Прыгнуть выше себя (издание 1990 г.)

Если бы Петя мог поверить ему! Но паруса на бригантине бессильно повисли…

— Деньги надо зарабатывать честным трудом, — раздельно и назидательно произносит Петя, вызвав взрыв хохота у своих "опекунов". Но хохот его не смущает, и он продолжает поучения с той же твердостью: — Нечестные приносят одни лишь…

Его речь прерывает звонок: длинный и три коротких.

— Штырь! — восклицает "боцман", и Крот, кряхтя и почесываясь, идет открывать. Возвращается один, наклоняется к уху "боцмана", шепчет:

— Штырь велел передать: дуй мигом к машине, жди его, где условились. А мальца я посторожу.

"Боцман" торопливо вытаскивает из пачки сигарету — волнуется все же — и, перекатывая ее в губах, забыв зажечь, ударом ноги распахивает дверь и выходит. Его удаляющиеся шаги еще некоторое время доносятся с площадки и лестницы.

Крот возится с какими-то вещицами в дальнем углу, разворачивает их и заворачивает в тряпицы, что-то пришептывает себе под нос, словно забыл о мальчике. Петя начинает поглядывать на дверь: а не попробовать ли? А вдруг не заперта? Ведь Робинзон вышел, никакого замка вроде и не трогая. Решено!

Он бросается к двери, толкает ее всем телом. Дверь не поддается и на миллиметр. Сзади слышится злорадное хихиканье:

— Не зашибись, малец, и дверь, гляди, не вышиби ненароком, не попорть. Она у меня старинная, дубовая. Теперь таких и не делают вовсе.

— Сейчас же выпустите! Меня ждут дома!

— Подождут.

— Нечестно обижать тех, кто слабее!

— А кого же обижать, милок, как не слабачков? На то они и на свете живут. А ты расти скорей, силу набирай. Тогда и тебе будет кого забижать. А покедова с рогаткой охотничай птичек или собачек палкой лупи, хе-хе, тренируйся. Да еще дружков своих или меньшеньких учись пристраивать для своей пользы.

— Зачем? — несказанно удивляется Петя. Никогда ему не давали подобных советов.

— В жизни сгодится. Жизнь — штука хитрая: не ты, так тебя. А более всего Штыря слушайся. Он — парень фартовый, вор в законе, с ним не пропадешь.

— Вор? Вы сказали — вор?! — вопит Петя в обиде на свою доверчивость. — А чего ж он капитаном назвался?

— Мало ли что человек о себе скажет! А ты не верь.

— Не верить взрослым? — Петин мир рушится.

— Взрослым-то не верь прежде всего. Словами людишки норовят мысли свои прикрыть. Детишкам неразумным еще иногда можно верить, а взрослым — ни-ни, они тебя враз присобачат: или служи на задних лапках, или на цепь.

— Я знаю, плохих людей ждет плохая участь.

— Э-эх, и в святцах так сказано: не убий, не укради… Каждому воздастся за грехи. Всенепременно. Страшный суд. Да когда он еще будет?.. А пока людишки суд вершат один над другим: неправедный над праведным, грешник над невинным, а в общем — сильный над слабым, а хитрый над дураком. Ездит на нем, помыкает, использует как может. А на что еще человеку ум даден?

— Неправда! Как бы люди жили тогда?

— А они и не живут, малец, маются. Э-эх, и менты маются, и блатные, и приблатненные, и я вот со своими монетами. Помирать скоро, болячки одолевают. Прошла она, жизнь. И не приметил, как прошла: ни кола, ни двора, ни детишек, ни внуков. Пожалей меня, малец.

Он подошел близко к Пете, дышит ему в лицо немытым ртом и вдруг хватает за ухо и дергает. Петя пытается оттолкнуть его, но Крот оказывается жилистым, цепким. Он крутит Петино ухо, будто хочет и вовсе открутить, сладостно приговаривая:

— Будешь бегать, а, будешь дверь ломать?

Мальчик простонал. Крот спрашивает:

— Больно?

— Больно.

Крот крутит еще сильнее, так, что Петя извивается наподобие вопросительного знака, и снова спрашивает:

— Очень?

— Очень, отпустите…

— Зачем на воров похулу клал? А ну повторяй за мной: вор — хороший человек на свете, и все грехи отпусти ему, боже.

— Воры — плохие люди, — сквозь стон мычит Петя.

— Ах, ты так? Тогда вот тебе!

