Дважды рожденный

— Очень много: четыреста пятьдесят наибольших давлений.

— Значит, девятнадцать лет. Принимая во внимание, что гоми живут 30-40 лет, ты прожила уже половину жизни. Ты уже замужем?

— Теперь нет.

— Почему же теперь?

— Потому что мне очень нравится Токи: он такой сильный.

— Но ведь ты до сих пор не знала, что я сильный.

— Все равно, ты мне нравился, а теперь я знаю все, что мне надо знать: ты будешь моим мужем, если захочешь.

Профессор рассмеялся. Он знал, что отношения мужчин и женщин здесь до смешного примитивны, но ему никогда не приходило в голову, что вопрос этот может так легко разрешаться. Во всяком случае это было исключительное «объяснение в любви».

— А как же твой муж? — спросил он, все еще улыбаясь.

— Он уже десять наибольших давлений не муж мне.

— О, это очень много. И в течение всего этого времени я тебе нравился?

— И в течение всего этого времени я любила Токи.

Эта наивность тронула профессора. Вдруг у него мелькнула мысль. Показывая на план дворца, он спросил:

— Это ваш дворец?

— Наше «племя».

— Можешь ты, Нифе, проводить меня туда?

Профессор указывал на изображение туннеля.

Нифе подумала сначала, внутри ее происходила, повидимому, борьба; наконец, она сказала:

— Туда нельзя, но все равно, раз ты этого хочешь...

И Нифе посмотрела на профессора глазами, в которых светились, казалось, доверие и нежность. А, может быть, это профессору показалось? Как могут быть у этих рыбо-людей такие чувства. Ведь это не люди, а бесстрастные чурбаны! А, впрочем, что он знает о них?

Профессор и Нифе спустились вниз и направились по одному из шести длинных зал, освещенному очень слабым зеленоватым светом.

— Разве уже время отдыха? — негромко спросил профессор.

— Да, видишь, все ниши заняты.

— Нифе, объясни мне одну странность: в зале спят только молодые люди, стариков очень мало и совсем нет маленьких детей.

— Ты не знаешь разве? У кого есть семья, тот живет в одном из верхних зданий дворца. Здесь, внизу спят гоми, еще не имеющие семьи или уже потерявшие ее. Когда детям минет восемь лет, их тоже отправляют сюда.

— А, понимаю, здесь, значит, царство холостяков. Ясно, что интимные отношения в семье требуют уединения. Я, однако же, заметил, что гоми вообще не стесняются проявлять свои чувства также и в присутствии других. В этом отношении они напоминают мне обезьян, которые в зоологическом саду в присутствии публики проявляют всякие свои эмоции...

— Как всегда, я очень слабо понимаю тебя. Ты говоришь о вещах, которые гоми совершенно не известны. А вот и спуск в туннель.

Но как раз перед входом на трап как из-под земли выросли три фигуры гоми и загородили дорогу.

— Ах, чорт! Когда же кончится эта слежка?

Профессор был взбешен и готов был ринуться и разорвать этих ненавистных ему рыбо-людей.

— Не надо, — тихо проговорила Нифе, мягко взяв руки профессора в свои.

Профессор вдруг остановился пораженный: руки Нифе были теплые, тогда как у большинства гоми они были всегда холодные, точно гоми были лишены крови.

Теперь уж он, а не женщина, держал ее руки в своих и с удовольствием их ласкал.

Меж тем Нифе что-то сказала, и трое гоми исчезли.

— Напрасно ты меня остановила, — с сожалением заметил профессор. — Я бы с удовольствием свернул всем троим их дурацкие шеи.

— Увы, Токи, один из них был вооружен. А ты еще не знаешь, какое это страшное оружие.

Оба замолчали и пошли по туннелю.

От высокого и просторного туннеля шли в обе стороны коридоры меньших размеров, от них, в свою очередь ответвлялись другие, и все они извивались и пересекались между собой, образуя на редкость сложный лабиринт.

На полу коридоров лежали рельсы, которые слабо поблескивали в зеленом полумраке. Иногда попадались громадные пространства, сплошь выработанные и походившие на бесконечные пещеры.

