Хирургическое вмешательство

— Угум.

Лья пил пиво и помахал им рукой. Вдалеке, у ворот, мелькнули пятна яркой белизны и многоцветье воздушных шаров: в сад приехали две свадьбы. Жень засмеялся.

— Классно…

Он даже порывался подойти вплотную, но Дед не дал. Так и стояли, глядя, на дальней аллее; почти невидимый на свету язык негаснущего пламени бился над железной звездой. Проходили гуляющие, шумела листва высоких деревьев, где-то хрипло ударялся в динамиках ритм песни-однодневки. «Все они небрежны и равнодушны, — думал Ксе. — Почётный караул ждёт смену. Невесты с женихами думают о себе. Остальные просто так гуляют. Только смотрят, ничего больше…»

Это была правда.

А потом произошло чудо.

Маленькое чудо, которого вполне можно было ожидать, но настолько нужное, что по закону подлости его просто не могло случиться. Может, сама богиня удачи услышала крик Матьземли и сумела утаиться от собственных жриц, помогая маленькому сородичу — потому что шли от Исторического музея, гуськом, старомодно держась за руки по двое и стараясь не отставать, тихие немосковские дети с серьёзными лицами. Целый класс приехал на экскурсию в Кремль. Они миновали фонтаны, опасливо косясь на толпу, и остановились перед мемориалом. С аллеи не было слышно, что говорит экскурсовод, но дети слушали его, слушали и смотрели — более строгие, нежели скованные среди огромной страшной столицы — смотрели и слушали, думали и чувствовали, пытались представить, как это было и где, когда и почему, что за человек навеки лёг здесь, что он думал, решаясь на смерть… Под конец одна из девочек, должно быть, особо ответственная отличница, на подгибающихся ногах шагнула вперёд и положила на камни гвоздику.

Женя повело. Он зашатался, тихо поскуливая, и повис на руке Ксе.

Шаман подхватил божонка и прижал к себе, надеясь, что жест сойдёт за дружеское объятие; а то и за братское сойдёт — пришло в голову, что они могут показаться родичами, сущие дед и два внука…

— Ой-й… — стонал Жень, — бли-ин-н… я щас сдохну…

Арья неуклюжим движением обогнул их, загородил Женя с другой стороны, и безжалостно выкрутил богу ухо. Тот взвизгнул.

— Возьми себя в руки, — сурово велел Дед. — Тоже мне…

Жень послушно начал тереть ладонями виски, отчаянно шепча: «Щас-щас-щас… Это ничего. Это я отвык. Это я умею, это фигня…»

— Тише, не крутись… — пробормотал Арья неразборчиво, точно у него заплетался язык. — Ох ты ж сопля…

«Не в его возрасте такие кренделя выписывать, — скорбно подумал Ксе и вспомнил, что Дед ни часу не спал ночью, а с вечера был плох сердцем. — Чтоб тебя, дурака старого! Бессонливый он… Что я делать буду, если вы оба на мне повиснете? Тут не то что люди, тут толпы ходят! Лья, дери тебя!.. где ты?»

— Сопляк… — продолжал старик, болезненно поматывая головой, словно его мучила заноза внутри черепа. — От огня поплыл, от цветка поплыл… Ксе!

Тот вздрогнул.

— И вот ему! — Арья грозил скрюченным пальцем и казался пьяным, — ему бы кровавую жертву вкатили… тыц… по полной…

Ксе стиснул зубы. Что-то он когда-то читал про такое… Легче всего предположить, что Деду плохо от чуждой энергетики, от высоких концентраций антропогенных сущностей на квадратный метр тонкого пространства, от постоянного контакта с богиней, которую он на протяжении всего нескольких часов уже с полдюжины раз просил…

Но есть и другой вариант.

Дед стар и измучен.

У людей бывают инсульты.

От кафе уже торопился Лья. Ксе одарил его свирепым взглядом, пытаясь удержать учителя на ногах так, чтобы это не выглядело подозрительным; беспокоясь об Арье, он нечаянно выпустил божонка, но соображалка у Женя работала — он, пугающе завалившись вперёд, переступил, повернулся и просто плюхнулся на узкий бордюр, напоминая неформального подростка, вздумавшего посидеть на траве…

И взмыленного Лью отрезали от них ментавры.

На громадных лоснящихся лошадях ехала конная милиция Александровского; один ментавр был девушкой, второй — вовсе непонятно кем. Крупные пластмассовые амулеты болтались по бокам лошадиных морд, те же знаки белели на чёрных жилетах всадников: символы бога власти.

