Четверть гения

Когда бандита утащили, выяснилось, что рана неглубока, но сильно кровоточит, отправляться из-за нее в больницу - после того как перевязка уже сделана - не стоит, но полежать надо. До дома было далеко. А Тихон: "Ну, да я же живу здесь, рядом с отделением, вон за тем углом".

Однокомнатная квартира в каменном доме. санузел раздельный, телефона нет. Так охарактеризовало бы это жилище объявление об обмене. Более изощренный в технике обмена гражданин обязательно добавил бы: солнечная сторона. Впрочем, не только объявления, но и средних размеров очерка не хватило бы, чтобы описать эту квартиру. При входе ошарашивал плакат, висевший в коридоре прямо напротив двери: "Что ты сделал сегодня для счастья человека, лодырь?" Рядом красовался график под названием "Развитие любовных увлечений Т. Фаддеева в 1971 году". По вертикали единицами измерения служили часы, посвященные мыслям о любимой ежедневно, по горизонтали откладывалась продолжительность увлечения в сутках.

Графики были в промежутках между полками, под полками и над ними; графики были пришпилены к потолку вперемежку с плакатами. Хозяина квартиры, судя по этим графикам, интересовали фазы луны и статистика преступлений, солнечная активность и зависимость шахматных успехов гроссмейстеров от возраста. Тут были еще графики чтения книг -нравящихся и ненравящихся. Интерес измерялся по двенадцатибалльной системе, скорость - в страницах. А плакаты грохотали: "Дифференциальные уравнения - универсальный язык науки, дифференциальные уравнения передаются в виде графиков; график - все!!!" И другой плакат рядом: "Хемингуэй работал утром, Толстой днем, Бальзак ночью. Пусть у тебя будут утро Хемингуэя, день Толстого и ночь Бальзака". "Тебе нужны деньги? Рядом есть Леонид!"

Между этими бумажными листами и полосами жались друг к другу книжные ряды. Они облегали стены единственной комнаты, подымались к кухонному потолку, заставляли проходить боком через коридор и испуганно наклонять голову при входе в ванную.

Пока Игорь разглядывал квартиру, ее хозяин с удовлетворением изучал ошарашенное лицо гостя. При этом его собственное лицо имело такое выражение, будто он проводит в уме какую-то классификацию. Игорь Плон ский не любил свойственную иным из его знакомых привычку при первой же встрече находить для человека полочку, на которой уже помещаются несколько схожих субъектов. Знал он этих любителей по цвету глаз определять волю, а по форме бровей трудолюбие. Только одну классификацию по внешности и можно сделать: внешнюю. А уж это-то Игорь, антрополог, наверняка умел лучше. Итак, Тихон был явным представителем малой беломорско-балтийской расы, одной из пяти, составляющих вместе большую европеоидную расу. Не очень высокий, светловолосый, светлоглазый, овальное лицо, короткий нос... но какой-то давний лихой наездник - половец, татарин, калмык? - заставил чуть-чуть раздвинуться скулы и чуть-чуть сощуриться глаза. А если приглядеться, то широкие полные губы напомнят о черном рабе - воине, купленном, верно, владыкой среднеазиатской державы в Египте или еще южнее. Любили эти владыки иметь в охране людей, ни на кого вокруг не похожих и полностью от них зависящих.

По идее, от этого раба мог бы Тихон унаследовать буйную вспыльчивость, смягченную, наверное, медленно вскипающей северной кровью... Впрочем, тут Игорь поймал себя на том, что впадает в тот самый грех, за который только что мысленно осуждал Тихона, и, отказавшись от дальнейших физиогномических наблюдений, перевел взгляд на товарищей Тихона по дружине, начавших уже готовить для гостя постель на диване. Ну, Карл - тот принадлежал к балкано-кавказской расе со своим смуглым лицом, великолепно вылепленным большим - если не огромным - носом и кудрявыми волосами, торчавшими во все стороны, как черные протуберанцы. Леонид был тоже и смугл и черноволос, но волосы у него были прямые, а нос поменьше, черты лица тоньше, и ни один антрополог не задумался бы отнести его к великой индо-средиземноморской расе, составляющей большинство населения стран между испанским Тахо и индийским Гангом. Скифы, очевидно, занесли этот антропологический тип в места, которые ныне зовутся Украиной. Вот такие молодцы разгромили когда-то великого персидского царя Дария. И - редкий с точки зрения Игоря случай - Леониду шли пышные усы.

- В шахматы, может быть? - спросил Леонид, когда Плонский уже прилег. Или ты спать хочешь, Игорь?

- В такой день, точнее, в такую ночь - и в шахматы! - воздел Карл руки к небу. - Неужели у тебя ничего не найдется выпить, Тихон?

- Знаешь, где искать, - отмахнулся Тихон, не сводя с Игоря своего по-прежнему оценивающего взгляда.

- Что ты так смотришь? - не выдержал Игорь наконец.

- А? Ты извини. Хочу тебя отблагодарить. За помощь...

- Ну знаешь!

- Погоди, погоди. Благодарность эта особая. Ты кто по профессии?

- Антрополог. Только-только из экспедиции. Плыли на лодке по Енисею, изучали прибрежных жителей. Позавидуешь! - Плонский пытался разговориться, чтобы как-то защитить себя от Тихонова взгляда, но это не помогло.

- Антрополог, значит? А ну, ребята, быстро! И Тихон сделал какой-то неопределенный жест рукой. Но друзья, очевидно, поняли его, потому что один из них вытащил из-под дивана магнитофон "Астра", другой - из-под стола опутанный проводами чемодан, под крышкой которого оказался пульт управления.

- Может, отложили бы до другого раза... - умоляюще простонал Карл.

- Отложит он, дожидайся, - фыркнул Леонид. Плонский хотел сказать, что ему сейчас нужнее бы всего поспать, что он недавно из экспедиции, что день был трудный, а про вечер они сами все знают... но к нему уже подвинули маленький журнальный столик и поставили на него три одинаковых прибора, каждый из которых состоял, собственно, из градуированной шкалы полукругом и стрелки. От приборов тянулись провода к чемодану.

Игорю стало интересно.

- Что я должен сделать?

- Нужно, чтобы все стрелки стояли на нуле. Имейте в виду: каждая из них зависит от двух других. Вращая ручку на одном приборе, вы заставляете двигаться все три стрелки. Работайте обеими руками... - заученным голосом произнес Тихон, впервые обратившись к Игорю на "вы". - А черт! У тебя же плечо ранено...