Восходящее солнце

«Да, черт побери», ответил Грэм. «Тут идет большой прием. Сегодня великое открытие Башни Накамото и они устроили вечеринку. Давай вали сюда, сможешь?»

Я ответил, что смогу. Я позвонил мисс Асенио напротив и спросил, не сможет ли она присмотреть за ребенком, пока я буду отсутствовать: ей всегда нужны дополнительные деньги. Ожидая ее появления, я сменил рубашку и надел свой лучший костюм. Потом позвонил Фред Хофман. Он был дежурным офицером в штаб-квартире даунтауна, низкорослый крепкий парень с седыми волосами. «Слушай, Пит, мне кажется, на этот раз ты захочешь подмоги.»

Я спросил: «С чего бы?»

«Похоже у нас убийство с участием японских граждан. Может оказаться липким. Сколь ты был пресс-атташе?»

«Около шести месяцев», ответил я.

«На твоем месте я добыл бы себе опытного помощника. Подхвати Коннора и возьми его с собой в центр.»

«Кого?»

«Джона Коннора. Вообще, слышал о нем?»

«Конечно», сказал я. Все в дивизионе слышали о Конноре. Он был легендой, самым знающим из офицеров специальной службы. «А разве он не в отставке?»

«Он в бессрочном отпуске, но все еще работает по делам, включающим японцев. Я думаю, он может быть тебе полезен. Договоримся так: я позвоню ему о тебе. Просто заезжай и подхвати его.» Хофман продиктовал мне его адрес. «Окей, прекрасно. Спасибо.»

«И еще одно: на этот раз наземные линии, окей, Пит?»

«Окей», сказал я. «Кто это требует?»

«Просто так будет лучше.»

«Как скажешь, Фред.»

«Наземные линии» означает не пользоваться радио, чтобы наши переговоры не могли перехватить газетчики, прослушивающие полицейские частоты. Такова стандартная процедура в некоторых ситуациях. Если Элизабет Тейлор направляется в больницу, мы переходим на наземные линии. Или если сын-подросток какой-нибудь знаменитости погибает в автоаварии, мы переходим на наземные линии, дабы быть уверенными, что родители услышат печальную новость до того, как команды TV начнут тарабанить в из двери. Для такого рода вещей мы пользуемся наземными линиями. Но я ни разу не слышал, чтобы в список входило убийство.

Однако, направляясь в даунтаун, я не пользовался телефоном в машине и прислушивался к полицейскому радио. Рапорт о ранении трехлетнего мальчика, которого парализовало до пояса. Ребенок оказался свидетелем грабежа кафе-мороженного. Шальная пуля поразила его в спину и он… Я переключился на другую станцию, где шло ток-шоу. Впереди я видел огни небоскребов даунтауна, торчащих из тумана. Я съехал с фривея у Сан-Педро, где жил Коннор.

Я знал о Конноре только то, что некоторое время он прожил в Японии, где и приобрел свои знания японского языка и культуры. Одно время, где-то в 60-х, он был единственным офицером, который бегло говорил по-японски, хотя в Лос-Анджелесе тогда находилась самая большая японская колония вне родных островов.

Конечно, теперь в департаменте более восьмидесяти офицеров говорят на японском – и еще больше людей вроде меня пытаются ему научиться. Коннор ушел в отставку несколько лет назад. Но офицеры связи, работавшие с ним, соглашались в один голос, что он – самый лучший. Рассказывали, что он работал очень быстро, частенько раскрывая дела за несколько часов. Он обладал репутацией искусного детектива и экстраординарного следователя, способного получить информацию от свидетелей, как никто другой. Но более всего офицеры связи хвалили его уравновешенный подход. Один говорил мне:

«Работать с японцами – все равно, что балансировать на канате. Рано или поздно все срываются в ту или другую сторону. Некоторые считают, что японцы невероятно честны и не способны поступать плохо. Другие думают, что они – злобные карлики. Коннор всегда соблюдал равновесие. Он оставался посередине. Он всегда точно знал, что делает.»

Джон Коннор жил в промышленном районе возле Седьмой-стрит, в громадном кирпичном складе бок о бок с депо дизельных грузовиков. Грузовой лифт в здании оказался сломан. Я по лестнице поднялся на третий этаж и постучал в дверь.

«Открыто», послышался голос.

