Экзамен-2 (СИ)

— Мимо твоих дверей?

— Ну, не знаю я!

Урриш покачал головой.

— Если тебе твой хвост… То есть, жизнь не дорога — подумай хотя бы о ней.

— А что, была какая-то опасность?

— А что бы ты сделал, если бы они на тебя напали вдвоём?

Я стиснул зубы. Вчера я был беззащитен, как котёнок. И, если правда вчера приходили бить мне морду, то приходится признать — меня спасла рабыня. Которая, во-первых, не дала мне уснуть. А во-вторых, так вовремя предупредила. Если бы она ушла, а я остался бы один на один с двоими…

— Поскольку так измазаться, как вчера, хаал больше не желает — вам предоставляется возможность разобраться друг с другом официально.

Если на счёт «измазаться» я ещё понял, это такой эвфемизм «опозориться», то на тему «разобраться официально» — это что-то новенькое.

— Не понял...

— У него к тебе претензии. У тебя к нему претензии.

— У меня к нему нет претензий.

— То есть, ты отдаёшь Хашеп ему и ешь в своё удовольствие?

— С чего это? Об этом разговору не было!

— Значит, и у тебя к нему претензии. Вы делите одну самку. Вот и на здоровье. Через четверть часа подходи на тот двор, где мы занимались охотой. Там вы сможете вдосталь помутузить друг друга.

— Но я не хочу!

— Можешь не приходить. Тогда отныне ты не допущен к столу, и дальше разбирайся, как хочешь.

— Но я не могу! Меня не учили драться с хаарши!

— А вот это, кохаро, твои проблемы.

— Почему ты называешь меня «кохаро»?

— Потому, что я старше тебя.

— Это понятно. Но кохаро — это же подросший ихе, щенок. Но разве я — ихе? Я же другого вида.

— И тебя сейчас интересует именно это?

— А что меня должно интересовать? Я же не умею драться. Так что как всё получится, так и получится.

— Поэтому ты должен заранее решить, как получится, — бросил через плечо Урриш и удалился.

А я кинулся «домой», в нашу комнату.

— Хашеп! Я не знаю, что делать!

— А что случилось?

— Твой… Ну, этот, как его…. Рамапутра… Бросил мне вызов на бой!

— Он не мог бросить тебе вызов. Вы из разных общин, и, кроме того, вы оба на территории храма. Вот если бы ты вышел отсюда…

— Ну, тогда твой папа разрешил битву!

— Да? Тогда иди, любимый. И помни, я жду обратно одного из вас.

— И это всё, что ты мне скажешь?

— Коля, извини, но вот именно сейчас я не буду тебя жалеть. Извинишь?

— А при чём тут это?

— При том, любимый мой человек, что ты ищешь причину, чтобы не ходить. Ты надеешься на чудо, на меня, хоть на что-нибудь, лишь бы не делать то, что тебе неприятно.

— Трус, да?

— Это не важно, Коля. Ты можешь быть трус, слабак, кто угодно. Это не важно. Я люблю тебя не потому, что ты смелый или отчаянный. Просто вот именно сейчас ты не можешь позволить себе быть трусом. Это просто невозможно. И как бы тебе ни хотелось изменить окружающее — ты можешь сделать это только одним способом. Пойти и встретиться с ним нос к носу. Поэтому я говорю тебе то, что тебе сейчас очень нужно. Я буду ждать одного из вас. А кто им окажется — это в твоих руках. Ну, иди!

И она лизнула меня в нос.

Я вышел и опёрся о стенку. Ноги дрожали. Я, житель двадцать первого века, должен буду сейчас голыми руками сражаться со зверем! У них, кстати, когти есть! Зубы! А у меня? Я даже в школе драться боялся! Но… Но что делать, если Хашеп будет «ждать одного из нас»? Ничего не поделаешь. Это как к стоматологу. Очень больно и страшно… Но нужно!

Мой противник уже стоял на арене, если можно так выразиться. Я взглянул на него и обернулся к Урришу, расстёгивая пояс.

— Правильно, — кивнул он и протянул мне рабское одеяние: тугую набедренную повязку. Заодно показал, как её правильно завязывать. У хаарши и людей есть болтающиеся вещи, у них — сзади, у нас — спереди. Это… отвлекает. Так что здесь я с их традициями был согласен полностью. А вот сандали я снимать не стал. Не хватало ещё проиграть только потому, что ногу уколешь!

