Лабиринт Минотавра (сборник)

– И здесь я встретил тебя, Профессор, – сказал Берсеркер. – Сама судьба свела нас. Мне нужна твоя помощь – хочу изменить свою жизнь. И сейчас я выложусь перед тобой весь как есть, до самого донышка. Но, пожалуйста, не смейся надо мной, не то я как всегда войду в раж и прибью тебя – недаром же меня называют Берсеркером.

– Так что же вам нужно от меня? – спросил Кромптон.

Берсеркер смутился и заговорил совсем другим тоном:

– Профессор, я ничего так не хочу, как стать уверенным в себе человеком и жить своим умом.

Кромптон задумался.

– И вы полагаете, что я могу помочь вам?

– Можешь! Ты станешь моим гуру, и я буду слушаться тебя и во всем следовать твоему примеру. Дано же человеку подняться до вершин по ступенькам его веры.

Разгоряченный своим выступлением, Берсеркер для вящей убедительности треснул по столу и при этом вогнал свою ложку в столешницу на двухдюймовую глубину. Этот жест произвел впечатление на Кромптона, который, поглядев на сидящего перед ним полного надежд и явно ненормального громилу, пришел к выводу, что придется смириться с обстоятельствами и надеяться на лучшее.

Он глубоко вздохнул и услышал свой голос:

– Мальчик мой, я не вижу, что могло бы помешать вам стать самым что ни на есть самоуверенным человеком. У вас хорошие задатки, а это самое главное, как вы сами понимаете. Вы все говорите прямо в лицо, и никто не посмеет заподозрить вас в вероломстве. Короче, под маской неотесанной свирепости в вас скрыта острая как рапира проницательность, которая глубоко зарыта в тайниках вашей души. Да, мальчик мой, я не предвижу никаких осложнений.

– Вот здорово, Профессор, просто гениально! – воскликнул гигант. – Ты все сечешь как надо!

– Вы меня радуете, – сказал Кромптон.

– Но что я теперь должен делать?

– Ах да, – произнес Кромптон, в отчаянии ломая голову над проблемой. – Мы вплотную подошли к практическим занятиям. Мы должны определить, что же вам делать… Что делать… Ха! Вы должны учиться! Вы должны изучить все эти штучки-дрючки – как одеваться, как вести себя: собственно, они-то и отличают по-настоящему самоуверенного человека.

– Точно, этого-то мне и не хватает! – вскричал Берсеркер. – Понимаешь, я просто не знаю, как ведут себя самоуверенные люди, и мне совсем не по душе выглядеть смешным. Это меня смущает, а когда я смущаюсь, меня охватывает ярость.

– Вы, без сомнения, должны приступить к занятиям, – сказал Кромптон. – Но как? Путем изучения приемов и манер самого уверенного в себе человека на планете Эйя.

– То есть вас!

– Ничего подобного. Мой конек – незаметность. Это вам никак не подойдет. Вам нужен человек обаятельный, с яркой наружностью – то есть с теми качествами, которыми вы уже обладаете, но в рудиментарной форме.

– Черт побери, Профессор! Да есть ли такой человек на планете?

– Есть, и вы должны будете наблюдать за ним. Это значит, что вы все время должны находиться рядом и не спускать с него глаз. И свои наблюдения вы не должны прерывать до тех пор, пока в совершенстве не изучите его манеры. Таким образом вы станете поистине самонадеянным человеком.

– Кто этот парень? – загорелся Берсеркер.

– Его имя Эдгар Лумис, – сказал Кромптон. – Я сейчас напишу вам его адрес.

Глава 10

Из дневника Лумиса:

«Вчера я побывал на балу Кридру, самом важном событии года. Там собрались все хоть сколько-нибудь заметные фигуры Ситесфа, включая самого Элигу Рутински и нескольких кинозвезд, чьи имена я не запомнил. Я хотел, разумеется, показать себя – это вещь необходимая, чем бы ты ни занимался. Но была и другая причина: на балу должна была присутствовать мисс Сисси Пертурбски.

Бал состоялся в Аксиоматическом зале отеля «Геометрия», нового отеля, открывшегося на углу бульвара Буллкример и Хеппенстенс-стрит. Я подъехал в светло-вишневом «Гондолини», который позаимствовал специально для этого случая. На мне был облегающий тело костюм, весь из серебряных оборочек, – новейшее изобретение, сильно поразившее представительниц demimonde [20] и их друзей.

