Искатель. 2009. Выпуск №5

— Ваши бестолковки от такого удара лопнут веселей арбуза.

Парни поверили и, не дожидаясь обратной электрички, пошли ловить попутку.

Двойняшек это ничуть не огорчило, даже наоборот. Я дал им слово бывать у деда чаще. Добираясь до дома, решил жениться на обеих сразу, чтобы все хорошее оставалось в семье, не распыляясь.

Об этом я заявил Билли. Тот одобрил:

— С точки зрения продолжения рода человеческого, полигамный брак гораздо продуктивнее.

Ну, вот и договорились.

Произошло событие гораздо печальнее папашкиной измены — бабушка умерла. Ей в те дни было вдвое тяжелей: к переживаниям из-за развала семьи добавились тяготы неопределенности собственной судьбы. Все были заняты своими проблемами и забыли о ней — тихой, скромной, терпеливой. Семья развалилась на две половинки, и ни одна из них не звала к себе бабушку. Бобчинский молчал — может, думал, что она, как само собой разумеющееся, останется с сыном — самым родным ей человеком. Но само собой могло разуметься, что она уедет с любимым внуком.

Мы увязывали личные вещи и прислушивались к моторным звукам за окном. Бабушка суетилась — то помогая нам, то садясь в сторонке, отрешенно и горестно вздыхая. Мама поняла ее состояние. Она обняла свекровь, чмокнула в щеку:

— Вы же с нами, Валентина Ивановна? Что-же вы не собираетесь?

— Да-да, — бабушка всхлипнула и ушла в свою комнату.

Мы подумали — собираться.

Вспомнили о ней, когда в прихожей затопали грузчики.

Она сидела у столика, положив на него руки, а голову откинув к стене. Глаза были открыты, но жизни в них уже не было.

Вещи отправили на новую квартиру, но задержались в старой еще на два дня — устраивали бабушкины похороны.

Гроб стоял на табуретках перед подъездом, когда подъехал генерал. Он так свирепо зыркнул на бывшего своего зятя, 4fo бедолага юркнул в свою машину. На кладбище стоял одинокий, жалкий, под зонтиком — моросил дождь. Когда уехал дед, приблизился к нам и протянул руку. Я недоумевал — прощения просит, милостыню? Сообразила мама — и положила в его ладонь ключи от квартиры (у нас двойная дверь). И я положил свои. Думаю, была бы жива бабушка, и она бы положила. Вот так мы расстались.

На девятый день бабушкиной смерти мама накрыла стол положенными яствами, заказанными в ближайшем ресторане. Ждали генерала. Он обещался, а потом позвонил и извинился — дела. Мы начали угощать друг друга. Позвонил Бобчинский, и я ушел с трубкой в свою новую комнату. Отец гулял с маленьким сыном, приглашал меня присоединиться. Тон мой был до смерти ледяной:

— Вы номером ошиблись, гражданин, отец мой погиб, испытывая самолет.

Бобчинский помолчал немного и тихо произнес:

— Царствие ему небесное.

Добчинский с ним согласился, и оба отключились.

Через полчаса он позвонил маме на домашний телефон и начал выговаривать ей, что она, мол, настраивает сына против него. Мама включила громкую связь и слушала не перебивая.

— Все? Ты знаешь, а я уже начала говорить любопытствующим, что у Лешки никогда не было отца — он зачат из пробирки.

— Не поменяла ему отчество на Пробиркович? — буркнул отец зло.

— Ты знаешь, как раз над этим думаю.

После их разговора я заметил маме:

— Ты строга с ним.

— Так надо. Пусть считает нас неблагодарными — так ему легче будет оправдать свою вину.

И такую женщину он оставил! Глупец! Я уж всерьез начал опасаться, что никогда не влюблюсь в девушку, имея перед глазами живой пример женского совершенства.

— Подожди! — смеялась мама. — Вот встретишь ту, единственную…

На следующий день поехал в институт и написал заявление. В МГИМО меня не отговаривали — а ведь был лучшим учеником курса. Выходил из деканата, и свеженький приказ о моем отчислении уже красовался на доске объявлений. Ну и пусть! Пусть Добчинский малыша своего готовит в дипломаты.

Жаловался Билли на постигшие несчастья:

— Ты можешь чувствовать боль?

— Не знаю. Не задавался целью.

