Практичное изобретение

Фэйрбенк щелкнул выключателем «общий план». Изображение двери отодвинулось, на экране появился дом целиком. Он стоял один, вокруг были пустые участки.

— Да это шесть-семь лет назад! — воскликнул Вейсс. — Тогда еще здесь никто не построился!

— Верно, — кивнул преподобный Мак. — Маркус первым во всем квартале построил свой дом.

— Кино, — буркнул Грейнер. — Любительское кино.

Фэйрбенк улыбнулся.

— Именно зная твой скепсис, я и позвал тебя, Грейнер. Хаскелл, Вейсс, Темпл и Мак — романтики. Они захотят поверить. Их легко облапошить, но если мне удастся убедить тебя, если я не оставлю у тебя никаких сомнений, тогда я буду знать, что световой орган можно показывать всему миру.

Он устроился поудобнее на скамье, и его руки забегали по клавишам и кнопкам. На экране поплыли непонятные абстрактные изображения.

— Проблема управления еще полностью не решена, — заметил Фэйрбенк. — Почти половина изображений — случайные, наудачу, и только вторая половина — то, что я хочу получить. Но я надеюсь, что решу эту задачу, если доживу.

На экране постепенно возникла другая картина.

— Ага, — сказал Фэйрбенк. — То, что надо.

Зрители увидели толпу. Мелькали солдаты в синих мундирах. Все слушали человека, стоящего на заднем плане — долговязого, с бородкой, в высокой, похожей на печную трубу шляпе.

— Ну, как, Грейнер, — спросил Фэйрбенк, — во время Гражданской войны было кино? Да еще цветное? А?

— Очень занятно, — ответил Грейнер. — Кусок из какого-нибудь голливудского исторического фильма Рэймонда Масси, Генри Фонда или еще кого-нибудь.

— Да? Но ведь этот период истории — твоя специальность. Ты — эксперт, признанный авторитет. Стены твоего кабинета увешаны фотографиями, сделанными Мэтыо Брэди. Из всех нас именно ты, и никто другой, можешь отличить загримированного актера от…

Он дотронулся до кнопки «крупный план». Экран заполнило печальное, бородатое лицо. Грейнер медленно приподнялся и едва слышно произнес:

— Господи боже, Фэйрбенк! Это не актер, не подделка. Это же… Он что-то говорит! Звук, дай же звук, черт побери!

Темпл впился глазами в губы человека на экране и как бы прочел: «Сорок семь лет назад…»

Фэйрбенк щелкнул выключателем. Изображение исчезло.

— Постой! — крикнул Грейнер. — Я хочу еще посмотреть!

— Ты увидишь все это, — сказал Фэйрбенк. — Столько раз, сколько захочешь. Общий план, крупный план, ускоренная или замедленная съемка и даже стоп-кадр. Жаль, конечно, что нет звука, но это уже следующий этап. Пока достаточно и того, что удалось решить проблему света.

Фэйрбенк теперь повернулся ко всем.

— Что такое свет? Волны различной длины, перемещающиеся с огромной скоростью — сто восемьдесят шесть тысяч миль в секунду. Это знает любой школьник. Но что же происходит со светом? Куда он девается? Исчезает как дым? Превращается во что-то иное? Или же просто… продолжает перемещаться? Да, именно так.

— Элементарно, дорогой Ватсон, — ухмыльнулся преподобный Мак.

— Не сомневаюсь. Но позвольте мне остановиться кое на чем, не таком уж элементарном, чего не знает любой школьник, чего не знал и о чем не подозревал никто до тех пор, пока мы с Телмой не сделали этого открытия.

Там, высоко вверху, за тысячи миль от поверхности земли существует странное явление, о котором вы, наверное, слышали, даже не будучи физиками, как я. Пояса Ван Аллена. Их природа, их свойства и качества — об этом мы имеем туманное представление. Но одно из свойств мне известно, — это ловушка, ловушка света. Свет, ушедший с нашей планеты, а значит и изображение всего на ней происходящего, схвачен там лишь на мгновение, перед тем как уйти и кануть в глубины космоса. И именно в этот момент свет, изображения как бы навсегда записываются или копируются заряженными радиоактивными частицами поясов Ван Аллена. Учтите, джентльмены, записано все, что когда-то было видимым.

— Вот ключ, — кивнул он в сторону органа, — который открывает сокровищницу поясов Ван Аллена. Орган, который доносит до вас не музыку, а… историю… предысторию, играет величественную и безграничную симфонию прошлого.

