Клуб любителей фантастики. Анталогия танственных случаев. Рассказы.

Суть дела: изучая мифы якутского народа (олонхо), Николай Зайцев пришел к выводу, что одно из главных лиц якутского языческого пантеона, Дьес Эмигет, или Медная Идолица, поразительно напоминает нашу Золотую Бабу. Проследив путь, пройденный героем эпоса Нюргуном Боотуром, и "привязав" его к современной карте, он с удивлением обнаружил, что "резиденция" Дьес Эмигет находилась, оказывается, на Северном Урале, а если точнее - на западном берегу Обской губы!

Два похожих идола в одном и том же краю? Так не бывает, и Николай Зайцев делает смелое предположение: Золотая Баба и Дьес Эмигет - это, скорее всего, одно и то же божество. А затем идет еще дальше, выдвигая совершенно оригинальную версию о внешнем облике Золотой Бабы. Он полагает, что она представляла из себя... колокол.

К сожалению, из-за нехватки места мы не можем привести здесь все его выкладки и рассуждения, а потому просто знакомим читателей с еще одной точкой зрения о Золотой Бабе.

P.P.S. Последние сведения о Золотой Бабе получены летом 1990 г Их доставила этнографическая экспедиция Института мировой литературы РАН, побывавшая в Ханты-Мансийском автономном округе. Там и по сию пору живет небольшое количество так называемых казымских (северных) хантов, и, по местным преданиям, именно их род отвечал за ее неприкосновенность.

Но в 1933 г. до этих краев докатились волны раскулачивания, а поскольку казымские ханты считались зажиточными, да к тому же являлись хранителями идола, органы НКВД арестовали казымского шамана и выведали у него путь к святилищу.

Однако ханты, защищая его, оказали работникам спецслужб вооруженное сопротивление. Погибло четверо чекистов. Репрессии последовали незамедлительно: практически все взрослые мужчины клана были уничтожены, а дети, старики и женщины вымерли за зиму, поскольку ходить на охоту и добывать пропитание было не с чем - ружья племени спецслужбы конфисковали.

Оставшиеся в живых казымские ханты и до сих пор с неохотой рассказывают о событиях тех лет и просят не называть их фамилии. Что же касается Золотой Бабы, хранившейся в святилище, то она исчезла. Весьма вероятно (если она была золотой), что ее переплавили. Однако членов экспедиции удивила одна деталь: в краеведческом музее Ханты-Мансийска они увидели много прекрасно сохранившихся вещей, на которые не имелось паспорта. Выяснилось, что вещи поступили из хранилища местного управления КГБ. В связи с этим возникает последний вопрос: если Золотая Баба была не золотая, не пребывает ли она и ныне в каком-нибудь спецхране?..

(c) Техника-молодежи N 11/97

Владимир Егоров, Дмитрий Гаврилов "Последняя битва дедушки Бублика" (КЛФ)

Мальчишки дразнили его: "Дедушка Бублик!"

Пожалуй, он действительно был самым старым в нашем Индрино, и жил здесь еще с тех времен, когда на месте поселка стояла деревня. Баба Дуня, тоже старая, как окрестные болота, утверждала, что она была еще совсем маленькой девочкой, а дедушка Бублик уже тогда работал кузнецом. Дескать, и в то допотопное время он выглядел точно так же, как и сейчас.

Но поскольку старушка при этом сказывала, что видала в Лукошковом озере огромного змея с лягушачьей головой и скачущих по радуге перед ее окошком лихих наездниц на златогривых конях - слова бабы Дуни никто всерьез не принимал.

Тем более, что внешне дедушка Бублик совсем не выглядел развалиной. Хотя в его бороде и серебрилась проседь, ничто не могло скрыть ее первоначальный огненно-рыжий цвет - такой же, как у его шевелюры, тоже словно запорошенной снегом, но по-прежнему густой. И ходил он по поселку довольно бодро, редко когда появляясь с суковатой дубовой клюкой в руке. И покосившуюся кузницу, служившую ему домом, ухитрялся один поддерживать в жилом состоянии, да еще и работал в ней, превосходно управляясь без помощника.

