Человек-эхо и еще кто-то (Сборник)

— Так о чем же умолчал Полковник? — спросил он без всякого интереса, лишь бы поддержать разговор.

Жан ответил не сразу. Пожалел ли он, что спьяна затеял этот разговор? Не похоже. Пауза ему была нужна, чтобы опустошить фужер.

— На нас идет большая охота. Не говорил ведь старый хрыч? Мы как загнанные зайцы. Соображаешь? — Он снова потянулся к бутылке.

— И кто они, охотники?

— Разве их разберешь? Визиток они не оставляют. Тут целая свора — боссы от бизнеса, военные, политиканы, мафия. Что им надо? Ищут ходы к Большому Мозгу. Идут на все. Хочешь иметь миллион, два, пять? Отвалят — им позарез нужен здесь свой человек. Удивлен? Радуйся, что у тебя никого нет. Что такое шантаж — знаешь? Сволочная, скажу тебе, штука. У меня тоже никого. У Доктора? У Кормилицы? Как шесты в пустыне — ни родных, ни друзей. У нас только Он, и Он это знает. А больше нам никого и не надо. Не веришь? Побываешь у Него, тогда поймешь. Еще не был? Скоро позовет. Завтра. Попомни мое слово — завтра. Не боишься? Зря ты не приложился.

Он аккуратно слил в фужер остатки виски, медлен но, растягивая удовольствие, выпил и повертел бутылку, словно хотел удостовериться, что она пуста. Поднимался он долго, сложно: вначале уперся ладонями в подлокотники кресла, выжался, подобрал ноги и тогда только встал. Но держался твердо.

— Засиделся? Пойду бай-бай.

Марио проводил его до двери.

— Жан, — обратился он, — ты не подумал, что я могу быть от тех, от охотников?

— Ты? Не смеши. Тебя же просветили насквозь, до позвонка. Или все еще не понял, куда попал? Его не проведешь, у Него промашек не бывает.

Учитель, похоже, ошибся: «завтра» началось и кончилось, а ничего не произошло… То есть события были, и день пролетел в суете, в каких-то хлопотах, разговорах. Не зная, чем он будет заниматься через пять минут, Марио тем не менее не имел ни одной свободной секунды. Как-то так получалось, что одно набегало на другое. На завтрак его пригласили по телефону, и брился он уже на ходу. Удивился, узнав, что живет он в одном коттедже со «святой троицей» — со вчерашнего дня дом не подавал каких-либо признаков жизни. Все уже жевали, когда он появился в столовой. Поздоровались буднично, будто знали его сто лет. Завтракали сосредоточенно, молча, но это было молчание занятых людей, потому не казалось тягостным. Посматривая на Жана, Марио искал следы вчерашних возлияний, но тот выглядел свежо, никаких признаков похмелья. Учитель первым поднялся из-за стола, за ним ушла Сьюзен. Не задержался и Доктор. Перед уходом он спросил, не пожелает ли Марио побывать у него в лаборатории, сказал, что зайдет за ним, вот только управится с кое-какими делами. И все это с подчеркнутой вежливостью, извинениями. В течение дня Марио еще раз встречался и с Жаном, и с Сьюзен, его водили по службам и отделам филиала. Виделся с Полковником — тот объяснил как выбраться, если появится такое желание, из Нью-Беверли, что оказалось очень просто — надо позвонить в гараж и вызвать машину. При всей хаотичности, случайности этих встреч и разговоров Марио с удивлением обнаружил, что лучше и не мог бы распорядиться своим временем. Такое впечатление, словно опытный секретарь заранее жестко распланировал его день и строго следовал этому плану. Поток жизни подхватил Марио, размывая вязкую плотину настороженности и недоверия, и теперь ему казалось, что он уже вечность в Нью-Беверли.

И только к ночи, сразу после ужина, он почувствовал, что совершенно свободен. Не будет больше ни встреч, ни разговоров, и даже нечаянный гость, вроде Жана, не зайдет к нему отвести душу — все оставили его.

Марио покружил по кабинету, не зная, чем заняться, и вдруг обнаружил себя у окна. Высмотреть он там ничего не мог: вплотную почти касаясь ветвями стекол, снаружи подступала молодая секвойя, и только в верхнем углу открывался клочок потемневшего неба. Он заставил себя вернуться на середину комнаты, постоял, покачиваясь на носках. Взгляд остановился на книжном шкафу. Не выбирая, он взял какую-то книгу, открыл наугад. Прочел страницу, на большее его не хватило — он снова стоял у окна.

Потом он выключил свет, решил, что это поможет успокоиться. Стоял в темноте, пытаясь понять, что с ним. Рука нащупала часы. Толчок! Могло и показаться: наверняка, это нервный импульс или ток крови. Но часы словно ожили, он ощущал их так, как если бы под ладонью был мышонок. Еще толчок и короткий писк.

Сигнал прозвучал не столь четко и требовательно, как у часов Сьюзен, и тем не менее это был сигнал, теперь Марио не сомневался, он не ослышался. Невесть из каких уголков памяти всплыла картина: в темном глухом подъезде стоит человек и не решается позвонить, уже и палец на кнопке, а он все раздумывает; когда же наконец собрался с духом, надавил так осторожно, что самому не понять, позвонил он или только собирается.

Ему никто не объяснил, что делать, когда это случится. Но ни растерянности, ни колебаний он не испытывал. Бросился из комнаты — и не к основному выходу, а к боковому. Знал ведь: так быстрей! Со ступенек прыгнул в темноту, побежал напролом, веря, что и вслепую выберется к Башне.

Она призрачным облаком выплывала из ночи. Спрятанные по обочине поляны прожектора в четверть накала освещали ее основание. В рассеянном свете еще угадывались очертания нижних ярусов, а вершина терялась где-то в звездной выси.

Прямо по ходу обозначился портал. Марио направился к нему, не представляя пока, как он проникнет во внутрь и как заявить о себе — голосом, пинком в ворота или же существует какая сигнализация. Литая броня дверных створок отсвечивала холодным блеском. Что стоять, что ломиться — с одинаковым успехом можно было до скончания века.

Ждать однако не пришлось. Створки бесшумно разошлись, пропустив его в просторный бункер, и тут же сомкнулись. Прекрасная ловушка, мелькнула мысль, но созреть не успела: справа в стене образовался проход. Марио шагнул в проем и очутился в кабине лифта. Что это за лифт, он понял, ощутив ускорение подъема. Он плохо помнил свое состояние, вс^ что происходило с ним, напоминало сон. Вот только пробуждение почемуто не наступало. Лифт уносил его в неизвестность, и даже воображение забастовало: он и отдаленно не мог представить, что увидит сейчас.

…задул ветер, заструился, застучал по бумаге песок. Марио очнулся от дремы, сбросил с лица газету. Зеленое солнце ударило в глаза, и весь ослепительный яркий день казался ему со сна зеленым. Во рту пересохло, за ушами и под подбородком щипало от пота. Долго же он спал, если так его разморило. С трудом поднялся, стряхивая въевшийся в кожу песок, выбрался из ложбинки. Кто-то еще был на берегу. Вначале он увидел сложенные на камне вещи, потом женщину. Она выходила из воды, вытирая ладонями лицо. Удивилась, заметив его, — откуда он тут взялся, но не испугалась и даже не попыталась прикрыть руками наготу, как это делают застигнутые врасплох женщины. «Ты что, не видел голых баб?» — сказала без всякого недовольства и пошла к одежде. Он присел на корточки, смотрел, как она одевается. Мир все еще казался зеленым. «А ты не псих?» — спросила она, когда он, увязавшись, приплелся в поселок и уже стоял на пороге дома. «Ладно, заходи, — сказала она. — Только на столе у меня ничего нет. Могу сварить креветки, если хочешь»…

Похоже на пустующую оранжерею, нет, скорее на операционную, только неимоверно большую, для исполинов. По периметру круглого зала шли хромированные конструкции, образующие сложный причудливый узор, отчего стены казались ажурными. Полумрак съедал краски, размывал очертания предметов, усиливая ощущение гулкой пустоты и циклопичности помещения. Но что это? В центре зала на массивном мраморном постаменте, как в гнезде, покоилось гигантское яйцо. За прозрачной скорлупой фосфоресцировала плотная масса, испуская трепетное голубое сияние. Марио решил, что это каким-то образом отражается свет звезднад куполом Башни висело ночное небо.