Дьявольский интерфейс (The Computer Connection)

— А ты поглубже вдохни отравленный кислотой воздух. Или сделай добрый глоток азотной кислоты. Можешь сделать на радостях что тебе вздумается — ибо отныне ничто, буквально ничто из того, что ты пьешь, ешь или вдыхаешь не способно убить тебя. Добро пожаловать в нашу Команду,

5

Он исчез. Вот как это случилось. Нам надо было побыстрее убираться из того помещения, где пары азотной кислоты грозили натворить дел — превратить в лохмотья нашу одежду, разъесть наши кольца, наручные часы, металлические коронки и пломбы на зубах, переносную лабораторию, которую Гайавата таскал в своем бездонном саквояже. В коридоре мы столкнулись с толпой ошалевших акционеров, которые метались, исходя соплями, словно жертвы очередной эпидемии гриппа. В этой-то толпе мы и потеряли Гайавату-Чингачгука. Когда мы наконец собрались в кружок возле Фе-Пять, Секвойя бесследно исчез. Мы окликали его на двадцатке. Бесполезно. Фе отчаянно запаниковала.

Я пристально посмотрел на нее.

— Где мы можем поговорить с глазу на глаз? — спросил я. — Чтоб ни одна собака не помешала.

Она на секунду перестала всхлипывать.

— В камере глубокого вакуума.

— Отлично. Идем туда.

Фе повела нас по извилистым коридорам к залу с огромной сферой в центре. После того, как она открыла последовательно несколько люков, мы очутились внутри, где находилась часть оболочки космического корабля.

— Это камера для экспериментов с абсолютным вакуумом, — пояснила Фе.

— Славное местечко для акта полового насилия, — хихикнул я.

Она посмотрела на меня таким взглядом, каким я когда-то смотрел на нее, прежде чем дать подзатыльник за очередную проказу. До меня вдруг дошло, что мне теперь нужно придерживать язык и вообще поменьше позволять себе в присутствии этой строгой вундерфемины, недавно вылупившейся из хамоватого вундеркинда.

Синдикату я сказал:

— Спасибо за выступление перед акционерами. Я тащился от твоего актерства.

— А, это было забавно. У людей глаза быстрее разгораются на что-то, если есть соперник по обладанию. Элементарная истина.

— Кстати, в твоих словах была хоть крупица правды?

— Я не блефовал. Я говорил чистейшую правду.

— И ты действительно представитель независимой акционерной страны «Фарбен Индустри»?

— Мне принадлежит пятьдесят один процент акций.

— Эй, Грек, а сколько процентов всей планеты принадлежит тебе?

— Примерно 14,917 процентов. Лень считать точнее.

— Да ты у нас богатенький! Впрочем, и я, кажется, не нищий.

— Не знаю точно, сколько у тебя денег. Вроде, одиннадцать миллионов шестьсот тысяч сто три доллара плюс-минус десять центов. По моим стандартам, ты голодранец.

Фе странно пискнула, так что я счел за благо закрыть тему о своих капиталах.

— Ну-с, — сказал я, — не думаю, что перед нами сложная проблема. Наш чертов проказник слишком много пережил на протяжении суток, и мозги у него соответственно разъехались в разные стороны. Надо найти его и успокоить. Очевидно, он где-то на территории лаборатории или в университете. Работа для тебя, Фе. Разыщи его.

— Я его найду хоть под землей.

— Надеюсь, он все-таки выше уровня почвы. Если проф рванул в свой вигвам, нам предстоит малоприятное общение с его волчищами. Тут нам не обойтись без М'банту — у него сноровка в этой области. С другой стороны, Вождь мог улизнуть в Центр исследования биочастиц, чтобы получить консультацию по возникшим вопросам. Эдисон, займись этим Центром.

— О'кей.

— Еще он мог направиться в бюро патентов, чтобы зафиксировать права на свое открытие.

— Беру на себя, — сказал Синдикат.

— Он мог завалиться в кабак, чтобы залить горе от провала и сбросить стресс Благоуханная Песня, займись питейными заведениями.

Эдисон покатился от смеха.

— Так и представляю, как она на своем слоне объезжает все окрестные злачные места! Ухохочешься!

