Гном. Трилогия (СИ)

  А мадам Габриэль ("Коко") Шанель на вопрос ответила не сразу, как бы вспоминая, а потом слабо улыбнулась своим мыслям и сказала.

  - В нем, действительно, всегда было что-то пугающее. И тогда, и, я уверена, - теперь. Угроза, которую чувствовали практически все. Но только не по отношению ко мне. Мы довольно много работали вместе, и в моем присутствии он буквально светился, а относился ко мне воистину по-рыцарски безупречно. Нет. Хотя я и была-то всего-навсего в четыре раза старше, между нами ничего такого места не имело. Для этого он был слишком старомоден. А если серьезно, то, думаю, подобные люди рождаются не в каждом поколении. Я называла его "Малышом", и он не обижался, хотя был горд, как апаш, и кого угодно другого за подобное мог попросту зарезать... но уважать его я начала на втором часу знакомства. Нимало не сомневалась, что мой Малыш вырастет большим, и только боялась спугнуть удачу... по-русски это называется "сглазить"... но вот того, что большим НАСТОЛЬКО, разумеется, не ожидала.

  Он не был настроен давать интервью, и, понятное дело, в полной мере преодолеть этого было никак нельзя. Он сказал, как говорят в ответ собственным мыслям, что поневоле возникают на похоронах близкого человека. Особенно если жизнь его в высшей степени достойна подведения итогов.

  - Способ, которым она жила, опередил свое время лет на сто. Те методы решения жизненных проблем, которыми она пользовалась каждый день, человечество должно было сто лет искать и оттачивать, чтобы потом сделать принадлежностью избранных. Тех, кто потом сможет вести за собой остальных. Мне кажется невозможным, чтобы все это сделал один человек за одну-единственную жизнь. При любой мере таланта. Она пользовалась инсайдерской информацией из Будущего. Ее собственная свобода, ее поиски свободы для других, неслыханная эффективность и организация ее собственной работы, безошибочность любых начинаний попросту не могли возникнуть и расцвести в наш жестокий век... Простите, господа, любые дальнейшие речи сегодня кажутся неуместными...

  За шесть лет своего пребывания в Советском Союзе Габриэль, подобно сверхэнергичной частице в пузырьковой камере, оставила целый шлейф модельеров и ателье, которые можно было бы по-хорошему считать Домами Моды, но так далеко советское руководство все-таки не решалось заходить. Для того, чтобы советское руководство свыклось с мыслью о том, что в стране Советов может существовать, - Модная Индустрия!!! - должно было смениться, по меньшей мере, поколение политиков. Может, вам еще и модные журнальчики?!! Ателье не поддерживались сверху, но и не прессовались лишнего, одиозного названия не было, и власти махнули на них рукой, потеряв хорошие деньги и важный рычаг идеологического влияния. А, может, и не потеряв: попытки российских властей руководить искусством и литературой исторически не шли на пользу ни искусству, ни властям, а тут люди работали себе и работали. Старались, учили молодежь, в их ряды вливались талантливые девочки и даже мальчики. Идей было много, причем большинство из них реализовывалось и тут же "обкатывалось" на заказчиках. С другой стороны, могло выйти и так, что с толковой государственной поддержкой Москва стала бы одним из центров мировой моды лет на пять - на шесть пораньше.

  Сильной стороной крупнейших ателье было исключительное по тем временам оборудование, роскошные по тем временам ткани и неограниченный выбор аксессуаров с фурнитурой: как правило, все это богатство фабриковалось прямо на месте. Изделия ателье тех времен, своеобразных мини-фабрик одежды, сохранившиеся до сих пор в иных "бабушкиных сундуках", и по сю пору поражают неимоверной прочностью, добротностью и чистотой работы, но, на современный вкус, кажутся какими-то уж слишком монументальными, лишенными очаровательного легкомыслия.

   Слабой стороной, понятное дело, было совершенно недостаточное на первых порах общение модельеров с зарубежными коллегами и прямое отсутствие нормального профильного образования. Поработав в СССР года четыре, Габриэль сочла свою миссию здесь исполненной и обратилась к Сергею Борисовичу. Так ей было удобнее.

