вовсе не похожи на вас.

— А вы разве видите меня? — спросил удивленный капитан. — Сколько миль отделяет нас друг от друга?

— Между нами двадцать пять миль, а вас я, конечно, отлично вижу, в Эдиссоновский прибор вижу; а разве у вас нет его?

Капитану Немо стало вдруг как-то очень совестно: впервые довелось ему уступить в первенстве человеку, более ученому, более сведущему, чем он; в нем шевельнулись все его злые инстинкты, и только что наслаждавшееся самолюбие было оскорблено.

— Был у меня этот прибор, да потерял в пути, — ответил Немо.

— Жаль, очень жаль! Но мы скоро увидимся лично. Я знаю с точностью место, на котором вы остановились. Ваш путь ко мне следующий: отойдите от берега на сто сажен в направлении к NNO, затем поверните нос вашего «Наутилуса» на два с половиною градуса к NO и направляйтесь самым малым ходом к береговой толще. При скорости хода 30 узлов в час вы через 25 1/2 минут войдете в узкий пролив, достаточно широкий, однако и совершенно прямой; 8 минут спустя застопорьте машину, потому что в том месте существует сильное течение и вас понесет в сторону; через час пути вы увидите на берегу мое обиталище и меня самого. До скорого свидания? Не повторить ли вам сказанного мною? — спросил Фиц-Рой.

— О, нет, благодарю вас, — ответил Немо с некоторою даже гордостью, — ваши слова уже записаны, и я исполню их в точности.

Голос замолчал.

Немедленно вслед за этим «Наутилус», успевший немного обсохнуть, стал опять окачиваться океанскою волною. Немо исполнил в точности сказанное Фиц-Роем.

Именно на далеком севере, в необследованных русских водах, сказалось для капитана Немо некоторое неудобство, которого он, несмотря на всю свою проницательность, все-таки не предусмотрел: люк, служивший сообщением внутренности сказочного «Наутилуса» с внешним миром, оказался немного узким, во внимание к теплому одеянию, которое Немо должен был навьючить на себя, так как температура, несмотря на июнь месяц, не превышала семи градусов, а ветер пронизывал довольно резкий. Немо, не привыкшему к этому, пришлось надеть даже шапку с наушниками и меховые рукавицы.

«Наутилус» остановился у цели своего плавания. Высокие черные скалы, окружавшие со всех сторон глубокую, как бы озеро, бухту, в которой Немо находился, и весь пейзаж, несмотря на солнце, показались ему траурными. Вдоль отвесных расщелин скал белели кое-где длинные полосы девственного снега, и хотя подле них бок о бок, озаряемые полуденным солнцем, зеленели яркие мхи, тем не менее в общем вид мрачных скал подавлял собою. Невероятное количество всяких чаек, гагар, уток, альбатросов, от белых до черных включительно, реяло по воздуху и давало такой удивительный концерт, какого Немо никогда и нигде не слышал. Хотя глаза капитана были очень зорки и крепки, тем не менее он вооружился зрительного трубкою. Залив, или озеро, был не велик, и кое-где из темной океанской воды выкидывались дельфины. В одном из уголков этого холодного, неприглядного побережья виднелся на берегу большой косяк гревшихся моржей. Голубое небо, хотя и безоблачное, смотрело все-таки бледно, очень бледно. На берегу, справа от «Наутилуса», виднелось какое-то как бы жилье ила здание, а перед ним, у края воды, стоял человек — вероятно, сам Фиц-Рой — в ожидании редкого и дорогого гостя.

— Бросьте якорь! — раздалось с берега в рупор. — Я пришлю за вами моего вестового! — крикнул Фиц-Рой.

Не успела загрохотать цепь якоря, как Немо заметил, что от берега отделилось какое-то небольшое темное тельце и быстро направилось к «Наутилусу»; на этой плавучей сигаре или рыбе не виднелось ни одного живого человека, но, несмотря на то, тельце шло с точностью удивительною, перерезывая наискось волны, прямо на «Наутилус»; оно подошло к нему и встало борт о борт, словно существо разумное и опытное. Немо не задумался тотчас перейти на сигару, сел на скамью и немедленно, влекомый неизвестной силою, направился к берегу; в самую минуту прикосновения к земле у своеобразной сигары как будто сразу выросли колеса; она побежала по направлению к Фиц-Рою в остановилась в одном шаге от него.

Два очень важных и любопытных человека, никогда не видевших друг друга, встретились за северным полярным кругом, в царстве русского царя, и пожали друг другу руку.

— Очень, очень рад! — сказал Фиц-Рой.

— И я не менее! — ответил Немо.

Насколько Немо был замкнут, мрачен, почти злобен своею внешностью, настолько же Фиц-Рой являлся приветливым, светлым и радушным. Два величайших ученых мира, два властителя всех знаний человеческих встретились; каждый из них был заинтересован в новом знакомстве, и так как подобные случайности происходят не часто, то оба они понимали значение этой встречи.

Берег был, как сказано, пустынен, но одно из углублений в скалах и одна из самых больших скал как бы обличали присутствие человеческого жилья, чрезвычайно своеобразного и исключительного. Совершенным особняком стоял впереди остального какой-то как бы дом, высеченный в скале, несомненно сорванной когда-то от вершины ближайшей скалы и улегшийся у подножия ее; прежнее место прикрепления этой скалы обозначилось на скале-матери широким розоватым рубцом, тогда как вся остальная поверхность ее являлась черною.

Немо, направлявшемуся к жилью рядом с хозяином, стоило взглянуть на это, чтобы увидеть воплощение труда и мысли почтенного Фиц-Роя.

— А давно вы эту скалу оторвали и эту титаническую шуточку устроили, положив ее сюда? — спросил он Фиц-Роя, указывая глазами на прежнее место скалы.

— Это мое первое обзаведение, — ответил Фиц-Рой.

— А сколько вольтов нужно было вам для этого свержения?

— Право, не помню, но помню очень хорошо, что вся трудность состояла не в том, чтобы оторвать скалу, а в том, чтобы заставить ее упасть так, как мне хотелось: я желал непременно, чтобы самою широкою плоскою стороною она упала к морю и чтобы иметь перед будущими окнами вид на него.

— И вы достигли цели?

— Я ошибся в моем вычислении футов на пять, не больше и совершенно нм доволен; вы видите: лежит как ей приказано.

— Смелая вещь, смелая! — ответил Немо.

— Да, такого метательного маневра со скалою около 400 000 пудов весу… — начал было Фиц-Рой, но капитан перебил его.

— А почему же вы на пуды, а не на тонны мерите? — спросил удивленный Немо.