— Шутить ты уже умеешь, научишься сопереживать, и до человека тебе останется совсем немного — пара ног да пара рук. Голова у тебя и сейчас светлее света.

— Человек — субстанция несовершенная, хотя вполне эволюционная. Смертны вы, Создатель, вот в чем беда, и этим ограничен потолок вашего совершенствования. Например, твоего.

— Рано ты меня. Я еще послужу Отечеству.

Мама готовилась лететь в Якутию, собирать самоцветы на песчаных отмелях Холодянки — речка такая. Я купил ей спутниковую мобилу и наказал держать со мною связь — после сессии хотел к ней присоединиться. Благо патрон не заваливал работой, только аккуратно сообщали из администрации — на мой счет перечислена месячная зарплата. Думаю, Президент ждал доклада ГРУ о результатах моего прикрытия. Что они там делали в связи с этим — не знаю. Предложили бы поменять фамилию, имя, отчество — согласился бы с радостью. Все, что нужно было, чтобы натовцы не сели мне на хвост, сделал Билли. Он вел с ними свою игру, водил за нос три самые мощные разведки мира и о результатах своих проделок докладывал мне. Я только диву давался и гордился своим созданием.

Мамин рюкзак стоял в прихожей, когда мы накрыли стол на бабушкины сороковины. Генерал приехал с молодой женой и двумя ее дочками. Поднял тост:

— Несмотря на все происки врагов, число наше растет и МНОЖИТСЯ…

Потом подумал, что к усопшей ни то ни другое никак не отнесешь, прервал свою речь, хлопнул стопарик, покосился на женщин, достал мобилу и с озабоченным видом ушел смотреть бокс по телеку. Женщины завели тихую и печальную беседу. Чтобы не мешать им, я зазвал сестричек в свою комнату. Они мигом освоились. Сначала попросили не сопротивляться, а когда прикрутили меня к креслу, принялись пытать. К сожалению, в ГРУ мне не прививали терпимости к пыткам. Я мигом раскололся и тут же пообещал жениться на них, как только они достигнут совершеннолетия. На обеих. На обоих. На обух. Понукаемый щипками и щекоткой, пел серенады, читал стихи, трепал анекдоты, объяснялся в любви. Веселые девицы-палачицы! Но, как ни странно, они мне нравились. В том, что они были абсолютно похожи, одинаково одеты и напомажены, таился какой-то шарм.

Мама улетела на следующий день. Мне оставался один лишь экзамен, но она не хотела ждать.

Захлопнув зачетку с очередным и последним в этом году «отл», побарабанил ею по костяшкам пальцев, размышляя — сейчас позвонить маме или дома. Тут позвонили мне. И звонили из приемной Президента.

Начинается новая тема, и следует начинать новый рассказ. Этот я, пожалуй, завершу. О Билли вам рассказал. О себе более чем. Впрочем, еще парочку штрихов. Росту во мне сто семьдесят семь сантиметров — на четыре больше, чем у отца. Причем прибавились они за последние два года. Вес — восемьдесят. Нормальный, если учесть постоянный (до печального дня) бабушкин прессинг — «поешь, куда ты голодный». Можно сказать, идеальное сочетание. Волосы светло-каштановые, мягкие, вьющиеся. Мама говорит — у меня привлекательное лицо, но в нем не хватает мужественности. Откуда ж ей взяться — с такой наследственностью.

Великая национальная идея

В известной беседке произошла революция: волнистые попугайчики экспроприировали кормушку, а золотистый кенар эмигрировал на ветви плюща и верещал оттуда о несогласии с Новым порядком.

Президент кивнул на вазу с фруктами:

— Угощайся.

Его отеческое «ты» польстило моему самолюбию.

Патрон потер лоб над переносицей.

— Задача будет не из легких. Но она назрела. Ее решение необходимо…

Мне показалось, Президент убеждает самого себя.

— Россия обновилась, Россия обновляется, идет вперед семимильными шагами. Отстает самосознание нации. И это порождает новые, усиливает существовавшие центробежные силы. А у центростремительных, увы, наблюдается обратный процесс… Наша с тобой задача, — Президент окинул меня взором, будто целую рать перед решительным боем, — создать объединяющую идею. Консолидирующую всех — от мала до велика, от бомжей до олигархов, русских, татар, якутов, тунгусов — всех-всех-всех, живущих под российским флагом. Это понятно?