Корабль смерти, Стальной человек и другие самые невероятные истории (сборник)

— Кэрол! Кэрол! — Он заколотил в дверь ее квартиры, после пятиминутной пробежки от метро и прыжков вверх по ступенькам сердце бухало как барабан. — Кэрол!

Она рывком распахнула дверь, на лице отражалась тревога.

— Оуэн, что?.. — начала она, потом взвизгнула от неожиданности, когда он оторвал ее от пола и закружил так, что подол ночной рубашки захлопал шелковыми краями. — Оуэн, что случилось?

— Смотри! Смотри! — Он опустил ее на кушетку и, встав рядом на колени, протянул ей смятое письмо.

— Ах, Оуэн!

Они обнялись, и Кэрол смеялась и плакала. Он ощущал сквозь тонкий шелк, как она мягко прижимается к нему, чувствовал влажное прикосновение ее губ к щеке, ее теплые слезы, текущие по его лицу.

— Ах, Оуэн, милый!

Она взяла его голову обеими руками и поцеловала, потом прошептала:

— А ты переживал.

— Уже нет. Больше уже нет!

Издательский дом горделиво возвышался над городом, внутри: драпировки, панели, тишина.

— Будьте добры, подпишите здесь, — показал редактор.

Оуэн взял ручку.

— Ур-ра! Привет! — Он отплясывал польку среди коктейльных бокалов, оливок, тарелок с закусками и гостей.

Кто-то хлопал в ладоши и орал, воздвигая в сердцах соседей монументы богиням мести. Кто-то толкал речь, рассыпаясь смехом, который звучными ртутными шариками раскатывался по комнатам и коридору квартиры Кэрол. Кто-то угощался за троих. Кто-то извергал ниагары отторгнутого телом алкоголя. Кто-то выдувал клубы никотина. Кто-то пытался увеличить население страны в темной, заваленной многочисленными пальто спальне.

Оуэн вскочил с места и заорал.

— Я краснокожий! — Он схватил Кэрол за растрепанные волосы. — Я краснокожий, я хочу твой скальп! Нет, не хочу, хочу тебя поцеловать! — И он сделал это под дикие аплодисменты и улюлюканье. Она повисла на нем, их тела слились. Аплодисменты становились все жарче. — И на бис! — объявил он.

Смех. Одобрительные крики. Грохочущая музыка. Кладбище пустых бутылок в раковине. Шум и бьющая энергия. Коллективное пение. Кавардак. Полицейский у двери.

— Входи, входи, защитник порядка!

— Так, прекращайте безобразие, люди в доме хотят спать!

Тишина среди бедлама. Они вместе сидят на кушетке, наблюдая, как свет зари разливается по подоконнику. Кэрол в ночной рубашке жмется к нему, полусонная, Оуэн прижимается губами к ее теплой шее и ощущает пульсацию крови под атласной кожей.

— Я люблю тебя, — шепчет Кэрол.

Ее губы, его губы. Жаждущие, они находят друг друга. Он вздрагивает от удара электричества, скопившегося на ее шуршащей рубашке. Он тянет за лямки и смотрит, как они соскальзывают с бледных круглых плеч.

— Кэрол, Кэрол.

Ее пальцы кошачьими коготками впиваются ему в спину.

Телефон звонит, звонит. Оуэн открыл один глаз. В веко будто воткнули раскаленные вилы. А когда веко поднялось, эти вилы прошли прямо в мозг.

— О-о-о! — Он зажмурил глаза, и комната исчезла. — Хватит уже, — пробормотал он несмолкаемому телефону и гоблинам в железных башмаках, которые плясали кадриль в его голове.

Где-то на другом конце вселенной открылась дверь, и звон прекратился. Оуэн вздохнул.

— Алло? — произнесла Кэрол. — О. Да, он здесь.

Он услышал шуршание ночной рубашки, ощутил прикосновенье ее пальцев к плечу.

— Оуэн. Проснись, дорогой.

Он видел только глубокую ложбинку между холмами розовой плоти под полупрозрачным шелком. Он потянулся к ней, но она уже уходила. Его рука схватила ее и притянула ближе.

— Телефон, — напомнила Кэрол.

— Стой, — Он привлек ее к себе.

— Телефон.

— Подождет. — Голос его звучал глухо, потому что он прижимался ртом к ее затылку. — Я завтракаю.

— Милый, телефон же.

— Алло, — произнес он в черную трубку.

— Это Артур Минз, мистер Кроули, — сообщил голос.

— Да! — В мозгу раздался взрыв, но он все равно улыбался: это был тот самый агент, которому он звонил вчера.

— Вы не пообедаете со мной? — спросил Артур Минз. Приняв душ, Оуэн вышел в гостиную. Из кухни доносились шарканье тапочек Кэрол по линолеуму, шипение бекона, темный аромат кофе.

Оуэн остановился. Нахмурившись, посмотрел на кушетку. Как он на ней оказался? Он же был в одной постели с Кэрол.

В свете раннего утра улицы были будто из другого мира. После полуночи Манхэттен превращался в остров волнующей тишины, в затаившийся просторный акрополь из камня и стали. Оуэн проходил мимо молчаливых цитаделей, и его шаги звучали как тиканье бомбы.

— Которая взорвется! — воскликнул он.

— Взорвется! — выкрикнули в ответ стены затененных улиц.

— Взорвется и разнесет шрапнель моих слов по всему миру!

Оуэн Кроули остановился. Он раскинул руки и обнял весь мир.

— Ты мой! — крикнул он.

— Мой! — отозвалось эхо.

В комнате было тихо. Счастливо вздохнув, он присел на кровать, скрестил ноги и развязал узлы на шнурках. Который час? Он взглянул на циферблат. Два пятьдесят восемь ночи.

Прошло пятнадцать минут с того мига, как он загадал желание.

Он насмешливо хмыкнул и уронил ботинок. Нелепая фантазия, ничего больше. Да, прошло бы ровно пятнадцать минут, если бы ты предпочел пропустить один год, семь месяцев и два дня с тех пор, как стоял здесь в пижаме, одурманенный мечтой. Наверняка, если оглянуться назад, покажется, что эти девятнадцать месяцев пролетели быстро, но все же не настолько. Если бы он захотел, он мог бы благополучно расписать каждый из прошедших дней по пунктам.

Оуэн Кроули еще раз хмыкнул. Вот уж действительно, нелепая фантазия. Причуды разума. Разум такая странная штука.

— Кэрол, давай поженимся!

С тем же успехом он мог дать ей пощечину. Она застыла, глядя непонимающим взглядом.

— Что? — переспросила она.

— Поженимся!

Она не отрывала от него глаз.

— Ты серьезно?

Он крепко обнял ее.

— А ты как думаешь?

— Боже, Оуэн. — Она на миг прижалась к нему, затем вдруг резко откинула голову и засмеялась. — Не могу сказать, — хохотала она, — что это полная для меня неожиданность.

Потом был белоснежный дом, скрытый летней листвой. В большой гостиной царила прохлада, они стояли на ореховом паркете, держась за руки. За окном шуршали деревья.

— Данной мне властью, — произнес мировой судья, — в соответствии с законом суверенного штата Коннектикут, я объявляю вас мужем и женой, — Он улыбнулся. — Можете поцеловать невесту.

Их губы разъединились, и Оуэн увидел, что у нее в глазах блестят слезы.

— Привет, миссис Кроули, — прошептал он.

«Бьюик» жужжал по тихой проселочной дороге. Кэрол сидела, прижавшись к мужу, радио наигрывало «Мгновенье или вечность» в аранжировке для струнных.

— Помнишь? — спросил он.

— Угу, — Она поцеловала его в щеку.

— Ну и где же тот мотель, что рекомендовал нам старик?

— А это не он там впереди?

Шины прохрустели по гравию и замерли.

— Смотри, Оуэн.

Он улыбнулся. «Альдо Уивер, управляющий» — было написано на тронутой ржавчиной табличке.

— А, брат Джордж, он многих уже переженил, — говорил Альдо Уивер, провожая их к домику и отпирая дверь. После чего Альдо откланялся, а Кэрол прислонилась спиной к двери, защелкивая замок.

— Теперь ты мой, — прошептала она в тихой комнате, затененной кроной дерева.

Они прохаживались по пустым гулким комнатам маленького домика в Нортпорте.

— О да, — счастливо воскликнула Кэрол. Они стояли у окна гостиной, глядя на тенистый сад за стеклом. Ее рука скользнула в его руку, — Дом, — сказала она, — милый дом.

Они переехали и обставили комнаты. Продался второй роман, третий. Джон родился, когда ветер заметал лужайку снегом, Линда — знойной летней ночью, под стрекотание кузнечиков. Прошли годы — череда движущихся декораций с изображенными на них событиями.

Оуэн сидел в тишине своего крошечного кабинета. Он задержался допоздна, вычитывая корректуру нового романа, «Одной ногой в море». Наконец, едва не падая от усталости, он закрыл самопишущую ручку и отложил в сторону.