Я вошел в небольшую квартиру. Гостиная была пуста и обставлена в японском стиле: маты-татами, ширмы-седзи и стены с деревянными панелями. Каллиграфический свиток, черный лакированный столик, ваза с одиноким всплеском белой орхидеи.

Я увидел две пары обуви, выставленные возле двери. Одна – мужские туфли. Другая – пара женских туфель с высокими каблуками. Я спросил: «Капитан Коннор?»

«Минуточку.»

Ширма-седзи отъехала и появился Коннор. Он оказался неожиданно высоким, метр девяносто, наверное, заметно выше шести футов. Он был в юката – легком японском халате голубого хлопка. Я дал бы ему пятьдесят пять лет. Широкоплечий, лысеющий, с аккуратными усами, острыми чертами лица, пронизывающими глазами. Глубокий голос. Спокойствие. «Добрый вечер, лейтенант.»

Мы обменялись рукопожатием. Коннор оглядел меня сверху донизу и одобрительно кивнул. «Хорошо. Весьма презентабельно.» Я сказал: «Я привык работать с прессой. Никогда не знаешь, когда окажешься перед камерами.»

Он кивнул. «И сейчас вы – дежурный офицер?»

«Верно.»

«Как долго вы были пресс-атташе?»

«Шесть месяцев.»

«Говорите по-японски?»

«Немного. Я учусь.»

«Дайте мне несколько минут, чтобы переодеться.» Он повернулся и исчез за ширмой-седзи. «Это убийство?»

«Да.»

«Кто известил вас?»

«Том Грэм. Он главный на месте преступления. Говорит, что японцы настаивают на присутствии офицера связи.»

«Понимаю.» Наступила пауза. Я услышал льющуюся воду. «Это обычное требование?»

«Нет. На самом деле я о таком никогда не слышал. Обычно офицеров вызывают для связи, когда возникают проблемы с языком. Я никогда не слышал, чтобы офицера связи требовали японцы.»

«И я тоже», сказал Коннор. «Это Грэм просил вас привезти меня? Потому что Том Грэм и я не всегда восхищались друг другом.» «Нет», сказал я. «Фред Хофман посоветовал, чтобы я прихватил вас. Он чувствует, что у меня недостаточно опыта. Он сказал, что позвонит вам обо мне.»

«Так вам домой звонили дважды?», спросил Коннор.

«Да.»

«Понятно.» Он снова появился, на сей раз в темно-синем костюме, завязывая галстук. «Кажется, время для нас критично.» Он посмотрел на часы. «Когда Грэм позвонил вам?»

«Около девяти.»

«Тогда прошло уже сорок минут. Поехали, лейтенант. Где ваша машина?»

Мы заторопились по ступенькам.

Я проехал Сан-Педро и повернул влево на Вторую, направляясь к зданию Накамото. На уровне улицы стоял легкий туман. Коннор уставился в окно. Он спросил: «У вас хорошая память?»

«Мне кажется, довольно хорошая.»

«Я хотел бы, чтобы вы повторили телефонные разговоры сегодняшнего вечера», сказал он. «Передайте их с возможно большей точностью. Если сможете, слово в слово.»

«Попробую.»

Я пересказал свои телефонные разговоры. Коннор слушал, не прерывая и не комментируя. Я не знал, почему он так заинтересовался, а он мне не сказал. Когда я закончил, он спросил: «Хофман не сказал, кто просил о наземных линиях?»

«Нет.»

«Что ж, в любом случае – мысль хорошая. Я никогда не пользуюсь телефоном в машине, если могу обойтись. В наши дни слишком многие прислушиваются к эфиру.»

Я повернул на Фигероа. Впереди я видел прожекторы, освещающие фасад новой Башни Накамото. Само здание из серого гранита возвышалось в ночи. Я свернул на правую полосу и потянулся к отделению для перчаток, ухватив пачку визитных карточек.

На визитках было написано: «Детектив-лейтенант Питер Дж. Смит, Офицер Связи Специальной Службы, Департамент Полиции Лос-Анджелеса». По-английски с одной стороны и по-японски с другой.

Коннор взглянул на карточки. «Как вы хотите справиться с ситуацией, лейтенант? Вы прежде вели переговоры с японцами?» Я ответил: «Нет, никогда. Пара арестов за вождение в пьяном виде.» Коннор вежливо предложил: «Может быть, тогда я посоветую, какой стратегии нам придерживаться?»