Факел свободы

Санчес все еще казался меньше чем в восторге от решения Конидиса отказаться от того, что было основной целью миссии с самого начала, но выражение его лица показало свое полное согласие с последним предложением гражданина коммодора. Если на то пошло, Эгерт кивнула также.

— Ладно, — бодро продолжил гражданин коммодор, — во-первых, я думаю, что мы…

— Извините меня, гражданин коммодор.

Конидис нахмурился из-за перерыва и повернул голову.

— Что там, Джейсон? — спросил он, более резко, чем он обычно говорил со своим оперативным офицером.

— Я прошу прощения, что прерываю, гражданин коммодор. — Что-то в выражении гражданина лейтенант-коммандера Пети внезапно направило сосульку по спине Конидиса. — Я прошу прощения, что прерываю, — повторил Пети, — но БИЦ только что определил три свежие импеллерные сигнатуры, нарушившие планетарную орбиту.

— И? — спросил Конидис, когда Пети приостановился. Планета была все еще более чем в ста миллионах километров, далеко за пределами любой дальности стрельбы, о которой он должен был беспокоиться, даже если бы он все еще имел "Кольчуги" в магазинах.

— И БИЦ имеет их предварительное определение, гражданин коммодор, — сказал тихо оперативный офицер. — Они определили их как два тех больших эревонских крейсера… и еще корабль боеприпасов.

Сантандеру Конидису потребовалось почти пять секунд, чтобы понять, что он тупо смотрит на Пети, а тишина на флагманском мостике КНФИ "Чао Кунг Мин" была абсолютной.

Глава 61

ЧАСТЬ═III

Конец 1921 и 1922 гг. эры расселения

(4023 и 4024 гг., христианской эры)

Леонард Детвейлер, генеральный директор и держатель контрольного пакета акций "Консорциум Детвейлер", фармацевтической и бионаучной корпорации, основанной на Беовульфе, нашел у себя много денег, а не большую симпатию к кодексу биоэтики Беовульфа, который возник после Последней Войны Старой Земли и ведущей роли Беовульфа в восстановлении жестоко разоренной матери мира. Почти пятьсот лет прошло с той войны, и Детвейлер считал, что давно пора человечеству смириться со "страхом Франкенштейна" (как он описал это) генетической модификации человека. Просто имело смысл, считал он, ввести разум, логику и долгосрочное планирование в случайный хаос и расточительность естественного эволюционного отбора. И, как отмечал он, в течение почти полутора тысяч лет расселения человечества по звездам уже складывался генотип человека в сре?дах, которые, естественно, были мутагенны в масштабах, которые никогда не могли представить на предкосмической Старой Земле. В действительности, утверждал он, простая транспортировка человеческих существ в таких радикально различных средах собиралась вызвать значительные генетические изменения, так что не было никакого смысла в поклонении некому полу-мифическому "чистому генотипу человека".

Поскольку все это было правдой, Детвейлер также утверждал, что имело смысл только генетически модифицировать колонистов, чтобы их потомки мутировали для выживания так или иначе. И это был лишь небольшой шаг для того, чтобы утверждать, что, если это имело смысл для генетической модификации человека в сре?дах, в которых они должны были бы жить, также имело смысл генетически модифицировать его, чтобы лучше соответствовать ему в условиях, в которых они должны были работать.

— Энтони Рогович,

"Детвейлеры: Семейная биография".

(Неопубликованная и незавершенная рукопись, обнаруженная среди бумаг Роговича после его самоубийства.)

Ноябрь 1921 года э. р.

Королева Берри выглядела немного сбитой с толку флагманским мостиком "Чао Кунг Мина". Скорее, "Спартака", как правительство Факела решило переименовать его.

— Позвольте мне прояснить ситуацию. Вы управляете сражениями отсюда?

— Я могу заверить вас, Ваше Величество, что после того как вы проведете некоторое время на одном из них, — адмирал Розак махнул рукой вокруг, — все это будет действительно иметь смысл, а не казаться несметным множеством мигающих огней и странно выглядящих значков. С наличием опыта, например, это — здесь он указал на тактическую схему — является наиболее удобным гаджетом. И довольно легко интерпретируемым, верите или нет.

Берри изучала обсуждаемый гаджет, очень подозрительно.

— Это похоже на видео, что я видела один раз. Документальный фильм о глубоководной светящейся рыбе, выглядящей действительно странно и передвигающейся совершенно случайно, насколько я могу сказать.

Он усмехнулся.

— Я знаю, что это многовато, на первый взгляд. Мне было девятнадцать лет, когда я в первый раз вышел на флагманский мостик — это был старый "Князь Игорь" — и я чуть не натолкнулся на тактическую схему, так я был смущен. С одной из худших трепок, которую моя задница когда-либо получала в последствии, если вы меня простите за грубое выражение.

Берри улыбнулась, но эта улыбка исчезла в ближайшее время.

— Вы уверены в этом, Луис?

Она говорила неофициально, потому что в течение нескольких недель после того, что получило название Битва за Факел, тихие, но глубокие кардинальные изменения пронеслись через небольшое число лидеров Факела, кто знал правду об убийстве Штейна и событиях, которые последовали на "Цене греха" и в других местах. Изменили манеру, в которой они смотрели на контр-адмирала Луиса Розака.

Перед битвой, они считали Розака союзником, правда. Но это был чисто союз по расчету, а не то, что один из них лично доверял адмиралу. "Не больше, чем я мог сбросить его — когда я был малышом", как выразился Джереми. На самом деле, мало того, что они не доверяли Розаку, они глубоко подозревали его.

Сегодня она по-прежнему считала маловероятным (по меньшей мере), что кто-то собирается путать адмирала со святым. Но это было невозможно в соответствии с противостоянием предыдущей оценки Розака как человека побуждаемого единственно, всецело и исключительно его собственными амбициями с адмиралом, который руководил обороной Факела при такой невероятной цене для своих собственных сил и риска для собственной жизни.

Человек, побуждаемый ожесточенными амбициями, да. Единственно амбициями, однако… Нет. В это было уже невозможно поверить.

При этом, однако, растущее тепло внутреннего круга Факела в отношении адмирала было свечой по сравнению с энтузиазмом, в обнимку с которым население Факела встретило майянских выживших в битве. Любой офицер или матрос во флоте, который спускался на планету — а это сделал каждый, за исключением тех, кто еще был слишком тяжело ранен, чтобы совершить поездку — клялся тогда, и после этого, что не было, никогда не существует сейчас и никогда не будет в будущем увольнения на берег лучше, чем то, которое они провели на Факеле в течение нескольких недель после битвы.

Никто на Факеле не сомневался, что эти майянские мужчины и женщины спасли население планеты от полного уничтожения. Не тогда, когда офицеры Госбезопасности, которые остались в живых, и те, которые сдались после, начали говорить.