Должен ли я описывать оживленное подтрунивание, блеск в глазах, смех толпы? Там был даже знаменитый оркестр «Карпетбитеров» с саксофонистом Раггом в главной роли.

Но перейду-ка я лучше сразу к рассказу о Сисси и обо мне, как мы остались наедине в маленькой спаленке, примыкающей к бальному залу. Мы по взаимному побуждению проскользнули туда, и в слабом свете ночника Сисси с улыбкой обратила ко мне свое прелестное, похотливое кошачье личико. В прошлом году мы с ней однажды встретились на вечеринке. Уже тогда между нами пробежала искра, но нас как-то развели в разные стороны, и невысказанное взаимопонимание осталось всего лишь обещанием.

И вот она наконец передо мной, стройная, с торчащими грудями, именно такая, какой я запомнил ее, с экзотическими раскосыми глазами, от которых в голове моей рождались фантазии, сцены игры в раба и господина. Она приоткрыла рот, облизала губы и сказала:

– Так вы не забыли меня?

Ее нежный венгерский акцент чуть не выбил у меня почву из-под ног. Но я овладел собой и холодно сказал:

– Конечно, детка, как тебе жилось?

(Некоторая бессердечность, грубоватое равнодушие – верный и единственный ключ к успеху в этой игре.)

Она широко раскрыла глаза. Как сомнамбула, подошла ко мне и обвила руками мою шею. Ее груди прижались к серебряным оборкам моего костюма, немного примяв их; она привстала на цыпочки, чтобы дотянуться до моих склоненных к ней, усмехающихся губ. Волшебное мгновение! И вдруг в нашей крохотной спаленке кто-то громко чихнул.

Мы отпрянули друг от друга. Я включил свет и увидел громадного блондина, рассевшегося в двухместном кресле в углу комнаты. Он держал в руке блокнот и что-то царапал в нем огрызком карандаша.

– Объясните, что вам здесь нужно, – прорычал я угрожающе.

Блондин поднялся – и я увидел, что он действительно очень большой.

– Продолжай заниматься тем, чем занимался, пупсик, – сказал он. – Я тебя изучаю.

– В самом деле? – спросил я. – А зачем собственно?

– Затем, что я хочу стать похожим на тебя.

Тут Сисси ушла. Даст Бог, повезет в следующий раз!

Я побеседовал с Билли Берсеркером, как он мне представился, и узнал, что некто по прозванию Профессор послал его изучать меня. Нескольких слов из описания наружности Профессора было достаточно для меня. Черт бы побрал этого Кромптона!

– Да, пожалуйста, изучайте меня, – согласился я, когда стало ясно, что выбора у меня нет. – По совести говоря, я сам подыскивал себе ученика, которому мог бы передать весь багаж своих великолепных познаний.

– Какое счастье, что мы встретились!

– Не правда ли? Я скоро встречусь с вами вновь и расскажу, как мы построим курс обучения. Пожалуйста, запишите свой адрес и телефон. А теперь идите домой и хорошенько подготовьтесь к этой сложной работе.

Берсеркер, однако, на это не купился и покачал головой.

– Я сам буду выбирать время и начинаю прямо сейчас.

– Но я ваш учитель, – заметил я ему. – И мне виднее, как лучше.

– Это верно, только я еще не верю тебе.

– И что же вы предлагаете?

– Я буду при тебе постоянно, буду за тобой наблюдать, как велел Профессор.

– Мой дорогой друг! Да это просто немыслимо! Хотя бы потому, что я не смогу вести себя естественно – я имею в виду эффект Гейзенберга, если вам это о чем-то говорит. А в таком случае вам нечего будет изучать.

Берсеркер выпятил челюсть – очень неприятная манера! – и сказал:

– Или ты будешь вести себя естественно, или я вытрясу из тебя всю душу!

– И что вам это даст? Ни один самоуверенный человек не сможет вести себя естественно после побоев.

Он тяжело задумался. Я почти физически ощущал, как ленивые извилины в его мозгу ворочаются с боку на бок в попытках упростить полученную информацию до состояния, доступного его пониманию. Наконец он заявил: