Хроники Кадуола

Арлес пытался провожать Сесили домой как можно чаще, но в этот раз его задержали после уроков, и благодарная судьбе Сесили отправилась домой одна. Ожидавший у выхода Глоуэн едва не прозевал ее, но успел заметить уже вдали и догнал ее бегом.

Сесили обернулась: «Ох, я испугалась — думала, опять Арлес!»

«Нет, это я... С тех пор, как ты упомянула о затруднениях с выбором кавалера, я не переставал об этом размышлять».

«Неужели? Как любезно с твоей стороны! И ты что-нибудь надумал?»

«Да! Я подумал... что, может быть, я мог бы... с твоего разрешения... сопровождать тебя на фестивале».

Сесили вдруг остановилась и улыбнулась, оказавшись лицом к лицу с едва не натолкнувшимся на нее Глоуэном: «Какая неожиданность! И ты это сделаешь не из жалости ко всеми покинутой воображуле?»

«Разумеется, нет. То есть, абсолютно... о чем разговор!»

«И ты не считаешь меня потрепанной куклой на ниточках?»

«Никогда я ничего такого не считал!»

«В таком случае — будь моим кавалером!»

Окрыленный радостью, Глоуэн совершил полный оборот на каблуках и схватил ее за руки: «Знаешь, я почему-то чувствую себя — внутри — очень странно, будто меня наполнили шипящими пузырьками».

«Я тоже. Может быть, нас наполнили одним и тем же?»

«Не знаю».

«Наверное, не совсем одним и тем же... Следует учитывать разницу полов».

«Поверь мне, я об этой разнице не забываю ни на секунду!»

«Считается, что даже если мы делаем одни и те же вещи или хотим одного и того же, то по разным причинам. По меньшей мере так говорит Флоресте. Он говорит, что на этом мир стоит».

«Сесили, ты замечательная!»

«Никакая я не особенно замечательная, — Сесили приблизилась к Глоуэну на полшага и поцеловала его, после чего отпрянула, как в испуге. — Зачем я это сделала! Теперь ты подумаешь про меня невесть что».

«Да нет... ничего я такого не подумаю».

«А я хотела тебя поцеловать давным-давно, и не вытерпела».

Глоуэн попытался обнять ее за талию, но у Сесили случился приступ капризной застенчивости: «Целоваться могу только я, а не ты!»

«Это несправедливо!»

«Наверное, нет... Тогда не задерживайся — нельзя слишком долго не возвращаться из школы...»

Арлес, шагавший по Приречной дороге и глазевший по сторонам, заметил Глоуэна и Сесили, обнимавшихся в тени плакучей ивы. Сперва он выпучил глаза, потом разразился издевательским смехом: «Хо-хо! Прошу прощения за то, что прерываю нежные лобзания! С каких пор стало принято выставлять интимные отношения на всеобщее обозрение? Глоуэн, не ожидал от тебя такого пренебрежения к приличиям!»

Сесили рассмеялась: «Глоуэн был очень добр, и я поцеловала его из благодарности. Может быть, поцелую еще раз. А ты зачем тут торчишь?»

«А почему нет? Может быть, снова увижу что-нибудь интересное».

«В таком случае нам пора, — Сесили взяла Глоуэна под руку. — Пошли, здесь скверно пахнет».

И они с достоинством удалились, оставив Арлеса посреди дороги. Сесили с тревогой заглянула Глоуэну в глаза: «Он тебя не слишком разозлил?»

Глоуэн мрачно покачал головой: «Чувствую себя последним дураком». Заметив, что Сесили напряглась, он торопливо добавил: «Потому что никак не мог решить: что делать? Съездить ему по роже? Стоял, как вкопанный! При том, что Арлеса я не боюсь».

«Ты все сделал правильно, — успокоила его Сесили. — Арлес — дубина стоеросовая! Зачем из-за него потеть и марать себе руки? Тем более, что он тебя гораздо тяжелее и побить его тебе, скорее всего, не удастся».

Глоуэн резко выдохнул: «Может быть. Но если он снова позволит себе что-нибудь в этом роде...»

Сесили взяла его за предплечье и крепко сжала пальцы: «Я не хочу, чтобы из-за меня были какие-нибудь глупые драки. Слышишь? Ты меня проводишь домой?»

«Конечно!»

У ворот парка, откуда начиналась аллея, ведущая к пансиону Ведеров, Сесили задержалась и внимательно осмотрелась: «Нужно соблюдать осторожность. Мама и так уже считает, что я разбитная девчонка». Наклонив голову, она поцеловала Глоуэна. Тот попытался ее обнять, но Сесили рассмеялась и отстранилась: «Мне пора».

«Ты выйдешь вечером, после ужина?» — густым от напряжения голосом спросил Глоуэн.

Сесили отрицательно покачала головой: «Нужно еще рисовать объявление для школы и разучивать мелодии, которые придется играть на фестивале. А потом меня погонят спать... И все-таки... знаешь что? Завтра вечером мама пойдет на собрание комитета, и за мной не будут следить в подзорную трубу. Как раз тогда, когда это, по всей видимости, было бы целесообразно...»

«Значит, завтра вечером! Где?»

«Помнишь сад с белыми розами, с восточной стороны нашего пансиона?»

«Там, где статуи стоят, как на часах?»

Сесили кивнула: «Выйду, если смогу, часа через два после заката — туда, где ступени спускаются с верхней террасы».

«Буду ждать!»

На следующий день, в мильден, [13] занятий в лицее не было. С утра до вечера Глоуэну казалось, что каждая минута тянется бесконечно.

Через час после заката он надел темно-синие брюки и мягкую серую рубашку. Шард заметил приготовления: «Что происходит? Или это секрет?»

Глоуэн ответил небрежным жестом: «Ничего особенного. Договорился о встрече».

«И кто счастливая избранница?»

«Сесили Ведер».

Шард усмехнулся: «Смотри, не попадайся на глаза ее матушке, Фелиции. Она из рода Вуков и слывет отъявленной блюстительницей нравов».

«Придется рисковать».

«Хорошо тебя понимаю. Сесили — очаровательная девушка, спору нет! Давай, валяй — и... если тебе нужен совет...»

«Пожалуй, что нет. Как-нибудь сам разберусь».

«Дело твое».

Глоуэн задержался у двери: «Только никому не говори. Особенно Арлесу!»

«За кого ты меня принимаешь?»

«Да нет, просто... Ты ведь сам предупреждал, что никому и ни в чем нельзя полностью доверять...»

Смеясь, Шард взял сына за плечи и встряхнул: «Так точно! Не попадайся мамаше!»

Нервно ухмыляясь, Глоуэн выскочил из квартиры, сбежал по лестнице и шагнул в ночную тьму. Не чувствуя под собой ног, он летел, как на крыльях, к пансиону Ведеров. Далеко обойдя открытый любопытным взорам газон, он приблизился к саду и пробрался между двумя огромными мраморными вазами, обросшими темным плющом и бледнеющими в звездных лучах. Слева и справа обращенными лицом к лицу рядами высились героические статуи, перемежавшиеся кустами белых роз. Дальше, почти без огней, темнели башни и террасы, эркеры и балконы пансиона Ведеров — лишь несколько редких прямоугольников тускло желтели на фоне роскошной россыпи звезд.

Глоуэн прошел по центральной аллее до ступеней, начинавшихся в дальнем конце. Там он прислушался, но в саду было тихо. Воздух полнился ароматом белых роз — с тех пор, до конца жизни, запах роз напоминал Глоуэну об этой ночи.

В саду никого не было, кроме него и статуй. Он тихо прошел к месту свидания. Сесили еще не появилась. Глоуэн присел на скамью в тени и приготовился ждать.

Шло время. Подняв голову, Глоуэн смотрел на звезды — многие он знал по именам. Вскоре он нашел созвездие Лютни Эндимиона. В центре Лютни, пользуясь мощным телескопом, можно было разглядеть древнее Солнце... Раздался шорох. Тихий голос спросил: «Глоуэн, ты здесь?»

Глоуэн выступил из теней: «Здесь, у скамейки».

Сесили издала короткий нечленораздельный звук и побежала навстречу. Они обнялись — опьяняющий миг! Сверху звезды: сверкающая в черном бархате пустоты Прядь Мирцеи. В саду: благоухающие белые розы и немые статуи, застывшие под лучами звезд.

«Пойдем! — сказала Сесили. — Пойдем в беседку, там можно спрятаться».

Она привела его в круглую, открытую со всех сторон беседку с лозами, спирально вьющимися по столбам. Они уселись на обитую кожей скамью, полукругом огибавшую беседку изнутри. Шли минуты. Сесили встрепенулась, подняла голову: «Ты молчишь».

«Мне приходят в голову... самые странные мысли».