Под небом Арктики

– Нам прежде всего надо обследовать место выхода из пещеры. Может быть, пробка совсем и не велика. Может быть, наша подлодка ударилась о торос, увлеченный вниз штормом, — высказал я свое мнение.

– Обследовать — это первое дело, — согласился Бурмин, а за ним и все остальные.

Мы быстро снарядили Бурмина, помогли ему одеться в водолазный костюм, нацепили ему на спину кислородный аппарат, дали в одну руку электрический фонарь, в другую кайло и выпустили наружу через особый люк. Через полчаса слышим удары кайла по корпусу: сигналы подает, чтобы мы люк открыли. Открыли. Слушаем — тишина. А потом опять звонкий стук по корпусу. Что там стряслось? Пришлось срочно Шанина на выручку посылать. Скоро оба вернулись. Оказалось, у Бурмина электрический фонарь испортился. На подводную лодку он кое-как набрел, а люк впотьмах никак не мог найти. Пробка, по его мнению, совсем не велика. Просто набились куски льда. Бурмин уверял, что в одном месте даже пробил дыру. Но работы на несколько часов хватит, а на сколько именно, точно не учтешь: может быть, новых кусков льда течением принесет. Взрывать, значит, нечего. Не стена, а каша, но как эту кашу расхлебать — вот вопрос.

Пришлось по очереди работать. Куски льда втягивались в пещеру и поднимались вверх. Становилось тесно. Работали час за часом, с опаской следя за расходом кислорода.

Ну, дальше я должен вас разочаровать. Вы ждете описания, как не хватило кислорода, как все стали задыхаться, как в последнюю минуту нас спасли. Может быть, оно так и интереснее было бы слушать, но в действительности все произошло иначе. Кислорода хватило. Из пещеры выбрались самостоятельно. Но когда прошли несколько узлов, снова все упали от толчка. Неужто новая ледяная стена? Нет, железная. Мы столкнулись, к счастью, на малом ходу, с подлодкой, которая прибыла выручать нас. У нее был поврежден радиоаппарат, и поэтому она не могла предупредить нас о своем приходе. Этой лодкой был предупредительно захвачен большой запас кислородных баллонов. Мы умудрились получить их под водой. Обе лодки отстоялись, пока не прекратился шторм.

Вот и весь рассказ, — закончил Ершов.

– А как вас на ледяное поле выбросило? — спросил Костин.

– Это уж и совсем не интересное приключение! — ответил Ершов.

– А ты все-таки расскажи, — не унимался Костин.

– Ну, хорошо, расскажу. Шторм выбросил нас на ледяное поле. Льдины смерзлись, и наша подлодка осталась дрейфовать на льдине. До полярной станции было не очень далеко, пожалуй, пешком дошли бы; но как же подлодку бросить? Вызвали помощь. Прилетел аэроплан на лыжах. Взрывами полынью сделали. Подлодку ото льда оторвали, к аэроплану привязали и подтянули к краю полыньи. Потом я в подлодку вошел, а люди столкнули ее в воду. Я принял обратно груз, экипаж, опустился и продолжал плавание. Только и всего. А теперь до свидания.

– Ну, что? — обратившись к Джиму, этнографу и Игнату, спросил Костин. — Видели? Слышали? Довольны? Так и быть, покажу я вам еще одну картину, но только одним глазком.

На телевизоре появилось изображение глобуса, обращенного к зрителю Северным полушарием. От Лондона вдруг побежала черта на Париж, Берлин, Варшаву, Москву и дальше на восток, к Чукотскому полуострову, через Берингов пролив, на Фербенкс, Чикаго, Нью-Йорк… Глобус повернулся, открылась территория Северной Америки. Черная линия от Нью-Йорка пошла вниз, к южным штатам, до самого Кей-Веста на оконечности Флоридского полуострова.

– Что это? — встрепенулся Джим, увидав на глобусе знакомые места.

– А это вот что, — ответил Костин. И Джим увидел на экране огромный, странного вида электропоезд, который стремительно двигался по колее, превышавшей шириною обычную колею в два раза.

– Самый короткий транссибирский путь из Европы в Америку, — пояснил Костин.

– Как? И он уже существует? — воскликнул Джим и даже приподнялся на стуле.

– Все будете знать, скоро состаритесь, — сказал Костин. — На сегодня довольно. Надо же и для клуба что-нибудь оставить.

Экран погас, зажглась лампочка под потолком, а Джим все еще смотрел на белый прямоугольник экрана.

