Эскадра его высочества

— Каки-таки проделки? — прогудел предводитель ряженых. — Закон Заповедный справляем. Ты давай того, поаккуратнее, т-твое просветление! Ишь какой неслушный…

А потом добавил, умница:

— Еттого, со шпажонкой, — тоже в бочку.

— Так мокрили уже, — сказал кто-то.

— Разве? Когда?

— Да поутру. Господин барон… это. Кавальяк выставляли.

Предводитель ряженых почесал затылок.

— Кавальяк? Ну и чего? Пущай с попом побарахтается. Тудысть!

— Хлипкий он какой-то.

— Ничего. Не застудится, — ухмыльнулся Егудиил. — В бочке, почитай, вода уже святая!

Ряженые обидно захохотали. А Гийо, бултыхаясь в бочке под водосливом, лишь скрипел зубами. До него начало доходить, как тонко Обенаус все рассчитал и как изящно себя освободил: ни одного из участников опознать невозможно. Сколько сейчас ряженых в Муроме… И еще учел Обенаус, что ссориться с посадником Покаяне вообще ни к чему. Поскольку на носу война с Поммерном. Умен, пес. Ловок, шельма. Но ничего, ничего, ничего. Теперь против этого барончика ополчится весь орден Сострадариев и вся пресвятая Бубусида. А уж проконшессто Гийо постарается…

— Шпагу, шпагу не отбирайте, — вдруг заволновался обрат Сибодема. — У барона то есть.

— А пошто?

— Иначе война будет! В виде боевых действий.

Ряженые опять захохотали.

— А если со шпагой макнем, война будет?

— Нет, наверное, — с умудренностью сказал Сибодема. — Только насморк.

И шумно высморкался. У него сильно чесалось под мокрой рясой, но он героически не чесался на виду у муромских дикарей. А то возомнят о себе несусветное.

5. КУРФЮРСТЕН-ЯХТ «ПОЛАРШТЕРН»

Покачиваясь на мягких рессорах, экипаж катился в сторону Теклы.

Его крыша порой задевала низкие ветви, стряхивая с них дождевую воду. Ждан удобно развалился на подушках и глядел в окно кареты.

Ночью и под дождем место недавнего пикника выглядело совсем иначе, чем днем. Хмуро, безрадостно. Над рекой висел плотный туман. Его полосы протянулись к берегу, расползлись по лесу и наполовину скрыли стволы сосен. Деревья от этого казались воткнутыми в серую массу, как свечи в именинный торт. Или в пирог с черемухой, подумалось вдруг Ждану.

Он опустил стекло и выставил голову наружу.

Тотчас же в ноздри ударила сложная смесь из запахов хвои, водорослей, прели; усилились стук копыт о намокшую песчаную дорогу, шум сосен, дребезжащий звон колокольчика. За шиворот скатилась холодная капля.

Ждан поежился, но голову не убрал, поскольку впереди показались ворота той самой усадьбы, в которой чуть больше суток назад гостевала честная студенческая компания. Оказывается, не только в сказках все может измениться в один день! От всего случившегося веяло тайной, приключениями, опасностями. Можно было сделать свою судьбу, сделать себя. Ждану это нравилось. Однако сильно много тумана окружало все дело. И в прямом, и в переносном смысле. Он подумал, что вопреки уверениям противошпионного генерала Фромантера какой-то подвох все же должен быть.

Карета миновала скупо освещенную виллу, повернула влево и покатила вдоль знакомого забора из красных кирпичей.

Минувшим вечером эту часть поместья Ждан разглядеть не мог, поскольку ее скрывал пригорок, и скрывал не случайно, — оказалось, что здесь в берег врезался узкий, облицованный серым камнем канал.

В нем белели две небольшие прогулочные яхты со свернутыми парусами. Еще одна яхта, лишенная мачты и укрытая брезентом, покоилась на слипе. Дальше, у самого выхода в Теклу, к стенке был причален морской баркас с полной командой гребцов. Перед ним карета и остановилась.

Дверцу тут же распахнули.

Сильнее запахло речными водорослями. И еще — смолой. В черной ночной воде канала качались блики газовых фонарей. На пирсе Ждан увидел флотского офицера в белом шарфе и перчатках.

— Господин Кузема-младший? — спросил офицер.

— Я есмь Кузема. Младший.

Офицер поднес к козырьку два белых пальца.

— Мичман Петроу. Тоже младший.

— О! Ваши предки из Мурома?

— Нет, из Песцов.

— Это где?

— Да в княжестве Четырхов.

— А! Ну, Четырхов — почитай тот же Муром.

— Да, почти.

— Приятно познакомиться. Меня Жданом Егорычем кличут.

Мичман еще раз поднес пальцы к козырьку.

— Виталий.

— А по батюшке?

— Анатольевич. Прошу на баркас, сударь. Через десять минут мы должны быть на борту.

— Во как, — без особого восторга отметил Ждан. — По минутам все рассчитано?

— А как же иначе? — удивился мичман Петроу. — Кригсмарине, дорогой земляк.

— Ладно. Посмотрим вашу кригсмарину.

Вечерний туман укутывал монаршью яхту. Издали были заметны только голые мачты. Лишь метров со ста пятидесяти корпус «Поларштерна» стал смутно прорисовываться, как на листе ватмана с размывкой.

Крепкие, тренированные матросы гребли на совесть, баркас плыл быстро, и вскоре в мутной туманной массе уже различался высокий борт с длинным рядом пушечных портов.

Ждан знал, что яхта Бернара Второго была выстроена по эскизам самого курфюрста. Она имела длину и оснастку линкора при несколько меньшей ширине и осадке. Эта относительная узость делала «Поларштерн» судном менее устойчивым при боковой качке, зато более быстроходным, способным оторваться от превосходящего по мощи корабля. А над быстроходными фрегатами яхта имела преимущество в артиллерии. На ее нижней палубе располагались десятки очень дорогих пушек со стволами из лучшей стали. Их могло быть и больше, однако следующая палуба почти целиком отводилась под комфортабельные каюты, там на месте пушечных портов уютно светились прямоугольные иллюминаторы. Из этого следовало, что «Поларштерн» все же не предназначен для эскадренного боя, в котором корабли час за часом громят Друг друга страшными бортовыми залпами.

Еще выше располагалась палуба, открытая в средней части, но с надстройками на оконечностях. Носовая из них, или форкастель, вмещала в себя просторный камбуз, кабестан и трапы в нижние помещения. На ее крыше стояла батарея легких пушек, сразу четыре из которых могли вести огонь по курсу. А в кормовой надстройке, начинающейся от грот-мачты, располагались личные апартаменты курфюрста и каюты для наиболее важных лиц из его окружения.

Наконец над ними, в короткой надстройке между бизанью и кормовым свесом, обитали капитан и старшие офицеры.