— С вами всё в порядке? — спросила девушка. Неопределённый спутник оглядывался.

Ксе напряжённо улыбнулся.

— Да вроде бы…

— А что? — всё ещё крутя головой, спросил второй ментавр неопределённым голосом.

— Мы, блин, по «горячей собаке» съели, — соврал с газона Жень, очень натурально держась за живот. — Дрянь какую-то в них пихают, гады… блин.

— Да уж, — вздрогнув, глухо сказал Арья над плечом Ксе. У того мурашки побежали по коже.

— А-а, — ответили ментавры. — Сортиры там.

И уехали в указанном направлении.

Дед шумно выдохнул, ткнувшись лбом в плечо ученика. Снова. В третий раз так же, выверенным, ровным, глубоким выдохом. Тем временем Лья, всё ещё серый от нервного напряжения, шагнул мимо них к Женю, поднял божонка с травы и по-хозяйски взял под руку. «Ты… блин… поаккуратнее, — донеслось до Ксе недовольное ворчание, — меня тошнит, между прочим…»

— Ох… — Арья, наконец, поднял лицо и бледно улыбнулся. — Ох, Мать… я уж д-думал, всё.

— Лья, — сухо окликнул Ксе, — Деду в больницу надо.

— Дурак, — с нежностью сказал Арья. — Я т-тоже д-дурак. Я п-поздоровее тебя буду…

— Дед!

Тот засмеялся, потрепал волосы Ксе безукоризненно твёрдой и лёгкой рукой, и сообщил на ухо:

— Девки-то — трансляторы.

— Какие девки? — не понял Ксе. — Милиционерши?

— Они, они. Пойдём-ка и вправду отсюда, Лья, Жень, д-догоняйте. Жень, т-ты там как? Ну и хорошо, и хватит т-тебе на сегодня… Девки эти — формально не жрицы, никаких п-посвящений не имеют и через стихию не читаются, но по функции они, к-когда на дежурстве — кумиры храмовые… Амулеты видел? Они, девки эти, вызывают, концентрируют и транслируют мыслежертвы богу власти… А я через стихию смотрел, да ещё не куда-нибудь, а на т-тебя, Женька, и т-тут… вдруг… шваркает мимо ещё одна ан… антропогенная сущность. Которой мы с вами сейчас встаём костью в горле. Ох…

— Пора валить, — заключил Лья.

Ксе разглядывал безупречно ровный асфальт, думая, что бог власти должен находиться в том же положении, что и бог наживы. Хотя вполне вероятно, что жрецы тут ни при чём. Жречество — это часть власти, а они идут против жречества, и значит, гнев бога на них. «Вот не было печали», — уныло подумал шаман. Остаётся только уповать на Матьземлю, надеясь, что стихия сумеет отстоять собственные желания. Её воля старше и всяко могущественней, но ситуация определённо малоприятная…

— Лья, — сказал Дед Арья, — куда им теперь? Долго п-прятаться не надо будет. Ночь, две, максимум т-три.

Ксе внутренне улыбнулся. Дед всегда знал, кого на какой участок лучше ставить. Теперь ясно, что он замышлял, подзуживая Лью и затаскивая его в эту историю. Ксе подозревал, что ещё не раз и не два Лье будут задавать этот вопрос — куда ехать и где прятаться.

Не найти человека компетентней шамана Льи.

«Так ему и надо», — подытожил Ксе и впустил улыбку в глаза. На него настороженно и с надеждой смотрел Жень — на него, а не на мудрого Деда или изощрённо-умного Лью — и потому Ксе чувствовал ответственность за божонка. Ответственность лежала на всех, принявших просьбу великой стихийной богини, но Арья и Лья только рассчитывали и планировали, а Ксе должен был ещё успокаивать. Ободрять.

Почему-то он был рад этому.

Жень улыбнулся ему — в ответ.

Лья думал.

— Если дня на два, то можно на мою старую площадку, — сказал он. — Там ремонт будет, а пока она пустая стоит. Ночевать, в принципе, можно.

— Ладно, — удовлетворённо ответил Дед.

И Ксе вздрогнул, потому что закончил Арья словами:

— А вам в метро.

— Ч-чего?

— Улетаете, да, дедушка? — посопев, спросил Жень.

— Ага. — Арья обернулся и потрепал бога по макушке. — Ты не волнуйся. С тобой Ксе останется, и Лья поможет. Так, Лья?

Тот пробурчал что-то неразборчивое, но интонации учителя не позволили отступить.