Урриш вручил мне гладкую палку. Не слишком длинную, не слишком короткую. Это, конечно, оружие, но я на палках никогда не дрался… За исключением вот той тренировки перед несостоявшейся охотой.

— Вы спорите за самку, — внушительно сказал мне Урриш по-английски. — Но ценой может оказаться собственная жизнь.

После чего отправился к моему оппоненту и тоже вручил ему палку. И что-то сказал. Жестом профессионального рефери призвал нас к центру, развернулся и удалился.

Удивительно, но голова моя работала отдельно от тела. Первое, что она подумала — это что хаал (как всегда!) был прав. Времени у меня не было. И что осваивать искусство боя на палках приходится вот в таких экстренных условиях. Причём, каждая ошибка очень болезненно даётся!

Но, с другой стороны, как только я первый (а так же второй и третий) раз получил по рёбрам — то организм словно проснулся. Моя палка не только попыталась защититься от градом сыпавшихся ударов, но и атаковать. И даже один раз удалось!

А вот тут мой противник совершил серьёзную ошибку. Он бросил:

— Куцехвостый!

Первый (и, наверное, последний) раз в жизни оскорбление привело к обратному эффекту. Я как будто опять попал в «комнату пыток», и опять хаал с дочерью доводили меня до белого каления.

Я крепче сжал палку. И даже ушибы как будто стали меньше болеть. И вот так, собранно и сосредоточенно, я ответил на следующих три удара.

И вдруг заметил разницу! Она была настолько неочевидна, что я не видел её, пока не сделал этот рефлекторный жест. Я заметил, что мои руки предназначены для удерживания палок. А руки хаарши с их короткими когтистыми пальцами палку держат — плохо! Эта мысль вспыхнула как молния, ярко, ясно и очень быстро. Я вдруг понял, что мне не обязательно бить самого нахала! Я могу бить куда угодно! Вообще куда угодно — удары будут попадать по палке, которую он держит, а значит — и по нему!

И вот тут страх исчез полностью. Между двумя ударами я вдруг понял с абсолютной ясностью, что несмотря на силу, ловкость и ярость, мой противник не имеет против меня ни единого шанса. Даже стало любопытно, а знал ли об этом Урриш, когда выбирал для нас оружие?

И я с благодарностью вспомнил фильмы конца двадцатого века, когда ловкие бойцы крутили палки и наносили хлёсткие удары. Я так и сделал. С громким «кьяааа!» я кинулся в бой, аки петух, пожертвовав точностью ради скорости. И уже этому гаду пришлось уходить в глухую оборону… Вот только я бил по его палке. А чуть освоившись, начал совершать косые удары, наподобие меча. Моим пальцам тоже доставалось, но сразу стало видно, что противник вообще не понимает происходящего. А я рубил, рубил… И, кажется, пару раз пропустил удобный момент… Но в третий раз не пропустил, когда палка ударилась о палку и пошла вниз, я перехватил верхний кончик и резко толкнул от себя, ударив хаарши в живот.

От следующего удара снизу его палка красиво вылетела и упала далеко, у немногих зрителей. А я упёр конец своего оружия ему в брюхо и спросил:

— Ты что, не понимаешь, что она не могла быть твоей?

— Если бы не ты… — он тяжело дышал.

— Если бы не я, тебя бы вообще не допустили до неё! Ты это понимаешь?

Хаал Смаарр повернулся к Урришу и с высочайшим пренебрежением бросил:

— Он так и не убьёт его.

— Кохаро и так многого добился.

— Но он с ним РАЗГОВАРИВАЕТ! Зачем? Пойди, забери его, быстрее!

Я почувствовал на плече когти, и только тут меня отпустило. Я распрямился, оказывается, всё тело было скручено в тугой жгут.

— Поединок закончен. Вы не имеете права более оскорблять дом хаала. А сейчас последуй на казнь.

— Казнь? Кого? За что?

— Сейчас сам всё увидишь.

— Но я не хочу на казнь!

— О, казнить будут не тебя.

— Я догадался! Но не хочу даже смотреть на чужую казнь!

— Опять твоё «хочу» против всего остального мира? Когда же ты поймёшь, что всем полить на твоё «хочу»? Ты идёшь смотреть результаты того, в чём сам участвуешь.

И, повернувшись к встающему отцу моих детей, веско добавил: