Новый Галлифрей

Яркое холодное веселье вокруг. Все прекрасно. Я бы сам выбрал нечто такое, но что же я искал? Я внезапно остановился. Будто отвечая на мои мысли, передо мной возник неожиданно тихий дворик. Искусственно-тихий, конечно. И — зеленый. Я потрогал лист ближайшего растения. Он был настоящим, живым.

Что это за место? Напоминающее в представлении людей «старую-старую сказку», «secret garden» — заповедный сад? В глубине дворика-сада, выложенного булыжниками, как в средневековом городе, журчал небольшой фонтан. Два бронзовых лебедя, соприкасающихся головами, так что пространство меж их изогнутыми шеями напоминало сердце. Еще дальше, в тени дикого винограда, чуть занавешивающего проем, пряталась деревянная дверь с бронзовым кольцом вместо ручки и табличкой, изображающей два сплетенных кольца. Я усмехнулся. «Все для лучшего дня»… Знак брака. Или бесконечности. Или соприкасающихся вселенных. Конечно, следовало уточнить, насколько тут все серьезно, в этом месте, которого, казалось, никогда не найдешь снова, если выйдешь из него однажды, и я толкнул тяжелую дверь, и в полумраке звякнул колокольчик…

— Добро пожаловать, — благожелательно кивнула, выходя из-за конторки, приятная сухонькая старушка в проволочных очках и в черно-белом длинном священническом одеянии. На ее груди блеснул золотой медальон — крест в круге. В глубине помещения мерцали огоньки и цветные лужицы от света, падавшего через витражи. — Мы ждем вас!

Я пригляделся к танцующим пылинкам света внутри, и вдохнул воздух… не совсем настоящий воздух. Или наоборот — чересчур настоящий.

— Вы…

— Да, — ласково произнесла старушка.

— Я думал, вас больше нет.

— Почти нет.

— Как и вас. Но повелители времени возвращаются.

Я невольно поежился от этих слов.

— Вы возвращаетесь, — священница сделала мягкий, будто ободряющий, нажим на первое слово и чуть развела странно-уютными руками. — Мы вас приветствуем!

— Почему? — спросил я настороженно.

— Потому что вы важны для этой реальности. — Кажется, теперь она сделала нажим на слове «этой»? — Все, что происходит, отзывается в каждом атоме этой вселенной.

Она приблизилась на пару шагов. Ее глаза казались очень настояще старческими, водянисто-серыми, но живыми. Очень человеческими, хотя она не была человеком. Впечатление от «зачарованного сада» было верным. И конечно, здесь никого не было, никто не мог найти это место, если не был «приглашен».

— Мы призрачней радуги и прочнее камня, — тепло проговорила священница. — Мы отмечаем мгновения судьбы, что будут записаны на всех звездах, в их свете и в их пыли. Вы ведь пришли сюда за этим — написать свою судьбу?

Я осторожно кашлянул.

— Вы точно меня знаете?

— Знаем, — она продолжала благожелательно улыбаться, взирая сквозь маленькие стеклышки очков. Поразительная идиллия. — И вы знаете, что мы никогда не лжем. Но всегда отвечаем на то, что настоящее.

Она прикоснулась к своему медальону. Люди называли «золото лепреконов» мороком и обманом, но… — медальон под ее рукой будто задымился золотистыми струйками, и, вдруг рассеявшись, превратился в сияющее облачко. — Вы знаете, что это не золото — это живой, подвижный солнечный свет. Который может обрести вес и твердость по своему желанию — множество частиц света, живущие своей жизнью. И они — не разменные монеты. — Облачко перестало сиять, и снова медальон блеснул в полумраке спокойным полированным металлом. — Брак, заключенный нами, будет особенным. Он будет настоящим. Ровно настолько, насколько вы хотите. И пока вы этого хотите. Он будет даже более чем настоящим.

— Может быть, — я улыбнулся. — А сколько времени прошло во внешнем мире, пока мы тут говорили? Лет триста?

— Наш мир соткан из света. А время для света движется иначе. Но вы — повелители времени, из тех немногих, с кем мы можем говорить, не причиняя вреда, не прилагая к тому безмерных усилий. Вы можете вернуться.

— Что ж, верно. — Хорошо, что я захватил с собой вихревой манипулятор. После вторжения Давроса он мог понадобиться в любое мгновение.