В подвале воцарилась тишина, нарушаемая только гудением генератора. Наконец преподобный Мак спросил:

— Как далеко в прошлое ты можешь заглянуть?

— В те времена, когда уже были пояса. В сущности, можно увидеть самое начало. Вот например…

Он повозился с переключателями и кнопками. На экране появились все, кто был сейчас в подвале, но одетые в черное. Они находились в комнате наверху.

— Так это же день похорон Телмы! — воскликнул преподобный Мак.

Фэйрбенк кивнул.

— Но это не то, что я хотел вам показать. Аппарат явно стремится воспроизводить события, имевшие место здесь в недавнем прошлом. Именно в этом доме. Чтобы это преодолеть, нужно больше работать с машиной, особенно если хочешь увидеть очень далекое прошлое. Ага! Смотрите!

На экране проплывали влажные непроходимые джунгли, поднимались густые испарения, кое-где даже били струйки пара. Среди зарослей показалась огромная голова, похожая на голову ящерицы, за ней длинная змеиная шея, позволявшая животному легко доставать высокие зеленые побеги деревьев. Голова и шея принадлежали гигантскому туловищу на слоновьих ногах, заканчивавшемуся длинным хвостом, который тянулся по земле.

— У бронтозавра на завтрак салат, — улыбнулся Фэйрбенк.

Изображение заколебалось, затуманилось и исчезло.

— Еще одна проблема — устойчивость, — пробормотал ученый. — Изображение может произвольно появляться и исчезать.

— Фэйрбенк, как вы думаете, Шекспира можно увидеть? Например, его репетиции в «Глобусе»?

— Я его видел, — ответил профессор. — Увидишь и ты. Ты, Вейсс, увидишь Баха, а ты, Темпл, — Микеланджело, расписывающего Сикстинскую капеллу. Не какого-нибудь модерниста, а Мнкеланджело. Но не сегодня. Прибор быстро перегревается, и его придется выключить. Завтра…

— Маркус, подожди, — преподобный Мак умоляюще взглянул на Фэйрбенка. — Пока ты еще не выключил аппарат, не мог ли бы ты показать…

Фэйрбенк заколебался, потом ответил: «Конечно» и повернулся к клавиатуре. Через несколько секунд па экране появилось четкое изображение. Они увидели валявшиеся на земле черепа, толпу людей под мрачным небом, три пыточных столба в виде буквы «Т». Фэйрбенк взялся за переключатель, и средний столб медленно приблизился. Все молчали. Преподобный Мак, пораженный и потрясенный, опустился на колени, его губы тряслись: «Мой бог», — прошептал он. Изображение запрыгало и пропало.

Преподобный Мак поднялся с колен. Принужденно откашлялся и произнес тоном, несколько не вязавшимся с только что пережитыми им эмоциями:

— По-моему, Маркус, здесь возникает некая нравственная проблема. Этот орган, это великое чудо, может показать нам все, что когда-либо случалось на Земле?

Фэйрбенк кивнул.

— Он может заглянуть даже в закрытое помещение?

— Да. Свет проникает всюду, его не удержишь.

— Ты можешь, например, показать нам, как Джордж Вашингтон ухаживал за Мартой?

— Без труда.

— Тогда ты должен спросить себя, Маркус, имеешь ли ты, мы или кто-то другой право видеть Джорджа и Марту в любой момент их жизни.

Фэйрбенк нахмурился.

— Кажется, я понимаю, куда ты клонишь, Мак, но…

Священник перебил его:

— Сейчас мы много слышим и читаем о вмешательстве в личную жизнь. Если этот орган попадет в грязные руки, не будет ли он использован для самого грубого вмешательства в личную жизнь, какое только можно себе представить? Бесстыжее подглядывание за великими людьми и за простыми смертными, живыми и мертвыми, заглядывание в их спальни и ванные комнаты?

— Вы кое в чем правы, святой отец, — начал Хаскелл, — но даже…

— Кстати, о ванных комнатах, — вмешался Вейсс, указывая на экран.

Все подняли глаза. Фэйрбенк забыл выключить орган, и на экране появилась ванная комната в доме Фэйрбенка. В ванне спокойно сидела седая женщина — Телма Фэйрбенк.

— Выключи, Маркус, — мягко сказал преподобный Мак.