— Здесь уже давно идет добыча минеральных масс для выработки одежды, — объяснила Нифе. — Отсюда же брали, как рассказывают, и материал для постройки нашего жилища.

По главному туннелю шла массивная металлическая труба, имевшая в диаметре около метра. По поводу этой трубы Нифе рассказала легенду. Поставили ее когда-то могучие надводные слуги света, духи и подарили в пользование гоми. Гоми могли лететь в трубе со сказочной быстротой. Два раза в год каждый гоми выходил в надводный мир и видел много, много света. Говорят, что этот источник света вечно висит вверху в виде громадного круга и смотреть на него нельзя. Один гоми забыл поклониться однажды свету, и за это духи лишили их возможности пользоваться этой трубой. С тех нор гоми редко видят свет, и еще ни один смельчак, отваживавшийся итти в трубе, не вернулся назад. Но должен притти Сильный. Он-то и вернет гоми возможность пользоваться трубой.

Нифе крепче прижалась к профессору, и последний без слов понял ее тайные мысли: она, как, может быть, и другие гоми, склонна видеть в нем этого Сильного. Некоторые намеки Чона и всеобщее почтение как будто подтверждали правильность подобного предположения.

— Бедная Нифе! — тихо воскликнул профессор. — Это всего только пневматическая дорога, а, может быть, и электро-магнитная. И строили ее простые люди, а не духи. Куда она ведет, эта труба?

— Туда, в надводный мир.

— Значит, и туннель ведет туда?

— Не знаю... Нет, не думаю.

— Знаешь, что? Давай попробуем выбраться по туннелю!

— Ой, нет, нет, Токи! Я очень боюсь... Там духи, там «разрушители машин». Никто не возвращался назад...

Профессор теперь, как и до этого, лишний раз убеждался в том, насколько еще грубы, суеверны гоми. Как странно, что наряду с этим гоми обладают также и изумительными познаниями во многих научных областях!

— Пойдем, я больше не могу здесь оставаться, — сказал он и смело зашагал вперед. — По крайней мере убедимся, есть ли отсюда выход.

— Нет, Токи, не надо, не ходи... Там смерть. Не ходи... я боюсь...

Но профессор, не оглядываясь, широкими шагами двинулся вперед.

— Подожди, Токи, — послышался голос Нифе. — И я с тобой!

Они шли долго. Свет делался все слабее и слабее. Уже с трудом можно было различать трубу, стены туннеля давно слились с темнотой.

Меж тем, конца туннелю все еще не было.

Свет совсем замер, и оба путника были окутаны темнотой.

Нифе начала дрожать и не выпускала руки профессора.

— Не надо дальше, Токи: я боюсь.

— Пройдем еще немного.

Профессор почти тащил Нифе за собой. Вдруг впереди он ощутил преграду и стал пробираться ощупью. Скоро он наткнулся рукой на острый каменный выступ. Шаря руками, он прошел от стены до стены поперек туннеля.

Дальше путь был загорожен.

— Да, — бормотал профессор, — но труба идет в эту стену и, повидимому, идет дальше. Значит, и туннель идет дальше. Кому-то понадобилось завалить этот туннель. Чорт возьми! Горсточка динамита — и путь на поверхность открыт.

Он горько вздохнул.

— Пойдем, Нифе!

— Я очень устала, Токи.

— Тогда давай отдохнем.

И оба опустились на трубу, здесь наполовину скрытую в почве туннеля.

Профессор начал думать о странной судьбе этого народа, какими-то неведомыми путями попавшего под воду, на дно морское. Сколько их, дворцов этих! Что, если бы обследовать боковые второстепенные туннели? Там запасные дворцы, о которых когда-то говорил Чон. А какие массы горных пород извлечены здесь! Ведь он со своей спутницей шел долго — не меньше двух часов. Десять километров! А боковые коридоры! Профессор только на одной стороне насчитал их не меньше трехсот.

Загадочный мир, загадочный народ! Да и народ ли это? Дети у этого народа предоставлены с восьми лет сами себе, в тринадцать лет они женятся, изучив к этому времени какое-нибудь не хитрое ремесло. Нет школ, нет наук. Погибшие существа!

— Не пойдем ли обратно? — обратился профессор к Нифе, сообразив тут же, какого важного союзника приобрел он в ней.