17. Приключение на ледяной дороге

В комнату постучались. Джим, игравший на гавайской гитаре грустную песенку, вскрикнул от неожиданности. На пороге стояла Вера Колосова, свежая и румяная как всегда.

– Я не помешала? — Девушка быстро сняла доху. Игнат помог ей стащить тяжелую шубу через голову. Теперь она стояла в шерстяной фуфайке и серой вязаной юбке. Затем сняла и валенки, поставив их в углу, — валенки были покрыты снегом, снег таял, и от них текло. В шерстяных чулках, по-домашнему, она подошла к столу и уселась на подставленный Джимом табурет. Джим снова начал наигрывать песенку — на этот раз более веселую. Некоторое время все молчали. — Вы не обманете меня этой песней, Джим, — наконец сказала девушка. — Вы тоскуете, я знаю. И вы хотите уехать. Ведь я слышала, как вы говорили об этом с Игнатом.

Джим молча кивнул головой, продолжая перебирать струны.

– Так вот, — продолжала девушка. — Я говорила о вас с дедом и еще кое с кем из наших. Ваше настроение нас очень беспокоит. Я буду откровенна. То, что переживаете вы, пережил почти каждый из нас, по крайней мере, пока работа не захватила. Вы переживаете, быть может, острее других потому, что ваша родина — полная противоположность здешним местам. Вы больны ностальгией — тоской по родине. Это настоящая болезнь. И из нас многие не выдерживают. В особенности южане. Вчера уехал один украинец, третьего дня — товарищ с Кавказа. Сбежал даже один человек с Урала, хотя на Урале и не зреют мандарины. Словом, происходит то, что называется текучестью рабочей силы. А это вредно отражается на строительстве. У нас есть клуб, есть кино, товарищ Костин ставит большую телевизорную установку. Мы будем видеть спектакли столичных театров — оперы, драмы, балеты. У нас есть библиотека. Мы устраиваем полярный зоопарк. Но всего этого, видимо, мало.

– Пожалуй, от некоторых из этих развлечений получается даже обратное действие, — вставил Игнат. — Посмотрит человек оперу — и его еще больше потянет в Москву, Ленинград. Увидит на экране телевизора морской пляж в Коктебеле, а потом выйдет из театра — кругом ночь, пурга — и завоет волком. Придет домой и начнет чемоданы укладывать.

– Да, бывает и так, — согласилась Вера.

– Ну, что же ты придумала? — спросил Игнат.

– Нам необходимо…

– Устроить тропики за Полярным кругом? — спросил с улыбкой Игнат.

– Да, устроить тропики. Настоящие. Не призрачные тропики на экране, а с настоящей водой…

– И, быть может, даже с настоящим солнцем?

– Почти. Оно будет светить и греть не меньше и давать нам все свои живительные лучи, как и настоящее солнце… Хотите делать солнце, Джим? Хотите делать тропики? Эта работа как раз подходит к вам. Чем лучше вы будете работать, тем скорее вы и другие тоскующие получите уголок тропиков, где вы будете чувствовать себя почти как дома.

– Я не умею делать солнце, — сказал Джим и снова попытался улыбнуться.

– Мы научим, — ответила Вера.

– Погоди, довольно говорить загадками. Что ты затеяла? Устроить оранжерею? Ботанический сад под стеклом? — спросил Игнат.

– Только не под стеклом. Мы уже разработали проект, в плане он стоял на второй очереди. Теперь мы убедились, что это вопрос первоочередной важности, и решили начать работу, не откладывая. Мы будем строить подземный курорт. Курорт, в котором можно будет проводить все свободное время, купаться, валяться на пляже под яркими лучами «солнышка».

– Курорт под землей! Сколько же времени вы будете ковырять землю, чтобы ваш курорт был немножко больше кротовой норы? Не проще ли сделать оранжерею?

– Догадливый Игнат, а не догадался. Мы хотим использовать огромные подземные шахты, образовавшиеся после газификации угля.

– Кто же знал, что вы успели высосать из земли столько угля?

– Ну, Джим, возьмитесь за эту работу и доведите ее до конца. Если вы и после этого будете тосковать и рваться на юг, мы не будем удерживать вас. На эту работу мы как раз и решили направить всех меланхоликов вроде вас… Но предупреждаю, что сейчас это место — наши будущие тропики, — пожалуй, еще более угрюмое, чем зимняя тундра.