Изо всех сил Крот крутит ухо. Пете кажется, что он уже оторвал его. Боль становится нестерпимой, слезы сами собой брызжут из глаз. Он сжимает зубы, пытаясь не стонать.

— Молчишь, змееныш?

Пете удается изловчиться и лягнуть Крота ногой. Тот вынужден отпустить ухо. Мальчик отпрыгивает, хватает прислоненную в углу палку, замахивается:

— Не подходите!

— А ты, однако, постоять за себя можешь, — с уважением хихикает Крот. — Ну ладно, давай, малец, мириться, еще дружками станем. Старый да малый — два сапога в паре.

— Ну нет, дружить с вами не буду. Вы мне не нравитесь. Может быть, и вы вор?

— До вора еще дорасти надо, малец. Вор как поп в приходе — первый человек. Хочешь, конфет дам?

— И конфет ваших мне не надо.

— А чего ж тебе надо? Австралии?

— Ни от вас, ни от ваших друзей — ничего.

— А если ухо тебе вовсе открутить? — вкрадчивым шепотом спрашивает Крот, продвигаясь к мальчику.

— Я вас не боюсь! — размахивая палкой, кричит Петя. — Вас всех посадят в тюрьму!

— Э-эх, от тюрьмы да от сумы… А ты, малец, однако, страху в душе не имеешь. От глупости или от удали? Да ведь удаль, если разобраться, та же глупость…

Он говорит, придвигаясь все ближе. Петя машет палкой, стараясь не попасть в старика, а только отпугнуть.

В это время звучит резкий звонок.

— Кого еще черт несет? — ворчит Крот. — Погодь, погодь, сейчас открою.

Он смотрит в глазок и отшатывается. Мгновенно лицо сереет, будто покрывается пылью. А звонок не умолкает. Сильный удар сотрясает дверь. Обреченно вздохнув, будто собираясь прыгать в бездну, Крот отпирает замок…

20

Автомобиль мчался прямо по лужам, и, как шофер ни старался проехать аккуратно, он кого-то забрызгал, и вслед машине звучали нелестные фразы. Трофимов морщился, как от зубной боли, но молчал: сам просил шофера поспеть за группой захвата. На поворотах "Волгу" заносило, и следователя бросало то вправо, на дверку, то влево, прижимая к водителю.

— Вон у того подъезда, — сказал Трофимов, и машина, взвизгнув тормозами, дернулась и остановилась, дрожа от последних оборотов двигателя, как остановленный на скаку рысак дрожит от возбуждения.

Имеющиеся у Павла Ефимовича сведения о Штыре и его подручных давали достаточно поводов беспокоиться за судьбу мальчика. Со дня первого сообщения патруля о Вариде и мальчике их видели еще несколько раз, слух о необыкновенном умельце из стройбригады быстро разнесся по всему поселку. Участковый опознал Петю по фото и сообщил, где он предположительно может находиться. У Крота и раньше была плохая репутация, он проходил по различным уголовным делам как скупщик краденого, но выходил сухим из воды: не находилось достаточных улик.

Взбегая по лестнице, Павел Ефимович увидел у двери Крота оперативников из группы захвата. Один из них держал палец на кнопке звонка.

Как только дверь открылась, Крота прижали к стене, оперативники осмотрели комнату и прихожую.

Павел Ефимович подходит к Пете:

— Где Варид?

— Знает он. — Мальчик указывает на Крота.

Трофимов шагнул к Кроту.

— Старый знакомый?

— Старый, старый, цапнули старика и радуетесь.

— Не прибедняйся, Крот, говори быстро, где твои подельщики и Варид? Сам понимаешь: чем раньше их возьмем, тем лучше для тебя.

— Подельщики… Ты мне новое дело не клей. Не знаю никаких таких подельщиков — и все тут!

— Если за это время они что-нибудь натворят, — пристально глядя в глаза Кроту, проговаривает Трофимов, — не вывернешься, обещаю.

На пергаментном лице Крота появляется плаксивое выражение:

— Краем уха подслушал их разговор. Кассу брать они поехали, начальник. И вроде бы тот Варид с ними. Это он их и надоумил кассу брать. Все посчитал. Раньше Штырь на такие дела не отваживался.

— Какую кассу, где?

— Они мне не докладывались.

— Сколько их?

— Штырь, "боцман" и ентот… Варид. Может, и еще кто…

Трофимова кто-то дергает за рукав. Он оглядывается — Петя.