Но все-таки веяло от него даже не стариной, а какой-то ветхозаветной древностью, как от ледниковых валунов, нет-нет да и попадающихся среди бескрайних карельских болот. А вот родни у дедушки Бублика вовсе не наблюдалось. Да и нелюдим он был, молчун и отшельник. Спросишь чего - ответит, особенно если вопрос по делу. А чтобы первым заговорить, этого за ним не водилось. Случалось, неделями из своей берлоги не вылезал, только дым над крышей и редкие глухие удары большого молота вселяли уверенность в том, что он не помер, а колдует над каким-то особенно трудным изделием.

Дети разработчиков, подчистую срывших за два десятка лет половину Смоляной горы, обзывали деда колдуном, лешим и еще более обидными словами. Отцы, правда, их за это по головке не гладили, ибо случись какая поломка в технике, шли первым делом не в контору, где нужную деталь полгода будут выписывать, а все к тому же Бублику, который самую сложную железяку мог отковать за день-другой, редко больший срок испрашивал. И замечено было, что уж его-то работа ни поломки, ни сносу не ведала, хотя ковал он из того, что в каждом горнорудном поселке завсегда на дороге валяется, - из рельсов, обрезков труб и прочего металлолома.

Только я его никакими обидными словами не дразнил. Хватало, на мой взгляд, и того, что по имени никто в поселке его не называл - даже взрослые. Все Бублик да Бублик. Хотя откликался дед без обиды, привык, должно быть. Да и на что обижаться, ведь настоящего-то его имени многие и не ведали. Что же касается прозвища... В особом пристрастии к бубликам кузнец никогда и никем замечен не был.

Впрочем, однажды та же бабка Дуня поведала мне под большим секретом истинное имя коваля, которое подглядела в листе у старосты еще в шестнадцатом году, когда производили перепись населения,Илья Четвергов. Правда, после ее россказней о змее... сами понимаете. Хотя именно в четверг, как ни странно, случилась эта удивительная история... Но расскажу обо всем попорядку.

Как-то раз, уже в выпускном классе, подвыпивший Мишка Малинин, первый драчун, двоечник и вообще король школы, на последнем уроке заявил классу, пародируя завуча:

- Отныне будем дедку-Бублика звать старик-Баранка. Кто "за"?

Ребята, смеясь, подняли руки. Шутка понравилась, к тому же Мишка мог с куража все повернуть всерьез, ища повод для драки. Только я молча продолжал собирать учебники.

- А ты что, против коллектива?! - театрально изумился Мишка, подходя к моей парте и сметая книжки на пол.

- У него, между прочим, все-таки фамилия есть!

- И какая же? - осведомился Малинин, усаживаясь, как пахан, против меня.

- Четвергов, например!

- А ты, надо полагать, в Пятницы к Бублику записался? - при этих Мишкиных словах класс взорвался хохотом.

- Ой, держите меня! Ой, не могу! Щас помру! - выл низенький чубатый Витек, состоявший при Шерхане Мишке в ранге шакала Табаки.

- А я предлагаю отныне звать тебя не Косолапым, а Кривоногим, понял? - в наступившей тишине проговорил я, дивясь собственной отваге.

Мишка терпеть не мог, когда его называли Косолапым, поскольку для этого имелись основания посерьезней имени, а уж Кривоногого не спустил бы даже стройбатовцам, таким же, как и он, "качкам". К ним, бывало, приводил за водку девок, там же проигрывал свои, а затем и чужие деньги "в очко"...

Короче, отделал он меня тогда прямо в школе до потери сознания...

Очнулся я от холодного прикосновения ко лбу. Тело казалось чужим, тяжелым и непослушным. Вокруг было темно, и я попытался протереть руками глаза.

- Лежи-лежи, горе-берсерк! - остановил меня знакомый бас.

- Мне надо... домой... - с трудом произнес я, пытаясь сообразить, каким макаром занесло меня в кузницу.

- С такой рожей тебя мать родная не признает, - авторитетно заявил дедушка Бублик и оставил меня одного, хлопнув входной дверью.

Я провалялся у него всю ночь. Чудесным образом к следующему утру ужасные отеки спали. К счастью, Мишка мне ничего не сломал.

- Ну, держись, Кривоногий! Убью! Изувечу! - зло бормотал я, рассматривая в зеркало свое лицо, покрытое желто-зелеными пятнами.