  - Малыш, здесь я сделала все, что могла, и теперь была бы полезнее для вас, работая во Франции. Попроси начальство, пусть замолвят словечко перед Парижем. Что, право, за глупости...

  Словечко - замолвили: никто и не пикнул, когда Габриэль вернулась, наконец, домой. Никто и не вспомнил о ее "коллаборационизме", но восстанавливать позиции в модном бизнесе ей пришлось как бы ни два полных сезона.

  Крепко помогли поставленное в счет заработанного (и подаренное, не без того) оборудование, мастера-наладчики Маша и Света, постоянные доходы с арлоновых чулок и колготок, а также прямые, без пошлины (попробовали бы только!) поставки из Союза пряжи, тканей и фурнитуры.

  Ее товаром, вполне окупающим любые затраты, была инсайдерская информация: кому, как не ей, было знать, что БУДЕТ модным в этом сезоне весной, а что - осенью.

  Но все это было несколько попозже. Пока же "тряпки", - такая, казалось бы, мелочь, когда мирное время и их вдоволь, - внесли неоценимый вклад в оживление экономической жизни в Европе. В то, чтобы ее замерший, заржавевший механизм со скрипом провернулся, совершил оборот-другой, да и начал потихоньку набирать ход.

  Из материалов "Комиссии по инвентаризации"

  - Вот, Петр Леонидович. Собственно, здесь и есть мое основное рабочее место. На котором я теперь бываю все реже и реже.

  Из-за маски голос Сани слышался непривычно глухо.

  - Тут и вообще не слишком много людей. На такие-то площади.

  - Совершенно достаточно. Каждый лишний человек здесь представляет собой непростую проблему из соображений чистоты. Тут все до предела автоматизировано... в определенном смысле.

  - Не вижу признаков такой уж автоматизации.

  - Она у нас довольно своеобразная. Тихая. Можно сказать - совсем бесшумная. Я объясню так подробно, как вы только захотите, но это не быстрое дело.

  Капица - кивнул. Чутьем опытного экспериментатора он безошибочно определил, где кончилась сложная шлюзовая зона, и где начались собственно производственные площади. Чутьем, - потому что окружающее было до головной боли непонятно и почти не вызывало каких-либо ассоциаций. Если спрашивать обо всем, что непонятно, то рта не закроешь. Нужно начинать с того, в чем сам более-менее ориентируешься, и так, с краешку, двигаться дальше. Единственный способ что-то понять и при этом самому не показаться идиотом.

  - Петр Леонидович, мы с вами договаривались, что образец вы принесете по своему выбору... Это что у вас?

  - Просто-напросто вольфрам. По возможности, чистый.

  - Без подвохов? Можно и с подвохами, только будет чуть дольше.

  - Без. Сейчас нужно самое общее впечатление. Уточнения оставим на потом.

  - То, что вы увидите, это лабораторные условия. На производстве за подобными операциями не понаблюдаешь: незачем. При такой вот демонстрации безупречного изделия не выйдет. Это уровень примерно десятилетней давности, то, с чего начинали.

  Когда он включил ток, мутная жидкость, в которую был погружен кубический сантиметр вольфрама, устремилась к нему и как будто бы впиталась в его поверхность. Пара секунд, и металл превратился в блестящую каплю, сплющенный шарик на манер ртутного, только не такой блестящий.

  - Вот видите. Она совершенно холодная. Точнее, - градусов на пять-шесть теплее температуры воздуха. Чем больше объем такой "капли", тем меньше разница. Можно практически традиционное литье, только стенка формы с избирательной проницаемостью. Самый очевидный способ, примитивный, но и сейчас используется для производства нормалей, в массовом производстве. Следующей была зонная кристаллизация, на тех же принципах, что и классический электролиз. Мы используем и "прямую" схему, "осаждая" металл, и "обратную", когда избирательно убираем... комплекс, разрушающий кристаллическую решетку. Обратная позволяет добиться изготовления изделий с гораздо большей точностью. Процесс, в общем, напоминает действие ртути, растворяющей многие металлы с образованием холодных расплавов-амальгамм. Только тут идет затрата энергии.