— Мы ждем вас! — улыбнулась старушка, кивая на прощанье. И растаяла, когда я переместился поближе к торговому центру, через несколько минут после того, как отошел от него.

Эфемеры. Призрачные, и более настоящие, чем настоящее. Я усмехнулся и покачал головой. Рани, Доктор, что бы ни было между вами в другой вселенной, пусть это будет неважно.

А когда я увидел выходящую Ривер, я подумал, что иначе и не могло быть. Этот день может быть для нее только сказкой, которая более реальна, чем жизнь. Банальный дворец для скороспелых свадеб? Банальный Нью-нью… и так далее — Лас-Вегас? Только мир, сотканный из живого света.

Я поднялся навстречу из мягкого кресла, в котором ожидал ее, не скрывая своего восхищения. Она выглядела просто ослепительно. Настоящая королева.

— Я видела, регистрация проводится в соседнем здании? — уточнила она чуть дразняще, будто ожидая, когда ко мне вернется дар речи.

— Если хочешь. Но я видел не так далеко другое место, которое, мне кажется, тебе понравилось бы больше. — Я посмотрел на нее будто искушающе и протянул руку. — Доверишься моему выбору?

— Да! — улыбнулась она беззаботно, принимая приглашение, и в ее глазах играли и кружились живые частицы света.

Мы снова прошли один квартал в направлении условной окраины и оказались в тенистом дворике с живыми растениями.

— Как неожиданно! — воскликнула Ривер, оглядываясь. Все это так не походило на тот астероид, на который мы прилетели.

— И может быть еще неожиданней! — пообещал я, открывая перед ней тяжелую дверцу в сумрак с танцующими бликами и яркими пятнами витражей.

— Это же!..

— Добро пожаловать, повелители времени! — ласково улыбнулась старая священница, а вокруг закружились, издавая удивительный аромат, маленькие белые цветочные лепестки. Ривер крепко вцепилась в мою руку, но через мгновение ослабила хватку, почувствовав, что здесь нет опасности. Лепестки опали на каменные плиты, и часовня осталась просто пропитанной прозрачным светом.

— Нас ждали здесь, — сказал я. — Мы ведь их не разочаруем? Правда?

Ривер улыбнулась.

— Правда. Эфемеры? Как это странно…

— Союзы, заключенные ими, более реальны, чем настоящие.

— И требуют только самого настоящего, — отозвалась Рани. — Ты готов к этому?

— Я — да! А ты?

Она задумчиво улыбнулась, оглядывая часовню.

— Да, готова. В несуществующем мире, снова…

— Но он существующий.

— Да, — просто сказала она.

Старая священница распахнула на конторке старую приходскую книгу с тусклым золотым обрезом.

— Что же, чтобы все было правильно, я должна записать ваши имена.

Она открыла старую чернильницу, и обмакнула в темную мерцающую жидкость серебряное перо.

— Имя невесты?..

— Ривер Сонг, — ответила Рани немного странным голосом, будто вопросительно.

Священница удовлетворенно кивнула, вписывая имя в расчерченные графы почерком с завитушками.

— Имя жениха…

— Артур Кингсли, — назвал я свое последнее человеческое имя. Не Гарольд же Саксон, в самом деле… И как раз так меня звали, когда я оживил Рани, и если она использовала именно человеческое имя…

Перо повисло в воздухе.

— Нет, — с мягким упреком произнесла священница, глянув на меня поверх очков. — Это неправильное имя.

Я ощутил легкую растерянность. Ривер — правильное, а мое — нет?

— Мастер? — предложил я, подумав, что если и это имя неправильное, то я уйду отсюда, хлопнув дверью, уж вспоминать старое галлифрейское я точно не собирался.

Священница кивнула, и перо снова коснулось бумаги.

— Это верное имя. Звезды знают его.

Странно, почему же они приняли имя Ривер? Потому что она хочет этого, и оно действительно, по-настоящему, стало ее именем? Имя ее души? Которое что-то значит для звезд? По-видимому, так.

Священница присыпала запись песочком, смахнула его, затем закрыла книгу, и просеменила к алтарю. Где-то за витражами вышедшее солнце осветило стройные как лучи, струи-трубы органа, но раздавшаяся негромкая мелодия исходила не от него. Хороводы крошечных крылатых созданий под темными сводами издавали нежнейшее пение.