Крысиный Волк

Поурс грустно улыбнулся:

— К вашему сведению, до того как попасть сюда, я занимался как раз проблемами иммунологии крыс.

Мой напарник хотел прибавить еще что-то, но не успел, потому что я уже поднялся, готовый к новым мучениям.

Когда охая и постанывая я вернулся обратно, Поурс встретил меня с нетерпением. Едва я уронил свое бренное тело на вожделенное пластиковое седалище, он тут же продолжил рассказ:

— Я уже говорил, что существует множество способов борьбы с крысами, но ни один из них не действенен в той мере, как крысиный волк.

— Да что это такое? — спросил я скорей лишь ради того, чтобы спросить.

— Крыса, выращенная на мясе своих собратьев, — ответил Поурс. — Это делается просто. Берут с десяток крыс, помещают их в клетку и предоставляют самим себе, не давая ни крошки корма. Ошалевшие от голода твари начинают истреблять и пожирать друг друга. В конце концов остается одна, самая сильная, сожравшая всех и привыкшая к крысиному мясу. Это и есть крысиный волк. Выпущенный на волю, он принимается истреблять сородичей.

— Привычка?

— Нечто большее. Кардинальное изменение психики. Это уже не крыса, а волк, облаченный в крысиную шкуру, волк, для которого не существует понятия кровных уз. Его назначение убивать и…

Вновь появилась физиономия санитара. Я одарил ее ненавидящим взглядом и, не говоря ни слова, отправился получать последнюю порцию здоровья. Тренажер, похожий на колесо для колесования, долго мял и растягивал мое тело, на этот раз точно не оставив ни единого живого кусочка.

А потом наступило время возвращаться в боксы. Перед тем как очутиться в коридоре, я попрощался с Поурсом, самым сердечным образом пожав ему руку. Этот человек был симпатичен мне, хотя я не мог не признаться, что доброе отношение к нему вызвано по большей части тем обстоятельством, что Поурс не представлял для меня опасности. Будь он силен и свиреп, как Фирр или Баас, не думаю, что я отнесся бы к нему столь же приветливо.

На мое рукопожатие Поурс ответил, как мне показалось, с радостью. Перед тем как наши пальцы расцепились, он тихо шепнул, чтобы не услышали хранители:

— Жаль, что вы так и не дослушали мой рассказ до конца!

— Почему? — так же, вполголоса, поинтересовался я.

— Дело в том, — пробормотал Поурс уже на ходу, не самым вежливым образом подталкиваемый в спину мордоворотом, — что вы, Бонуэр, очень похожи на крысиного волка!

Я так и не нашелся, что ответить. Не скажу, что подобное сравнение пришлось мне по вкусу, но, похоже, в устах Поурса оно прозвучало как комплимент.

— Крысиный волк! — вполголоса бормотал я себе, шагая по коридору.

Шедший сзади хранитель уловил отзвук произнесенных слов и злобно ткнул меня кулаком в спину. Еще неделю назад, я задрожал бы от этого прикосновения, способного переломить позвоночник, но сейчас хранитель имел дело уже не с тем доходягой Дипом Бонуэром, что совершал неторопливые прогулки к реке. Сейчас я обрел силу, а сила придала мне уверенности. Поэтому я не втянул голову в плечи, как того от меня ожидали, а медленно повернулся и одарил провожатого тяжелым взглядом. И когда он, не выдержав, отступил на шаг, я почувствовал себя совершенно счастливым, словно уже одержал победу. Хотя так оно и было, я одержал свою первую победу — победу над страхом, победу над тюрьмой Сонг, победу над собой.

Глава 9

С тех пор как двенадцать заключенных тюрьмы Сонг изъявили желание стать участниками игры, в их жизни переменилось очень многое. Нас переместили из камер в боксы — просторные бетонные мешки с большим набором удобств, где наряду с самыми элементарными были и те, которые следует отнести к высшим благам цивилизации. Главным образом это выражалось в наличии сферовизора, по которому денно и нощно транслировали две программы — недурное, поверьте, развлечение для человека, в течение нескольких лет общавшегося по преимуществу с голыми стенами. Не знаю, как остальные, а я все свободное от тренировок время проводил, пялясь во вмонтированный в стену экран, и при этом смотрел все без разбора.

Вот и сейчас я лежал на койке, давая отдых избитому телу, и смотрел глупое, но чрезвычайно красочное шоу. Шустрые девицы орудовали разноцветными мячами, при этом то и дело, словно невзначай, демонстрируя едва прикрытые прозрачной тканью прелести, какими их наградила природа. Да, было бы очень даже неплохо сейчас заполучить одну из этих свистушек, упругую и горячую. Я глубоко вдохнул и закрыл глаза. Мне ни в коем случае не следовало возбуждаться. Мечты о женщине делают мужчину слабым, мне же надо было подойти ко дню игры максимально сильным физически и морально. Лишь это давало шанс уцелеть. Потому я поднялся и щелкнул переключателем. По другой программе шла какая-то мыльная опера с постным сюжетом. Вожделения героев крутились по преимуществу вокруг гастрономической темы. Все прочее обрывалось на первом поцелуе, но жрали много и со вкусом. Жрали за столом, в талиптере, просто на улице и даже в пляжной кабинке, будто бы и существовавшей лишь ради того, чтобы там жрать. При просмотре подобной ахинеи посещала философская мысль, что смысл жизни и впрямь заключается в жратве. От этой философской мысли начинало сосать под ложечкой.

Не сказать, чтобы я был голоден. Игроков кормили очень неплохо. По крайней мере еда, которую получал я сейчас, не шла ни в какое сравнение с той, какую скармливали заключенному Н-214, хотя ее вряд ли можно было так назвать. Еду едят, жратву жрут, то есть едят с жадностью. Что касается заключенных, общество снисходило до того, чтобы питать их организмы, и потому мы получали пищу. От одного этого слова — пища — в желудке возник спазм, словно он вознамерился отрыгнуть проглоченное за обедом. Как раз этого делать не стоило, потому что на обед был отличный рыбный суп и кусок мяса с жареным картофелем. Плюс сок, плюс протеиновый коктейль, плюс сколько влезет витаминизированного хлеба. С подобной жратвой можно было жить даже в тюрьме Сонг, ради подобной жратвы стоило рискнуть шкурой. На экране четыре толстые бабы жевали здоровенные сандвичи с мясом и сыром, щедро захлебывая их молоком. Этим подругам не мешало бы сесть на диету, а мне, наоборот, не мешало бы подкрепиться. Желудок заурчал, требуя пищи. Он уже успел привыкнуть к хорошей еде. К хорошему вообще быстро привыкаешь. Мне нравилось привыкать — нравилось куда больше, чем смиряться. Словно услышав мой зов, отворилась дверь и появился хранитель с тележкой.

Обслуживание, надо заметить, было по высшему классу. Тут толстяк Версус не соврал. Подносы, всякие там тарелочки, кружечки, ложечки, причем из металла, правда, очень мягкого, но не из пластика. И первоклассная жратва, какую может себе позволить далеко не каждый свободный человек. Сервис — словно в ресторане, со столиком и официантом в форме. Подобное отношение к постояльцу тюрьмы Сонг, пусть даже не считавшемуся официально заключенным, ужасно раздражало хранителей. Они даже не пытались скрыть своего неудовольствия, на что мне было совершенно наплевать. При малейшей непочтительности со стороны хранителя к моей персоне я мог пожаловаться толстому господину из Корпорации, а уж тот быстро навел бы порядок. Раз общество нуждается в таких ребятах, как я, эти ребята вправе потребовать от общества кое-чего, в частности уважения к себе!

Я неторопливо устроил поудобнее задницу и посмотрел на вошедшего с брезгливостью кошки, рассматривающей не первой свежести мышь. Массивная физиономия хранителя побурела от ярости. Сопя от невыносимого напряжения — как же трудно ему было вынести нескрываемо наглое поведение со стороны того, кто еще недавно дрожал при одном виде упрятанной под фирменный комбинезон бычьей шеи! — хранитель подкатил стол к моим ногам.

— Что у нас сегодня? — .поинтересовался я капризным голосом и повязал вокруг шеи воображаемую салфеточку.

Хранитель прорычал нечто нечленораздельное и поспешил выскочить за дверь.

— Хам! — проводил его я тоном аристократа, выговаривающего нерасторопному слуге.