— Да, я бы с удовольствием прокатился вместе с ней. Наконец, есть ничтожная доля вероятности, что он опять впал где-нибудь в состояние полного оцепенения. Пусть Борджиа отработает эту версию.

— А чем займешься ты. Гинь?

— Вернусь к себе домой. Мы с капитаном Немо будем вроде как генштаб, куда предстоит стекаться информации. Согласны?

— Согласны.

Тут я заметил, что Фе дышит как-то странно — прерывисто, с усилием. Сперва мне показалось, что она просто старается справиться с истерикой, но она начала хватать воздух ртом и синеть.

— Что с тобой? — заорал я. — Опять фокусы?

— Не ее вина, — спокойно сказал Эдисон. — Кто-то начал откачивать воздух из сферы. Она задыхается от нехватки кислорода.

— В этой Лаборатории никогда не бывает скучно, — сказал я. — Рвем когти.

Мы подхватили Фе-Пятьдесят Пять Несчастий и рванули через люки наружу, где нас встретила дюжина разъяренных экспериментаторов, возмущенных тем, что «разные посторонние типы засоряют чистые камеры». На всех не угодишь.

Короче, мои друзья начали прочесывать округу в поисках Секвойи, прорабатывая все версии его исчезновения, а я и не подумал идти домой. У меня было очень твердое подозрение касательно того, куда смылся Вождь, и я сел в поезд до индейской резервации Эри. Впрочем, я не преминул позвонить капитану Немо и как следует проинструктировать его.

И вот я оказался в том, что некогда было грязной вмятиной на лике Земли — размером с лунный кратер: двести сорок миль в длину, шестьдесят в ширину и двести футов в глубину. Пересохшее бывшее озеро служило отвратительной помойной ямой, куда вся страна сливала отравленные стоки замечательных заводов, работающих на замечательное завтра. Эта резервация была бескорыстным даром правительства американским индейцам — дно озера Эри отдали им в вечное пользование до той поры, пока Конгресс не решит отнять и эти девять тысяч квадратных миль сущего ада.

И вот передо мной девять тысяч квадратных миль настоящего рая. Фантастичность этого зрелища кружила мне голову: пестрое одеяло маковых полей, сияющих всеми красками — красные, оранжевые, желтые, зеленые, голубые, фиолетовые. Словно радуга рассыпалась осколками по земле. Все прежде зловонные каналы выложены плитами. На дне бывшего озера высились викиапы — разновидность традиционных индейских вигвамов. Только эти строения были не глинобитные, как встарь, а из современных материалом, с применением мрамора, гранита и известнякового туфа. Вымощенные плитняком дороги пересекали во всех направлениях пространство резервации, обнесенной по границам оградой, создающей мощное электромагнитное поле, которое отшвыривало незваных гостей. Если вы умудрялись прорваться к самой ограде, вас парализовывал удар тока.

Главные ворота охраняли апачи — они не тратили время на глупые любезности и говорили только на своем родном языке. С ними я не сумел потрепаться. Только настойчиво повторял «Секвойя». Ребята покалякали пару минут по телефону с кем-то, потом начальник стражи дал мне проводника и усадил в машину на воздушной подушке. Проводник подвез меня к развилке дорог, а затем по узкой дорожке к роскошному викиапу, украшенному зверским количеством мрамора. Он указал мне на широкоплечего парня в набедренной повязке, который грелся на солнышке, прислонившись спиной к мраморной стене. Это был Секвойя.

Я молча подошел к викиапу и уселся рядом с Вождем. Инстинкт подсказал мне, что надо подстраиваться под здешний неспешный темп жизни. Проф сидел как истукан — молча и не двигаясь. Ну и я стал разыгрывать каменного болвана. Правда, мне это надоело до чертиков уже через минуты. Секвойя никуда не торопился, ну и я исправно изображал из себя овощ. Насколько он погружен в мысли о великом прошлом своего народа, я понял но тому, как он лениво повернулся на бок и, не вставая, помочился. После этого опять привалился спиной к стене. Я не последовал его примеру — есть же предел! Медитация медитацией, но у меня с XIX века сохранились кое-какие остатки английского воспитания.

Прошло несколько часов (я одурел таращить глаза, а спать было стыдно), прежде чем Вождь медленно поднялся на ноги. Я даже не пошевелился, пока он не протянул руку, чтобы помочь мне встать. Я проследовал за ним в викиап.