Сочинения в 3 томах. Том 2. Диктатор

- Двести тысяч? - ужаснулись мы все разом.

- Двести! - с воодушевлением повторил Мордасов. - Всех усилий теперь только и хватает, чтобы хоть временно сохранять стабильность фронта!

- Временно? - переспросил Гамов. - Вы, кажется, предвещаете нам поражение, генерал Мордасов?

- Не генерал, нет, только государственный советник, - быстро откликнулся Мордасов. - А раз не военный, то не вправе высказывать категорические суждения о стратегии. Поймите меня правильно… Если бы не ваши великолепные боевые успехи… Они как маяк в ночи, как звездочка из густых туч… Десяток бы таких частей, как ваша дивизия, таких командиров… У кого бы тогда могла прозвучать пессимистическая нотка, кто бы тогда осмелился?

Мы молчали, подавленные. Что могли значить наши крохотные удачи перед трагедией на фронте? Снова заговорил Гамов:

- Ну, хорошо - хорошего на фронте нет. А в тылу? Настроение народа?

Мордасов живописал тыловые трудности с тем же бодрым красноречием, как и военные неудачи.

- Нелегко в тылу, вот точная формула. А конкретно две вещи. Первая - снабжение. Все забрали в резерв, армейские склады пока полны. Союзники тоже требуют - то дай, другое, а ведь без этого не поддержат. А кортезы перехватывают циклоны, их метеогенераторные станции куда мощней наших… Хлеба пожгло, овощи не уродились. Настроение - соответствующее. Да ведь трудность не только в снабжении. В конце концов - война, все подтягиваем животы. Внутренний враг оживился!

- Измена? Восстания?

- Не измена, нет. И о восстаниях не слышал. Хулиганство! Бандитизм! Все границы перешли… Молодежь дезертирует. Прячутся, заработков нет - сколачиваются в шайки, достают оружие. Даже поезда, если с продовольствием, без сильной охраны на линии не выпускаем. Ночью в Адане в одиночку на улицу выйти - самоубийство! Разденут, изобьют, а сопротивляешься - прикончат.

- Что же смотрит полиция? - вдруг закричал Гонсалес. - Хватать и расстреливать подлецов!

- Хватаем и расстреливаем. А толку? Одного расстреляем, двое добавляются. Пока нет победы на фронте, бандитизма не одолеть.

- А победа на фронте не светит, судя по вашим словам, - хмуро сказал Гамов. - Теперь вопрос: зачем вы прилетели к нам?

- Как зачем? Передать, что командование восхищено вашими военными удачами, услышать ваш ответ.

- Восхищение вы уже передали. Наш ответ естествен: благодарны за добрые слова. Но для хороших слов хватило бы и радио, а послали водолет. Итак, ваше особое задание, Мордасов?

Мордасов, по всему, не ожидал, что Гамов так властно и открыто потребует расшифровки визита. Он еще колебался, без обиняков ли изложить суть дела или идти к ней извилистой тропкой. Строгий взгляд Гамова пресекал все боковые ходы.

- Видите ли, друзья… Буду откровенен, мой девиз - только правда. В общем, восхищенное вами командование кое в чем и не согласно… Не все ваши поступки находят одобрение.

- Не мямлите, Мордасов! Прямо и точно - чего вам надо? Забрать деньги, которые мы еще не успели раздать?

- Да, в общем, это… Но не только остаток… Командование недовольно, что разбазаривали государственную казну. Приказано изъять у солдат все, что им незаконно выдано.

Гамов недобро улыбнулся.

- Вы уверены, что можно отобрать у солдат их награды? Подскажите, как это сделать?

- Вам видней. Не имею права вмешиваться в ваше командование, Гамов, хотя замечу в скобках, что вы еще не утверждены в должности командира корпуса и ваши приказы… ну, не совсем законны, чтобы вас не обижать. Но если вы вернете незаконные награды… Короче, можете тогда рассчитывать…

Гамовым овладевал один из тех приступов ярости, с которыми он временами не мог справиться. Он подошел к Мордасову вплотную, вперил в него бешеные глаза. Я испугался, что Гамов влепит эмиссару пощечину, но от пощечины Гамов удержался.

- Ты, пивная бочка на склеротических ногах! - прошипел он. - Печалился, что всем приходится затягивать потуже пояса, а твой живот не ужмет даже стальной обруч. Да ты разбойник хуже тех, что бесчинствуют на ночных улицах!

Мордасов выкарабкался из кресла и отскочил в сторону. Он был возмущен и испуган - уж не знаю, чего было больше.

