Особо опасная особь

тавала и целовалась cнова — что ж поделать, гостей нельзя обидеть.

Лина и Иржи сидели во главе самого большого, самого длинного стола. Лина в длинном платье из домотканого льна — белом, с красными лентами, нашитыми на груди и рукавах. Её роскошная коса с вплетенными цветами лежала на макушке толстым золотистым кренделем. Иржи — в забавном пиджачке, черном и кургузом, в шляпе-цилиндре, на шее — галстук-бабочка. По правую руку от Иржи сидел его отец, бодрый старичок по имени Вацлав. По левую руку от Лины — ее папа, Юзеф Горны — пьяненький, растрепанный, счастливый донельзя.

— Ну и что, дочка, что он чех? — прокричал в ухо Лине отец. — Мы, поляки, с чехами братья и сябры, forever and ever. Чехи и ляхи, да. Едина кровь! Твой Иржи, он ладный хлопчик. И кум мой новый, Вацлав, парень хоть куда… Ты не ошиблась, дочка, Хеленка моя милая. Хоть раз в жизни не ошиблась. Кум, дай чокнуться с тобой, сукин ты сын, пся крев! Горько! Горько!!!

Юзеф поднялся, уронив стул, и нетрезвой походкой направился к парню Вацлаву. Стариканы обнялись, основательно окатив друг друга пивом, едва не упали, удержались все же на ногах совместными героическими усилиями, и завопили в две глотки:

— Горько! Горько нам!!! Целуйтесь, новобрачные!

— Умник, я сейчас умру, — сказала Лина на ухо Иржи. — У меня губы уже, наверное, как две подушки, да?

— Хорошие у тебя губки, — ответил Иржи. — Не фантазируй, детка. Свадьба бывает раз в жизни… во всяком случае, я надеюсь, что в нашей с тобой жизни будет именно так. Поэтому отдувайся.

— Я тебя люблю, Умник, — шепнула Лина.

— Тем более отдувайся.

Они целовались недолго — полминуты, не больше, и Лина все полминуты думала о том, как это глупо — целоваться по заказу. Потом поклонились гостям и сели.

— Ты уже не брезгуешь мной? — спросила Лина.

— Нет, — Умник улыбнулся. — А ты что, не заметила? Вчера. И позавчера? По-моему, я был хорош. Сам собой горжусь.

— Ты хорош. Хорош… — Лина провела пальцами по узловатой кисти Иржи. — Только почему ты обманул меня? Почему вначале привез меня не в Чехию, а в жуткую примитивную Россию? Я так расстроилась…

— Так было нужно, — сурово сказал Иржи. — Не забывай, что я шпион, спецагент, сотрудник Всемирного антигенетического чешского комитета имени Яна Жижки. Я всегда на боевом посту!

Словно в подтверждение этих слов за оградой двора раздались крики, затрещали выстрелы, тяжело бухнули взрывы — сотрясли землю, уронили на столы кружки, залили пивом колени гостей. Завопили мужчины, разом заплакали беременные женщины. Створки ворот слетели с петель, широченный американский джип с пулеметом на крыше неспешно вкатился во двор, дверцы его распахнулись. Из джипа выпрыгнули трое — квадратный блондинистый янки, негр, черный как головешка, и латинос с набриолиненными волосами. Все трое — в зеркальных очках и синих пиджаках с желтыми блестящими пуговицами.

— Спокойно, европейские ублюдки, — вальяжно произнес негр. — У вас есть право лгать на каждом шагу, нарушать законы и ненавидеть Америку