Цвет надежд — зелёный (сборник)

В 60-х годах шведская научная фантастика разделилась на два направления. Одно из них продолжало линию, заимствованную из американских или английских произведений: леденящие душу видения будущего, которые лишь с натяжкой можно назвать «предостережениями», а также чисто развлекательная литература. Второе направление создали писатели, в основном молодые, которые нередко использовали форму научной фантастики, наполняя ее актуальным политическим и социальным содержанием. Из писателей, этой волны советскому читателю знаком Пер Вале — по романам "Гибель 31-го отдела" и "Стальной прыжок". Можно упомянуть также Свена Нюблума, Арвида Рундберга (ему принадлежат резко сатирические повести «Последние» и "Смерть м-ра Вилка"), Свена Дельбланка и особенно П. С. Ерсильда. Этот крупный шведский писатель использовал формы и мотивы научной фантастики практически во всех своих вышедших произведениях, где часто весьма резко выступал с критикой общественных порядков, бюрократии, обесчеловечивания людей, их отчужденности от себе подобных (в частности, это относится к таким произведениям, как "Увидимся в Сонгми" и "Ветеринар").

В этом же ряду находятся и Карл-Юхан Хольцхаусен, которого сами шведы, впрочем, причисляют скорее к «моралистам» и рассказчикам, нежели к "политически заангажированным писателям", а также Бертиль Мортенсон, Ян Лидгрен и некоторые другие. Признанным лидером шведской фантастики последних лет и за профессионализм, и за активность, и за последовательно демократическую, гуманистическую позицию — считается Сам Люндваль. Он долго работал в рамках жанра как переводчик, составитель антологий, редактор, а в 1972 г. издал свою первую книгу, за которой последовали и другие. Люндваль — яркая, своеобразная личность. Он принадлежит к числу людей, глубоко увлеченных научной фантастикой, ее возможностями, верит в ее влияние, много работает (в том числе в основанном им издательстве "Дельта") по сближению культур разных народов, в частности, активно способствует продвижению на шведский рынок произведений советской литературы и советской фантастики. Лучшие из вещей Люндваля в Швеции не без основания сравнивают — по духу, настроению и поэтичности — с рассказами такого «кита» фантастики, как Рэй Брэдбери. Влияние — или родство со знаменитым американским писателем-фантастом — читатель, несомненно, заметит и при ознакомлении с включенной в сборник повестью "Мир Алисы".

…Гигантская конструкция из металла и прозрачного пластика беззвучно, но чаще под бравурные звуки неоковбойской музыки, скользит в черном космосе. Вокруг нее, как правило, целый флот кораблей поменьше — в общем как испокон веку положено эскадрам в открытом море. Порой громадина даже называется "боевая звезда" или "боевая планета", чтобы подчеркнуть масштабы происходящего. Корабли носятся вдоль и поперек Млечного Пути, а то и далеко за его пределами, открывают огонь; чаще всего это «наглядные», грозно шипящие лучи лазеров или элементарные, но, конечно же, немыслимо скоростные ракеты и снаряды. Нагромождение технических чудес и трюков, головокружительные погони и столкновения и т. д. и т. п. это реалии самых последних «завоеваний» западной фантастики на экране кино и телевидения.

"Бум" научной фантастики в кино, миллионные цифры зрителей (впервые в истории фильмы на фантастические темы вышли в самые первые ряды по посещаемости), сопутствующие спешные издания и переиздания литературных источников — все это в конце 70-х годов резко оживило на Западе интерес к научной фантастике в целом. Впрочем, сам бум вокруг фантастических кино- и телепостановок объясняется все нараставшим в последние годы интересом публики ко всему «необычному», "удивительному", "небывалому", — к тому, что в соединении со все более утверждающейся литературной зрелостью научно-фантастического жанра открыло многим читателям возможность прикоснуться к убедительному поиску во времени' и пространстве, поиску новых форм и условий не только технического прогресса, но и социального развития. К сожалению, многие (пожалуй, большинство!) из западных кино- и телеподелок на эти темы попросту спекулятивны; они переносят в космос и в будущее нравы Дикого Запада или «изысканного» имперского Востока. Но бесспорно одно: интерес к фантастике в мире усиливается.

Любопытная деталь: Джеймс Бэйен, один из, пожалуй, наиболее влиятельных западных деятелей в области современной научной фантастики, ведающий отделом научной фантастики в американском издательстве "Эйс Букс", заявил недавно, что человечеству вполне хватило бы и природных ресурсов и технических знаний, чтобы справиться с большинством сегодняшних проблем. Но, продолжает Бэйен, дело упирается в общественные интересы и соображения. И здесь, как он полагает, научная фантастика может стать средством создания "необходимой психологической атмосферы", помочь спасти "будущее рода человеческого".

С этим высказыванием американского издателя перекликается статья известного шведскоге писателя и критика Й.-Х. Хольмберга в одной, из крупнейших шведских газет "Свенска дагбладт". По словам Хольмберга, "на пороге 80-х годов все больше людей из тех, кто работает в жанре научной фантастики, рассматривает ее не только как развлечение, но и как инструмент воздействия на будущее… После распространенных в 60-е годы дефаитизма (покорность судьбе. — Ред.) и враждебности к технике фантастика все более подчеркнуто развивается в сторону нового и плодотворного синтеза веры в человека и реализма в подходе к науке и технике". Отражая настроения многих шведских писателейфантастов, Хольмберг заключает: "Ранее можно было говорить о научной фантастике как о жанре, который проповедовал терпимость, предупреждал против беспокоящих черт в общественном развитии, указывал на риск неконтролируемого развития техники. Эти тенденции нашли отклик в широких кругах общества. И если сегодня можно говорить о том, что научная фантастика подобным же образом выдвигает некий «тезис» или "символ веры", то это вера в разум, в прогресс, в то, что мы далеко еще не истощили ни человеческие, ни материальные ресурсы".

Казалось бы, ироничность слов "Цвет надежд — зеленый" находится в некотором противоречии с приведенным выше мнением. Однако необходимо напомнить, что сарказм Хольцхаусена, Чиландера, Круны и других писателей, чьи произведения вошли в сборник шведской фантастики, чаще всего направлен против античеловеческих, антигуманистических явлений, против носителей этих явлений, против их апологетов и очень часто против обывателей, страшащихся прогресса и каких-либо изменений в своей размеренной, обеспеченной жизни. А надежда-что ж, она все еще очень часто жива, даже неистребима. Она помогает авторам и их героям сохранить человечность, доброту, любовь к другим даже в среде, где власть все больше захватывают роботы и похожие на роботов люди.

Взять, например, героя или, скорее, персонажа повести Хольцхаусена — Пера Густафссона, маленького человека, почти случайного преступника. Чтобы остаться со своими близкими, не видеть над собой вместо зеленого полога леса бетонный потолок камеры, Густафссон соглашается на медицинское вмешательство, которое, по замыслу его инициаторов, должно столь же надежно, как тюрьма, держать преступника в изоляции, хотя и среди люден, одновременно сэкономив казне немалые суммы.

Правда, очень скоро Густафссон, а еще скорее изобретатель вертотона доктор Верелиус понимают, что обществу совершенно безразлично — сидит ли преступник за решеткой или выставлен на всеобщее "презрительное обозрение". По выражению доктора, "охранять-то надо не общественные интересы, а человека". В доме Густафссона на стене висит вышитая еще дедом салфетка со стихами, где, в частности, говорится: "…луг весенний цвет надежд, а цвет надежд — зеленый". Несмотря на издевательский, по сути, характер наказания, которому подвергают Густафссона (его особым образом окрасили в зеленый цвет), слова старинного стихотворения оказываются серьезнее и сильнее предрассудков, связанных с новым положением хозяина дома. В конечном-то итоге, после ряда неожиданных поворотов в судьбе Густафссона его в сущности предоставляют самому себе; благодаря своим человеческим качествам он сохраняет и свободу и достоинство. В повести Хольцхаусена нет нарочитых фантастических эффектов, единственным фантастическим элементом текста остается медицинский эксперимент. Тем более «буднично», трезво и деловито, шаг за шагом, поворот за поворотом разоблачаются правопорядки буржуазного «будущего» в Швеции, бессовестная игра средств информации и рекламы вокруг "необычного Густафссона", волей обстоятельств попавшего в свет рампы.