Искатель. 1964. Выпуск №3

Положение отчаянное. Но не безнадежное, он не совсем беспомощен. Хотя двигатели подкачали (видимо, в правой пусковой камере, вопреки заверениям конструкторов, что это совершенно исключено, изменилась направленность взрыва и забило форсунки), он может двигаться: у него есть «руки». Вот только куда ползти? Шеррард потерял всякую ориентировку. Взлетел он с «Эвереста», но далеко ли его отбросило — на сто футов, на тысячу? Ни одного знакомого ориентира в этом крохотном мире, только удаляющаяся звездочка «Прометея» может его выручить. Теперь лишь бы не потерять из виду корабль!.. Его хватятся через несколько минут, если уже не хватились. Конечно, без помощи радио товарищам, пожалуй, придется искать долго. Как ни мал Икар, эти шестнадцать квадратных миль изборожденной трещинами ничьей земли — надежный тайник для цилиндра длиной десять футов. На поиски может уйти и полчаса и час: все это время он должен следить за тем, чтобы его не настиг убийца восход.

Шеррард вложил пальцы в полые рычаги, управляющие механическими конечностями. Тотчас снаружи, в суровой среде космоса, ожили его искусственные «руки». Вот опустились, уперлись в железную кору астероида, приподняли космокар… Шеррард согнул «руки», и капсула, словно причудливое двуногое насекомое, поползла вперед. Правой, левой, правой, левой…

Это оказалось проще, чем он ожидал. И Шеррард ощутил, как к нему возвращается уверенность. Конечно, механические «руки» созданы для тонкой работы, не требующей большого напряжения, но в невесомости достаточно малейшего усилия, чтобы сдвинуть с места капсулу. Тяготение Икара составляло одну десятитысячную земного: вместе с космокаром Шеррард весил здесь около унции. Придя в движение, он дальше буквально парил, легко и быстро, будто во сне.

Однако легкость эта таила в себе угрозу… Шеррард уже покрыл несколько сот ярдов, заметно настигая светящееся пятно «Прометея», когда успех ударил ему в голову. Как скоро сознание переходит от одной крайности к другой! Давно ли он думал, как достойнее встретить смерть, а теперь ему уже не терпелось вернуться на корабль к обеду.

Впрочем, возможно, беда случилась из-за полной непривычности такого способа передвижения, совершенно непохожего на все, что ему когда-либо доводилось испытывать. Может быть, он к тому же не совсем оправился после крушения. В самом деле, подобно всем астронавтам, Шеррард, натренированный управлять своими движениями в космосе, привык жить и работать в условиях, когда земные понятия о «верхе» и «низе» теряют смысл. В таком мире, как Икар, надо внушить себе, что под ногами у тебя самая настоящая планета, ты двигаешься над горизонтальной плоскостью. Стоит развеяться этому невинному самообману, и ты окажешься во власти космического головокружения.

И вот внезапный приступ. Вдруг исчезло чувство, что Икар внизу, а звезды — вверху. Вселенная повернулась на девяносто градусов; Шеррард, словно альпинист, карабкался вверх по отвесной скале. И хотя разум говорил ему, что это чистейшая иллюзия, чувства решительно спорили с рассудком. Сейчас тяготение сорвет его со скалы, и он будет падать, падать, милю за милей, пока не разобьется вдребезги!..

Но мнимая вертикаль качнулась, будто компасная стрелка, потерявшая полюс, — и вот уже над ним каменный свод. Он словно муха на потолке. Миг — потолок опять стал стеной, но теперь астронавт неудержимо скользил по ней вниз, в пропасть…

Шеррард совершенно утратил контроль над космокаром: обильный пот на лбу свидетельствовал, что он вот-вот утратит контроль и над самим собой. Оставалось последнее средство. Плотно зажмурив глаза, он сжался в комок и стал внушать себе, что снаружи ничего нет, ничего!.. Он настолько сосредоточился на этой мысли, что до его сознания не сразу дошел негромкий стук, вызванный новым столкновением.

Когда Колин Шеррард, наконец, решился открыть глаза, он обнаружил, что космокар уткнулся в каменный горб. Механические руки смягчили толчок — но какой ценой!.. Хотя капсула здесь была фактически невесомой, пятьсот фунтов массы, двигаясь со скоростью около четырех миль в час, развили инерцию, которая оказалась чрезмерной для хрупких конечностей. Одна из них совсем сломалась, вторая безнадежно погнулась.

На мгновение чувство жалости заглушило отчаяние. Он так настроился на успех, когда космокар заскользил над безжизненной поверхностью Икара! А в итоге — полный крах из-за секундной физической слабости. Космос не делает человеку никаких скидок. Кто об этом забывает, тому лучше сидеть дома.

Что ж, догоняя корабль, он выиграл у восхода драгоценное время — минут десять, если не больше. Десять минут… Что они ему принесут: продление мучительной агонии или спасительную отсрочку, которая позволит найти его?

Скоро он узнает ответ.

Кстати, где они? Наверное, розыски уже начались! Шеррард устремил пристальный взгляд на сверкающую звезду корабля, надеясь увидеть на фоне медленно вращающегося небосвода огоньки спешащих ему на выручку космокаров.

Увы, никого…

Значит, надо взвесить свои собственные скромные возможности. Через несколько минут «Прометей» уйдет за край астероида, исчезнут прожекторы, воцарится полный мрак. Ненадолго… Но, может быть, он еще успеет найти укрытие, которое защитит его от наступающего дня? Вот эта глыба, на которую он налетел, не годится?

Что ж, в ее тени и впрямь можно отсидеться до полудня. А там?.. Если солнце пройдет как раз над Шеррардом, его ничто не спасет. Но ведь может оказаться, что он находится на такой широте, где Солнце в это время икарийского года, длящегося четыреста девять дней, не поднимается высоко над горизонтом. Тогда есть надежда выдержать несколько дневных часов. Больше надеяться не на что — конечно, если товарищи не разыщут его до рассвета.

Ушел за край света «Прометей», и тотчас сильнее засверкали звезды. Но всего ярче, такая прекрасная, что при одном взгляде на нее сжималось горло, сияла Земля; вот и Луна рядом. На первой Шеррард родился, на вторую ступал не раз, — доведется ли ему когда-либо еще побывать на них?..

Странно, до этой секунды ему не приходила в голову мысль о жене и детях, обо всем том, чем он дорожил в такой далекой теперь земной жизни. Даже как-то стыдно. Впрочем, чувство вины тотчас прошло. Ведь несмотря на сто миллионов космических миль, разделивших его и семью, узы любви не ослабли — просто они в этот миг играли второстепенную роль. Он превратился в примитивное существо, всецело поглощенное битвой за свою жизнь. Мозг был его единственным оружием в этом поединке, сердце могло только помешать, затемнить рассудок, подорвать решимость.

То, что Шеррард увидел в следующий миг, окончательно вытеснило все мысли о далеком доме. Над горизонтом позади него, словно обволакивая звезды молочным туманом, всплыл конус прозрачного света — глашатай Солнца, его прекрасная жемчужная корона, видимая на Земле лишь во время полных солнечных затмений. Появление короны означало, что совсем близка минута, когда Солнце поразит своим гневом этот маленький мир.

Шеррард не замедлил воспользоваться предупреждением. Теперь он мог довольно точно определить, в какой точке появится Солнце; и астронавт медленно, неуклюже перебирая обломками металлических «рук», отполз туда, где глыба сулила ему лучшую тень. Едва маневр был, завершен, как Солнце зверем набросилось на скалу — все вокруг словно взорвалось светом.

Шеррард поспешил перекрыть смотровое окошко темными фильтрами в несколько слоев, чтобы защитить глаза. За пределами широкой тени, отбрасываемой глыбой на поверхность астероида, будто разверзлась раскаленная топка. Беспощадное сияние высветило все детали пустынного ландшафта. Никаких полутонов — слепящая белизна и кромешный мрак. Ямы и трещины напоминали чернильные лужи, а выступы точно объяло пламя, хотя с начала восхода прошла всего одна минута.

Не удивительно, что палящий зной миллиарды раз повторявшегося лета выжег из скал весь газ до последнего пузырька, превратив Икар в космическую головешку. «Что заставляет человека, — горько спросил себя Шеррард, — ценой таких затрат и риска пересекать межзвездные пучины ради того, чтобы попасть на вращающуюся гору шлака?» Он знал ответ, то самое, что некогда побуждало людей пробиваться к полюсам, штурмовать Эверест, проникать в самые глухие уголки Земли. Трудные испытания мобилизовали тело, смелые открытия радовали душу. Эх, много ли радости в этом сознании теперь, когда он вот-вот будет, точно окорок, поджарен на вращающемся вертеле Икара!..