- Ответьте мне на один вопрос, Мордасов, только отвечайте честно! - приказал Гамов, с усилием подавляя гнев. - Нам предстоит прорываться сквозь вражеское окружение, будут тяжелейшие бои. Согласны ли вы, что изъятие наград и отказ от дальнейших выдач сильно ослабит боевой дух корпуса? Да не дергайтесь, я задаю элементарный вопрос.

- Допускаю, что в смысле появления некоторого недовольства… - пробормотал Мордасов.

- Вот-вот, появится недовольство… Но недовольство ослабит боевой дух и уменьшит наши шансы победить в бою и вырваться к своим, так? Отвечайте, Мордасов!

Показное спокойствие Гамова после вспышки ярости обмануло Мордасова. Он вдруг перешел на крик:

- Да что вы пристаете? Боевой дух, прорыв из окружения!.. Есть законные и незаконные средства войны. Не требуйте привилегий, каких лишены все армии мира! Солдат сражается во имя любви к родине, а не ради разбойничьей наживы. Воюйте, как все!

- То есть погибайте в неравном бою, попадайте в плен, ждите в отчаянную минуту помощи, которая не придет. Ваша позиция ясна, Мордасов. Ее точное название - предательство!

- Вы не смеете, полковник Гамов!..

- Смею! Последний вопрос - и бог вас борони ответить лживо. Кто требует отвоеванные нами деньги? На какие нужды требует?

- На государственные нужды, вот на что!

- А разве спасение целого корпуса, разгром противника в бою не является важнейшей государственной нуждой?

- Не путайте божий дар с яичницей! Незаконное обогащение солдат и высшие цели страны! Маршал Комлин приказал мне: умри, но без денег не возвращайся!

- Сам маршал?.. Дилемма ясна: вы либо умираете, либо возвращаетесь с деньгами. Ваш ответ меня удовлетворяет.

- А меня нет! - вдруг вмешался в спор Пеано. Он стал страшен, убрав с лица неизменную улыбку - впервые выглядел воистину тем, кем реально был, а не кем приучал себя казаться. - Я скажу, на что пойдут отобранные у нас деньги. Они давно уже списаны в государственный убыток. И сейчас, бесконтрольные, умножат богатство достойных людей. У жены маршала великолепный набор изумрудов, она говорит, что если его немного пополнить, то будет лучшая в мире коллекция зеленых камней. А моя дорогая тетка, жена моего дорогого…

- Не смейте! - закричал Мордасов. - Я не позволю хулу!.. Нет, тысячекратно прав ваш дядя, ах, как он знает вас! Как предупреждал!

- Предупреждал? Очень интересно! А о чем предупреждал?

- О вас! О вашей злобе! О вашей непокорности! О вашем двоедушии! «Альберт ненадежен, помните об этом, и, если попробует сопротивляться, арестуйте его и доставьте ко мне», - вот так он высказался о вас. И если вы скажете еще хоть одно слово, я вас арестую, Пеано!

- Одно слово, два слова, три слова! - издевательски пропел Пеано на какой-то знакомый мотив. - Сколько еще надо слов, глупец?

- Под стражу его, полковник! - Мордасов простер руку к Пеано. - Я приказываю именем маршала.

- С выполнением приказа погодим! - холодно ответил Гамов. - Надо раньше разделаться с мучительной дилеммой: деньги или ваша жизнь!

- Никакой дилеммы! Мой водолет готов принять все, что осталось нерозданным. Я сегодня же привезу деньги маршалу. Остальные вы соберете у солдат и доставите сами.

- Вы меня не поняли, Мордасов. Денег вы не получите.

До Мордасова не доходил смысл происходящего.

- Вы шутите? Как вас понимать?

- Очень просто. Дилемму: ваша смерть или ограбление солдат - я решаю в пользу вашей смерти. Приговариваю вас к казни за предательство армии. Гонсалес, отведите осужденного на расстрел.

Мордасов только сейчас понял, какую заварил крутую кашу. Гонсалес, вытащив импульсатор, пошел на него. Мордасов завизжал и выхватил ручной резонатор. Даже у одинаково быстрых противников, когда у одного резонатор, а у другого импульсатор, борьба неравноценна: резонатор способен поражать мучительной вибрацией сразу многих, импульсатор убивает одного, зато наповал - без судорог и мук. И Гонсалес, тощий и высокий, был проворней коротенького кругленького Мордасова. В комнате сверкнула синяя молния, Гонсалес перечертил ею Мордасова наискосок. Мордасов зашатался и стал валиться, уже мертвый.