Бесчисленные завтра

Но ничего не случилось. Видеодатчики на стенах послушно зафиксировали промах, не соответствующий ментальным и поведенческим моделям Джозефа Бридена. Запись обязательно изучат. Он подумал: «Надо найти себе алиби. Если спросят…»

Каролина лениво произнесла:

— Да что с тобой, Джо, черт возьми? Какая-нибудь навязчивая идея?

— Ты так часто побивала меня, что у меня развилась шахматная тяга к суициду, — ответил он.

— Значит, ты желаешь смерти, — произнесла она, поморщившись при взгляде на комбинацию на доске. — Нет смысла доигрывать: еще три хода — и тебе конец. Выпьем кофе?

Бриден кивнул и расслабленно откинулся на спинку, опустошенный долгим внутренним напряжением. Но он помнил, что нельзя терять бдительности. Его промах могут раскрыть. Каролина не психолог, поэтому она не осознает непростительности такого хода конем, но психологи контролеров поймут — по крайней мере, могут заинтересоваться и проверить. Поведение хранителей в подземном зиккурате не должно вызывать и тени сомнений.

Пока Каролина заказывала кофе, он неотрывно изучал ее. Ей почти семьдесят. На ум пришла неожиданная мысль, и Бриден на миг поразился сам себе. Если бы как-нибудь перевести подозрение на Каролину, свалить на нее недавнюю оплошность… Она уже в том возрасте, когда трудно оставаться непогрешимым рабочим автоматом. На данный момент она — старейшая среди технического персонала. Если бы переложить ответственность на нее, бросить вскользь намек, что дряхление понемногу подтачивает ее сообразительность…

Он представил, как отвечает на заданный вопрос: «Я просто поддавался ей. Все-таки ее жаль. Она привыкла выигрывать у меня без особых усилий, но это в прошлом».

Чтобы убедить исследователей, надлежало действовать хитрее, но зародыш идеи стоит приберечь на будущее. Бриден попытался отвлечься; ему опять вспомнился брат-мутант, а вместе с ним, как обычно, пришло осознание собственных недостатков. Впрочем, все встанет на свои места, ведь потеря работы означала бы для Бридена, что с Луисом ему никогда не сравниться.

Термочашки с кофе нырнули в анализатор, замерли там на мгновение, пока приборы проверяли, не содержит ли жидкость наркотики, изотопы урана или цианид, а затем плавно выскользнули на стол. Бриден повертел свою так и эдак, пока не выбрал нужное положение. Тогда он добавил в кофе сахарно-сливочную массу и стал смотреть, как она растворяется. Каролина что-то произнесла.

— А? — переспросил Бриден.

— Маргарет, твоя жена. Ты хоть помнишь, что женат, или это тоже стерлось у тебя из памяти? Хватит уже ломать голову над гамбитом — игра окончена.

«По-настоящему — не окончена, Кэрри».

— Ах, да, извини, — ответил он. — Она сейчас в Скалистых горах, под Денвером. Решила, что там воздух целебней.

— Это у нее первый ребенок?

Он кивнул. Каролина, прихлебывая кофе, изучала Бридена поверх края чашки.

— Выше голову, — неожиданно выдала она. — Я знаю, что тебя тревожит. Но закон Менделя на твоей стороне.

«Новая оплошность?»

— Да, мне немного не по себе, Кэрри, — вслух произнес он. — Ты же знаешь, мой брат — мутант.

— Но твои родители были здоровы, — не согласилась она. — Обратись к толковому генетику. Конечно, за последние сто лет ничего существенно нового не открыли: сейчас неподходящее время для исследований. Но про гены известно предостаточно. Сколько лет твоему Луису?

— Пятьдесят два. Он на двадцать два года старше.

— Боже правый! — воскликнула Каролина, неуловимо схожая в этот момент с разгневанной, хотя и слегка осовремененной королевой Викторией. — Даже если твои родители попали под жесткое излучение… — где, кстати?

— Гавайский эксперимент, в девяносто втором.

— Так! Генетические комбинации обычно возвращаются к норме. А уж за двадцать два года!.. Можешь не сомневаться, что к моменту твоего зачатия родители были вполне здоровы. Речь ведь не идет о наследственности Маргарет?

— О мутациях? Нет. В ее семье никто не облучался. Дед, правда, когда-то по работе имел дело с рентгеном.

— С рентгеном, — презрительно скривилась Каролина. Сама она начинала прямо с мезатронов. — Твой ребенок не будет мутантом. Это исключено.

— Пока эмпирически не доказано обратное, — возразил Бриден. — Ты рассуждаешь теоретически, а между тем за целое столетие не проводилось никаких независимых исследований в этом направлении — ни в одном из направлений… — Вспомнив, что датчики записывают его слова, Бриден добавил: — К счастью, разумеется. Вдруг бы оказалось, что родители снова случайно подвергались облучению еще до моего рождения: после первого воздействия у них могла появиться предрасположенность…

— Но ты-то не мутант.

— Может быть, латентный. Рецессивный.

— Не может быть, — решительно заявила Каролина. — В крайнем случае твой малыш-мутант будет как Луис. А ведь тот вон куда скакнул!

— Да уж. «Ай-кью» у него — заоблачный. Зато он страдает алкаптонурией: в его крови отсутствует энзим для окисления алкаптона, один из генов с изъяном. С мутантами всегда так — не знаешь, чего ожидать: одни гены обеспечивают бесподобный коэффициент интеллекта и все такое прочее, а другие вдруг выдают фортель. Именно поэтому мутанты долго не живут. Все с какими-нибудь аномалиями.

— Но ведь Луис-то жив!

— С алкаптонурией вполне можно мириться. А если у моего ребенка будет фенилкетонурия?

— Да, плоховато, — согласилась Каролина. — Или как?

— Одна из кислот в крови не расщепляется. Плохо то, что фенилкетонурики чаще всего — имбецилы или вовсе идиоты. У них затронута центральная нервная система. Они умственно неполноценны, Кэрри.

— Надеюсь, ты не стал делиться с женой столь жизнеутверждающими размышлениями, — заметила та. — Даже я вижу, насколько это надуманно.

— Профессиональное заболевание всех будущих родителей. С тех пор как стали рождаться мутанты, каждый заблаговременно беспокоится о своем чаде. Ладно, будем считать, что ты права. Когда малыш появится на свет, я просмотрю его медицинскую карту и вздохну спокойно.

— Разве нет пренатальных карт?

— Есть, конечно. Но… ладно, забыли.

Каролина задумчиво посмотрела на Бридена.

— Почему бы тебе не съездить к Маргарет? — предложила она. — Может, она о том же беспокоится. Ты бы ее ободрил.

— Она и так бодра. Не в самой лучшей физической форме, но климат Колорадо должен помочь. Я, впрочем, собираюсь к ней — завтра отдежурю ночь и уеду на неделю.

— Зачем только сказал, — вздохнула Каролина и продолжила с наслаждением: — Я-то обычно езжу отдыхать в Беркшир, к внукам. Там моя умная голова сразу пустеет, я пеку хлеб, пирожки с ревенем, все начищаю, подметаю полы, сама крашу мебель. Копаюсь в огороде.

— Действенное средство, — заметил Бриден.

Каролина в ответ фыркнула:

— Джо, ты иногда просто невыносим. Это же отдых! Постоянно я бы так не выдержала, но ведь я выросла на ферме, на Среднем Западе, и мне там очень нравилось. Ты когда-нибудь пробовал свежевыпеченный хлеб?

— Нет. К чему эти сложности? Можно разогреть замороженный…

— Ага. Жаркое под креольским соусом из холодильника — без комментариев. Или мандариновый десерт. У нас на ферме такого не было, а сейчас я без них уже прожить не могу. И все-таки ни в одной морозилке не найдешь свежевыпеченного хлеба: запах совсем другой, а ведь он — половина удовольствия. «Я не сыскал бы лучшего вина, чем жажда», — процитировала Каролина.

На экране монитора показались двое — сменные дежурные. Они поздоровались и остановились во входной камере, где подверглись тщательной проверке: отпечатки пальцев, палочки и колбочки сетчатки глаз, дыхание, пульс, следы радиации на одежде — в высшей степени маловероятные, поскольку никто теперь даже не приближался к запретным зонам Хиросимы, Нагасаки, Хило, Нью-Мексико и еще нескольких районов с повышенным уровнем радиации. После анализа образцов пыли и обработки энцефалограмм было установлено, что Сэм Карс и Уилбур Филдинг действительно Сэм Карс и Уилбур Филдинг, и их наконец пропустили в «святилище».